Бакинский совет через своего представителя в персидском порту Энзели И.О. Коломийцева уже не первый месяц имел прямой контакт с представителем Бичерахова поручиком Селимом Альхави — молодым офицером арабского происхождения, знавшим восточные языки. Альхави являлся адъютантом командира корпуса генерала Баратова. По поручению последнего он отвечал за приём в порту имущества корпуса, следовавшего со складов в Хамадаме, Казвине и Реште. Бичерахов Альхави также доверял полностью; между ними сложились равноправные отношения, несмотря на разницу в звании и возрасте. В дальнейшем он поручил Альхави от своего имени вести важнейшие переговоры с Бакинской коммуной («полномочия даю вам полные и по всем вопросам во всех отношениях и в решительном смысле»)[207].
Бакинский совет позиционировал себя полномочным представителем центральной власти в Закавказье, чьей задачей, в частности, являлось обеспечить планомерную эвакуацию русских войск и имущества из Персии[208]. Не видя перед собой иных представителей власти, сначала командир корпуса генерал Н.Н. Баратов, а затем и Бичерахов честно сдавали имущество корпуса Энзелийскому ревкому (полное название — Военно-революционный комитет Восточно-Персидского района Кавказского фронта; позднее — Военно-революционный комитет Восточно-Персидского фронта)[209], который отправлял полученное в Баку. Это артиллерийское и инженерное имущество, крупная авточасть, медикаменты, 12 тыс. пудов риса и многое другое[210]. В обмен отряд Бичерахова получал деньги, но большей частью — бензин и масла для своего многочисленного автопарка[211].
Не без некоторых неувязок между Бичераховым и Баксоветом завязалась устойчивая взаимовыгодная деловая связь. Столь же крепкие деловые взаимоотношения установились и между представителем Бичерахова в порту Энзели поручиком Альхави и Энзелийским ревкомом (И. Коломийцев, А.П. Челяпин, Н. Джигитян и др.). «Товарищ» Альхави был даже переназначен ревкомом в своей должности начальника гарнизона, тем самым легализовавшись в глазах советской власти. К лету 1918 г., в связи с тем что численность большевистски настроенных солдат в Энзели резко сократилась, сократилось и влияние ревкома, в то время как Альхави, по свидетельству Денстервилля, стал настоящим «королём Энзели», и это положение ему «очень нравилось»[212].
Бичерахов, судя по всему, относился к эвакуации ответственно, считая своим долгом переправить в Россию «более ста тысяч пудов народного русского добра», и готов был отказаться от неё и «ехать домой» лишь после того, как на него резко усилилось давление со стороны партизан Кучук-хана, поддерживаемых многочисленными русскими революционными комитетами[213].
Большевики явно не ожидали таких подарков судьбы. Ещё в феврале они настраивались силой вырывать «народное достояние из цепких лап английских империалистов» и «продавшимися им Баратовыми и других русских офицеров»[214]. Теперь же они имели все основания для симпатий к Бичерахову. Представители Энзелийского ревкома (в частности, дашнак Джигитян) первыми вели официальные переговоры с Бичераховым и оказали значительное влияние на формирование положительного мнения о нём у председателя Бакинского СНК Степана Шаумяна. Чтобы не раздражать Бичерахова, а заодно и сохранить отряд боеспособным, «товарищ Степан» «определённо приказал» запретить вести среди казаков революционную агитацию[215].
Шаумян в донесениях в Москву настаивал: «Все, кого я уполномочивал вести с ними переговоры, и лица, многие годы знающие его и знакомые с его отрядом, — все уверяли в его порядочности»[216]. Он убеждал центр в том, что «мы должны без колебаний принять его услуги», и часто употреблял термин «использовать» в том смысле, что ему удастся навязать Бичерахову свою волю. Шаумян делал упор на его личных качествах и аполитичности, присущей Бичерахову, как профессиональному военному. Ещё не познакомившись с Бичераховым лично, Шаумян явно был им очарован. «Он полковник по чину, старый вояка, много раз раненный, с высохшей правой ногой и недействующей левой рукой, человек с большим обаянием, очень деятельный, по-своему честный, который не подведёт», — доносил он Ленину[217].
В свою очередь, Бичерахов уверял бакинских большевиков в том, что не претендует на власть в регионе, что «ни в политике, ни в социализме ничего не понимает». «Я казак: умею немного воевать, немного понимаю в военном деле»[218]. Бичерахов как будто чурался политики: «Имейте в виду, я к власти не стремлюсь, если моей работе не будут мешать, то я могу принести пользу. Предупредите, что я разговорами не умею заниматься и не буду»[219]. Свою политическую позицию он формулировал в то время довольно туманно: в Учредительное собрание он не верит, поскольку его решения некому будет проводить в жизнь на местах, пока не укрепится советская власть. Отсюда его тезис: «Вижу спасение в советской власти»[220]. В начале апреля 1918 г. политическую позицию Бичерахов формулировал следующим образом: «Ввиду создавшейся уже на внешнем турецком и внутреннем татарско-бакинском фронтах обстановки… необходимо возможно безболезненней провести в Энзели союзников, которые из Энзели будут поддерживать нашу борьбу против немецкой и турецкой ориентации в Кавказском крае… По моему малому разумению, без поддержки извне погибнет и армянское дело и советская власть и русская ориентация в Баку…» — сообщал он в письме Альхави 7 апреля[221].
Вопрос о связях Бичерахова с англичанами не мог не стать на повестку дня при обсуждении возможного сотрудничества с большевиками. Шаумян признавал, что в глазах большевистского руководства страны он «наёмник англичан» и «это оставляет некоторые сомнения»[222]. В то же время Бичерахов считал сепаратные от англичан действия заранее обречёнными на неудачу.
25 апреля он заявил большевикам, что готов взять на себя защиту Баку «в том случае, если мне не будут мешать держать прочную связь с англичанами, так как на этом новом фронте единственную поддержку могут оказать только англичане — и оружием, и патронами, и деньгами, а если понадобится, то и войсками»[223]. Он успокаивал большевиков: «Имею полную гарантию того, что в политическую жизнь страны они не вмешаются. Я полагаю, что их непосредственно приглашать не придётся. Но пользоваться в борьбе против панисламизма их оружием и деньгами необходимо»[224].
Разумеется, Баксовету было хорошо известно о тесной связи Бичерахова с английской миссией. Через союз с Бичераховым они рассчитывали воспользоваться помощью англичан. Прямой контакт с ними, разумеется, сильно дискредитировал бы большевиков. По словам Шаумяна, «без англичан нам не справиться с турками. Но нам подтверждать связь официальную с англичанами равносильно объявлению войны Германии»[225]. На его докладе, в котором сообщалось о «неофициальном использовании» англичан, была оставлена резолюция Л.Д. Троцкого, который от имени СНК особо подчеркнул, что бакинцы могут рассчитывать на то, что правительство «приложит все усилия в поддержке вас морально и материально в борьбе за советскую власть»[226].
Предварительное соглашение, подписанное от имени Бичерахова поручиком Альхави, имело следующую редакцию: «Бичерахов признаёт Советскую власть, как Всероссийскую, так и Бакинскую. Бичерахов назначается командующим одной из частей Кавказской Красной армии и находится под контролем комиссара по военным и морским делам Курганова. В операционном отношении он пользуется самостоятельностью, но все его приказы скрепляются подписью комиссара. Временное приостановление или прекращение военных действий зависит от Бакинского Совета Народных Комиссаров. Боевые задачи разрешаются штабом и приводятся в исполнение командующим самостоятельно. Отряд Бичерахова получает содержание от Бакинского Совнаркома на общих основаниях и входит в состав Кавказской Красной армии. Бакинский Совнарком берёт на себя содержание всех отрядов, которые могут быть организованы Бичераховым в дальнейшем на Северном Кавказе и которые также войдут в состав Красной армии»[227].
Генерал Денстервилль объяснял желание Бичерахова «сделаться красным» сугубо прагматичными причинами: мол, таким способом он пытается пробраться на Северный Кавказ. «Он говорит своему отряду: мы идём домой через Тифлис по Военно-Грузинской дороге»[228].
Однако путь через Тифлис сквозь боевые порядки турецко-азербайджанских, а затем и грузинских войск не кажется самым кратким и безопасным, какой мог быть выбран «для отвода глаз». Для объяснения причин перехода Бичерахова на сторону большевиков необходимо, как представляется, обратить внимание на его понимание бакинской власти. Не искушённый в политике казачий войсковой старшина, проведший многие годы на задворках империи, искренне принимал большевиков за представителей законной — «русской», в его понимании, власти.