ью которой являлось «истребление трудового армянского крестьянства»[143].
Несколько сгладило положение решение Баксовета об освобождении из-под стражи всех захваченных в плен мусульман.
В то же время для соблюдения баланса сил азербайджанское население города не подверглось разоружению.
Первые успехи чрезвычайно вдохновили большевиков, немедленно приступивших к экспорту революции в окрестные уезды. Здесь надо подчеркнуть, что начало 1918 г. было самым романтическим временем большевистской революции, когда любые цели казались легко достижимы, а трудности временными и преодолимыми.
Баку являлся ключевым экономическим районом для всей Советской России. Поставки нефти по Каспийскому морю в Астрахань хотя и существенно сократились, а с декабря 1917 г. по февраль 1918 г. и вовсе прерывались, но они оставались единственным источником нефти для ведения гражданской войны в России. За период советской власти в Баку, с апреля по сентябрь 1918 г., в Астрахань было отправлено 77,6 млн пудов нефтепродуктов (для сравнения: в 1916 г. этим маршрутом отправилось 337,1 млн пудов нефтепродуктов)[144]. Отгрузка нефти по другим направлениям в этот период была практически прекращена.
1 мая новый состав Бакинского Совета Народных Комиссаров отмечал, что «гражданская война продолжается и сейчас», а «передовые отряды наших товарищей из Красной армии и Красной гвардии» сражаются в Петровске, Шемахе, Ленкорани, Дербенте, Кубе, Сальянах и т.д.
Широкая революционная экспансия требовала крепких вооружённых сил. Между тем русские части, прибывшие в Баку с ВРК Кавказской армии, быстро таяли. К весне 1918 г. исчезла сама армия, солдаты разъехались: подавляющее их большинство было политически индифферентно, не желало вступать в политическое противоборство и «стремилось во что бы то ни стало быстрее разойтись по домам»[145].
15 апреля 1918 г. было объявлено о создании Красной армии Бакинского совета (Кавказской Красной армии). В этот день Военно-революционный комитет Кавказской армии постановил свести все отряды Красной гвардии, партийные дружины и прочие вооружённые группы в регулярные батальоны Красной армии. Одновременно проводились регулярные принудительные мобилизации в армию рабочих и солдат, была «объявлена регистрация всех офицеров на предмет их мобилизации в Красную армию»[146]. Достаточно нейтральный свидетель событий кадет Б. Байков подчёркивает, что мобилизации велись среди «христианского» населения[147].
Председатель ВРК Г.Н. Корганов стал комиссаром по военным и морским делам в Бакинском совете.
Началось интенсивное формирование вооружённых сил Бакинского совета — уже не на добровольной основе, как это было в период существования Красной гвардии, а на основе обязательной мобилизации, уклонение от которой каралось «самым беспощадным образом»[148]. Формально к концу мая 1918 г. бакинские советские вооружённые силы состояли из 19 стрелковых батальонов, объединённых в четыре бригады. По разным данным, они насчитывали от 13 до 18 тыс. человек (называлась даже цифра в 35 тыс. человек в составе 21 батальона)[149] красноармейцев при двух десятках орудий[150]. Этнически в бакинской армии резко преобладали армяне (по данным военно-морского комиссара Баксовета Г.Н. Корганова, армян имелось до 80 процентов от всего личного состава; по данным комиссара Центральной комиссии по боевому снабжению РККА Тер-Арутюнянца — свыше 90 процентов[151]; по данным представителя Всероссийской коллегии по организации и управлению РККА И. Кузнецова — 95 процентов[152]).
В состав армии в полном составе были включены части формировавшегося армянского корпуса вместе с их начальниками. Возглавили это войско бывшие полковники царской армии армяне Казаров, Аветисов, Амазасп (Сварнцтян). Армянские части почти полностью состояли из фронтовиков-партизан, служивших во время войны в иррегулярных армянских дружинах Кавказского фронта. В своё время они производили большое впечатление своей отличной новой экипировкой, и особенно вооружением — длинными пистолетами системы «маузер» с деревянным прикладом для упора в плечо (отсюда общее прозвище «маузеристы»). В годы войны они стали «очень ценными помощниками» казакам. «К тому же они дрались фанатично, и ни турки, ни курды армян, как и армяне их, в плен не брали. Они уничтожали друг друга в бою безжалостно»[153]. Весной 1918 г. это было уже не то войско, однако оставалась надежда, что на фронте они проявят себя хорошо.
Нельзя сказать, что большевики целенаправленно отбирали в Красную армию армян и эксплуатировали их вражду к азербайджанцам и туркам. Это был союз ради выживания. Б. Байков отмечал, что в позиции армян, поддержавших большевиков, определяющую роль сыграло откровенно нетерпимое отношение к армянской нации ведущей азербайджанской партии «Мусават». Тот же Байков отметил причину популярности большевиков среди армян: даже «правоверные кадеты» из числа армян считали, что «на Кавказе большевики делают «русское» дело»[154]. Иными словами, как это ни парадоксально, большевики воспринимались армянским (да и русским) населением как продолжатели царской политики с её преференциями христианам. На фоне пестроты противостоявших друг другу кавказских народов, дополненной многочисленными интервентами (турками, англичанами, немцами), большевистские силы выделялись именно значительным удельным весом русских в своём составе. Имидж русской армии как защитницы христианского населения Закавказья после развала Кавказского фронта старой армии остался вакантен и достался большевикам автоматически ввиду полного отсутствия конкуренции.
Бакинские большевики сами вольно или невольно смешивали понятия «русский» и «советский». «Единственное спасение Баку, — доносил в Москву коммунар Б. Шеболдаев, — это присылка немедленно не менее 4000 красноармейцев… надёжных в смысле партийном и, в крайнем случае, в смысле крепкой русской советской ориентации»[155] (здесь и далее курсив мой. — А.Б.). В другом донесении представитель Бакинского Совнаркома пишет о большой силе «обаяния», «которое приобрели русские войска среди местного населения»[156], и т.д. То же самое отметили и в штабе Добровольческой армии: «Русское и армянское население города без различия партий стало на защиту города, как части единой России»[157]. Начальник политической канцелярии Добровольческой армии полковник Д.Л. Чайковский обратил внимание на «старательно подчёркиваемый русско-государственный централизм» бакинских большевиков[158]. Отождествление большевистских и русских войск — важный аспект истории Красной армии и большевизма в целом в Закавказье.
Большевики были открыты для сотрудничества. «Мы никогда не были доктринёрами», — заявлял Шаумян и готов был «идти на некоторые уступки до некоторого предела», определявшегося интересами удержания власти в Баку[159]. Поэтому они не стеснялись делать предложения любым силам, в том числе националистическим. Так, большевики тесно контактировали с представителями дашнакской партии, как в Баку, так и в Тбилиси. По словам Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям»[160].
Предложение о сотрудничестве получили и защитники Муганской области (Ленкоранского уезда Бакинской губернии) — самого южного уезда Бакинской губернии, где компактно проживали русские переселенцы. Отряд муганцев состоял из русских пограничников под командованием полковника Ильяшевича. Это была достаточно мощная сила (до 10 тыс. человек при 20 орудиях, 50 пулемётах, нескольких бронемашинах и эскадрилье гидропланов)[161], правда, как и другие части бывшей русской армии, в немалой степени затронутая «митингами и сумлениями»[162]. Такая вполне боеспособная единица была очень привлекательна для бакинских большевиков. Первоначально они оказали муганцам немалую помощь оружием, боеприпасами. К пограничникам приезжал один из руководителей коммуны П.А. Джапаридзе (Алёша), который своей образованностью и манерами даже на чрезвычайно скептически настроенного к большевикам муганского офицера В.А. Добрынина произвёл впечатление человека «не глупого, самостоятельного и даже культурного». Джапаридзе, имевший у большевиков репутацию «товарища несколько оппортунистического характера»[163], обращался к муганцам «господа офицеры» и не возражал против ношения ими погон[164]. Только географическая удалённость Мугани от Баку и разразившийся вскоре кризис Коммуны помешали этому своеобразному союзу новой Советской армии и осколка старой Российской.
Преобладание в армии армян ставило на повестку дня определение их позиции к мусульманскому населению. Главнокомандующий Бакинскими вооружёнными силами Г.Н. Корганов докладывал Ленину, что преобладание в армии солдат-армян