«Всё, что мы платим ему, не идёт в его карман, а честно расходуется на военные нужды…»[295] Вообще многие современники, в том числе и большевики, отмечали щепетильную честность Бичерахова. Ведомости расхода денежных сумм в отряде велись идеально и сохранились поныне.
Напротив, Бичерахов тратил большие суммы на благотворительность, и тому есть множество документальных подтверждений. Так, пострадавшим при пожаре парохода «Адмирал Корнилов» морякам был выплачен тройной оклад — 156 тыс. рублей[296]. В декабре 1918 г. выделено 273 тыс. рублей на содержание бывших чинов штаба Кавказского фронта, оставшихся без средств. Будучи уже в Дагестане, через ротмистра Вознесенского Бичерахов передавал деньги (200 тыс. рублей) на нужды Русского национального комитета, занимавшегося помощью русским жителям Баку[297]. В делах отряда можно обнаружить несколько десятков распоряжений о денежной помощи конкретным частным лицам — в основном малоимущим жителям Баку — на суммы до нескольких десятков тысяч рублей.
В заключение этой темы отметим, что скорее бакинские большевики ограбили Бичерахова, чем наоборот. В Баку в своё время была задержана значительная сумма денег, отправленная на содержание отряда ещё Временным правительством (10,5 млн кран серебром), а также 240 тыс. пудов сахара, предназначавшихся для продажи в Персии. Ничего из указанного корпус так и не получил[298]. Огромную денежную сумму вывезли из Баку в Петровск сами большевики уже после ухода Бичерахова — 30 млн рублей[299].
Преображение Бичерахова
1 августа власть в Баку подхватила Диктатура Центрокаспия и Временного исполнительного комитета Совета — весьма аморфная политическая структура, состоявшая из эсеров, меньшевиков и дашнаков, взявшая курс на сотрудничество с англичанами. Интенсивные бои на подступах к Баку и на его окраинах (районах Биби-Эйбат и Баилов) продолжались до 5 августа, уже под руководством Диктатуры. Отчаянной контратакой в рабочем пригороде Баку Биби-Эйбат противника удалось отбросить, нанеся ему большие потери — до 500 человек убитыми и ранеными[300]. После этого активные боевые действия на время прекратились.
Однако бакинская эпопея Бичерахова на этом не закончилась, а продолжилась, но уже в совершенно новом для него качестве.
Диктатура Центрокаспия (члены — Леммлейк, А. Велунц, Бушев, Г. Айолло, А. Аракелян, Печенкин, Мелик-Еолчан, Ермаков и др.) по своей инициативе сразу же объявила Бичерахова командующим войсками бакинского фронта. Бичерахов объявил своему отряду о предложении со стороны Диктатуры 4 августа: «В Баку переворот, большевики от власти отстранены. Власть, по воле народа, взял Каспийский флот, установив диктатуру… Мне предложен пост Главнокомандующего войсками Кавказа, сухопутными и морскими. Баку ещё обороняется»[301].
Понятно, что в той ситуации Диктатура нуждалась в Бичерахове значительно больше, чем Бичерахов в Диктатуре. Уже после его назначения Диктатура «умоляла» Бичерахова взять командование в свои руки[302]. Переговоры с ним действительно в эти дни велись. «С Бичераховым вели переговоры и, кажется, решили благоприятно», — 31 июля телеграфировали в Энзели своим представителям руководители Центрокаспия[303].
Щекотливое положение главнокомандующего, отсутствующего на линии фронта, Диктатура объяснила в бакинских газетах тем, что «главнокомандующий полковник Бичерахов» ведёт боевые операции «на другом фронте». Диктатура пыталась «выжать» пользу из его отсутствия: «Занятие им Дербента, а затем и Петровска означает большой шаг вперёд в смысле достижения нами намеченных целей и значительно приближает его и нас к его единомышленникам с Северного Кавказа, от которых мы теперь сможем получать реальную помощь в виде продовольствия и боевой силы»[304] «Впредь, до установления правильной постоянной связи» с Бичераховым, командующим войсками и флотом был назначен генерал-майор Г.А. Докучаев[305], бывший командир бригады 5-й Кавказской стрелковой дивизии. Надежды на казачий отряд действительно возлагались большие. «В Баку много злоупотребляют именем Бичерахова», — доносили и самому Бичерахову из Баку[306].
Связи с Баку у отряда порваны не были. Член Диктатуры Печенкин был отправлен вслед бичераховцам для связи и представительства. В свою очередь, в Баку остался ротмистр В.Г. Воскресенский, отвечавший за эвакуацию имущества отряда. Ещё один представитель Бичерахова, начальник тыла отряда Т. Савлаев, из «старых партизан» отряда, являлся начальником штаба при генерале Докучаеве и одновременно уполномоченным Бичерахова по формированиям.
Сам Бичерахов, хотя формально и согласился на пост главнокомандующего, достаточно длительное время не решался взять на себя новую роль защитника Кавказа. Первая весточка от него была обнародована в Баку лишь 16 августа. В этот день на первой полосе официоза Диктатуры Центрокаспия «Бюллетеней Диктатуры» было опубликовано «радио от Бичерахова», как ни в чём не бывало сообщавшего горожанам о том, что он осаждает Дербент, а также считает нужным захватить и Петровск. Он утверждал, что петровские большевики захватили несколько его офицеров, после чего он решил штурмовать Дербент (о пленении и отправке в Астрахань пяти представителей штаба Бичерахова писала и противная сторона)[307]. Бакинцам он пообещал 10 тысяч вооружённых горцев и хлеб, выразив одновременно уверенность, что турки до этого времени Баку не возьмут[308]. Понимая, что с оставленными им горожанами необходимо объясниться, в следующем своём обращении, опубликованном 18 августа, он заявил, что ушёл в тот момент, «когда Баку был уже в безопасности, а я отрезан»[309].
Первое время он предоставил своим представителям на Кавказе действовать в инициативном порядке, сообразуясь с обстановкой. Так, 21 августа он телеграфировал Воскресенскому: «Инструкции давать не могу, не зная положения. Вы знаете мои взгляды. Вы на месте. Вам виднее. Действуйте по совести и долгу перед родиной»[310]. В то же время Бичерахов давал понять, что одобряет власть Диктатуры Центрокаспия, отправил груз соломы, ячменя и риса («Знаю, что бакинские войска в этом очень нуждаются»), помог изданию газеты Диктатуры. Наконец, Бичерахов одобрил формирование новых воинских частей в Баку взамен ушедшим с большевиками («Очень рад, что в Баку формируются войска») и изначально взял их на своё содержание[311].
Не вмешивался Бичерахов и в трагическую судьбу бывшего руководства Бакинской коммуны — тех самых двадцати шести бакинских комиссаров, гибель которых стала одной из самых знаменитых легенд Гражданской войны. Как известно, Диктатура Центрокаспия не позволила большевикам отплыть в Астрахань после сложения ими власти. Две недели после этого многотысячные большевистские войска со всем вооружением стояли лагерем на Петровской площади в Баку и однажды даже поддержали продолжавшие оборону бакинские части артиллерийским огнём. 14 августа большевики захватили несколько пароходов и предприняли вторичную попытку отплыть в Астрахань. Однако после артиллерийского обстрела со стороны кораблей Центрокаспия им пришлось вернуться в Баку. На этот раз руководители большевиков были взяты под стражу. Вооружённые отряды большевиков были разоружены. Не обошлось без Воскресенского, который горячо настаивал на разоружении большевистской пехоты и сочувствовал большевикам экипажей военных кораблей. («Настаиваю на аресте комиссаров, решивших удрать с Петровым… После Петрова хотим разоружить [канонерскую лодку] «Карс»)[312].
Но к последней, самой драматичной странице истории бакинских комиссаров уже ни Воскресенский, ни тем более Бичерахов прямого отношения не имели. В день эвакуации из Баку англичан, 14 сентября, воспользовавшись паникой, большевики освободили своих соратников, томившихся в тюрьме. Инкогнито они сели на пароход «Туркмен», на котором находилась самая разнообразная публика: армянский отряд Татевоса Амирова, женщины, дети, даже два английских офицера из отряда Денстервилля. Команда отказалась вести пароход в большевистскую Астрахань ввиду того, что на пароходе оставалось мало запасов топлива и пресной воды. Кроме того, в Астрахани, как говорили, начался голод. Молодой и горячий большевик Анастас Микоян, участвовавший в освобождении комиссаров из бакинской тюрьмы, простодушно предлагал завладеть оружием и «сбросить в море» тех, кто не согласен идти на Астрахань, но был осажен старшими товарищами[313]. Выбор стоял между ближайшими портами: Петровском, Энзели и Красноводском. «Было известно, что в Петровске хозяйничает Бичерахов», — вспоминал сын Степана Шаумяна Лев, также находившийся на пароходе. В Энзели — англичане. «А о положении в Красноводске не было точных сведений, и поэтому он представлялся меньшим злом»[314]. «Туркмен» направился в Красноводск, где продовольствия, опять же по слухам, было вдоволь.
Прямо на рейде Красноводска Степан Шаумян был выдан одним из пассажиров представителям эсеровского Закаспийского временного правительства (присутствие большевиков на борту «Туркмена» ни для кого не было секретом). Затем по списку на раздачу пищи (в котором далеко не все были комиссарами), обнаруженному у Г.Н. Корганова, были арестованы ещё 34 человека. Некоторые из них, в основном женщины и молодые люди, вскоре были отпущены на свободу, а 26 человек расстреляны 20 сентября на 207-й версте Закаспийской железной дороги между станциями Перевал и Ачха-Куйма. Решение о расстреле принималось ашхабадским Закаспийским временным правительством во главе с Ф.А. Фунтиковым