Рачковский быстро повернулся к Азефу, как бы говоря: «что же ты думаешь, что я тебя боюсь что ли?» Азеф проговорил как бы нехотя.
— Готовят как будто. Не знаю.
— Надеюсь не центральный? — подходя, заметался Рачковский. — Думаю, что мимо вас это не идет?
— Нет, не центральный — оправляя жилет, мельком скользнув по Рачковскому, сказал Азеф.
— Что ж, министерский?
Сделав вид, что ему не так уж это интересно, Азеф поднялся.
— Готовят, Петр Иванович, акт, но вы теперь лицо неофициальное, я собственно не имею права — улыбался вывороченными губами Азеф.
— Хо-хо! куда хватили! — хлопнул по плечу Рачковский — а вы не бойтесь, дорогой! — вдруг заговорил Рачковский, смело и близко придвигаясь, подчеркивая каждое слово произнес: — И не такие опалы бывали, важно одно, а там и я в опале не буду, да и вы, милый друг, не с олухами работать будете и не за такие гроши рисковать петлей.
И пристально глядя Рачковский проговорил:
— Ведь не хочется в петле-то висеть, а?
Азеф понял. Но захохотал.
— Чего же смеетесь? — обидчиво сказал Рачковский.
— Да так, Петр Иваныч.
— Ну да —, протянул Рачковский и, задерживая руку Азефа, опять придвигаясь, проговорил:
— А вы бросьте, батенька, подумайте-ка, не шучу говорю. Надо выходить на дорогу, да, да. Мои связи-то знаете?
Азеф с удивлением чувствовал, у Рачковского сильная рука. Рачковский крепко сжимает его плавник, говоря «знаете», сдавил почти до боли.
— Попробуем счастья — бормотнул Азеф. Рачковский мог даже бормотанья не расслышать. Но он говорил, ведя к двери:
— Сегодня же нас покидаете?
— С вечерним.
Выйдя на лестницу, Азеф стал сходить по ней медленно, как всякий человек обремененный тяжелым весом.
Савинков был уверен в убийстве. Наружное наблюдение сулило удачу. Слежка выяснила маршрут. Экспансивность Покотилова уравновешивалась хладнокровием Сазонова. Нервность Каляева логикой воли Швейцера. Одетый в безукоризненный фрак Савинков, торопясь, ехал на маскарад. Лысеющую голову расчесал парикмахер на Невском. У Эйлерса куплена орхидея. Когда Савинков подымался озер-каленной, сияющей лестницей меж пестрого газона масок, кружев, блесток, домино, был похож на золотого юношу Петербурга, ничего не смыслящего в жизни кроме танца. Был пшютоват, говорил с раздевавшим лакеем тоном фата. Трудно было заподозрить террориста.
В зале гремели вальсом трубачи. Зал блестящ, громаден. Танцовала тысяча народу. Найти среди масок Азефа представлялось невероятным. Савинков перерезал угол зала, красное домино рванулось к нему, взяло за локоть и тихо сказало:
— Я тебя знаю.
Это была полная женщина. Савинков засмеялся, освобождая локоть.
— Милая маска, ошибаешься. Ты меня не знаешь так же, как я тебя.
— Ну все равно, ты милый, пойдем танцовать.
— Скажи, где ты будешь, я подойду после, я занят.
— Чем ты занят?
Три белых клоуна завизжали, обсыпая Савинкова и маску ворохом конфетти, обвязывая серпантином. Савинков хохотал, отстраняясь. Маска опиралась о Савинкова, прижимаясь. Было ясно, чего хочет красное домино.
Из коридора Савинков увидал: — в черном костюме, только что причесанный парикмахером, по лестнице подымался Азеф. Он был слегка напудрен. Шел уверенно, солидно, как хороший коммерсант, не торопящийся с развлечениями маскарада.
— Знаешь, маска, не сердись, иди в зал…
— Нет, ты обманешь.
— Слушай, говорю прямо: иди, ты надоела.
— Негодяй — прошипела маска, ударяя по руке веером и пошла прочь.
Савинков видел, Азеф поздоровался с стоящим в двери молодым человеком, в элегантном светлом костюме. Человек был лет двадцатипяти, крепок, невысок, напоминал англичанина.
Савинков знал, Азеф его заметил. Не упуская Азефа и молодого человека, тронулся. В буфете, догнав, положил руку на плечо Азефа.
— Ааа — обернулся Иван Николаевич, дружески беря под руку Савинкова — познакомьтесь.
Савинков пожал руку молодому человеку. Тот сказал:
— «Леопольд».
Савинков догадался — Максимилиан Швейцер.
Буфет купеческого клуба звенел тарелками, вилками, несся хлоп открываемых бутылок. Маски, люди без масок, заполнили столы. Напрасно Азеф с товарищами искал места. Но лакей провел их в зимний сад. Тут под пальмами они были почти что одни. Азеф был сосредоточен. Савинков перекинулся с Швейцером незначащими фразами. Швейцер показался похожим на автомат: уверенный и точный.
— Вы привезли динамит? — проговорил тихо Азеф, обращаясь к Швейцеру.
— Да.
— И приготовили снаряды?
— Да.
— Сколько у вас?
— Восемь. Могу сделать еще три — сказал Швейцер, затягиваясь папиросой.
— Так, так — подумав, сказал Азеф.
— А как у тебя наблюдение, Павел Иванович?
— Хорошо. Егор и Иосиф трижды видели карету. Оба извозчика стоят у самого департамента.
— Это опасно, предупреди, чтобы не делали этого.
— Я говорил. Они не замечают никакого наблюдения.
— Все таки предупреди. У самого дома стоять не к чему. Это не нужно. А как «поэт»? И как ты предполагаешь, у тебя есть план?
— Да, наружного наблюдения совершенно достаточно. Оно выяснило, что по четвергам Плеве выезжает с Фонтанки к Неве и по Набережной едет к Зимнему. Возвращается той же дорогой. Раз это ясно. Раз снаряды готовы. Люди есть. Так чего же недостает? Плеве будет убит, это арифметика.
Азеф посмотрел на него, сказал.
— Не только не арифметика, но даже не интегральное исчисление. Так планы не обсуждают. Если б все так гладко проходило, мы б перебили давно всех министров.
Швейцер молчал, не смотря ни на одного из них.
— Никакого интеграла тут чет — вспыльчиво проговорил Савинков — план прост, а простота плана всегда есть плюс.
— Ну, говори без философии, — улыбаясь перебил Азеф — как ты думаешь провести?
— Лучше всего так. Покотилов хочет во что бы то ни стало быть метальщиком. Так пусть…
— Что значит во что бы то ни стало? — перебил Азеф.
— Он говорит, что его опередил Карпович, Бал-машов, Качура, что он не может ждать.
— Какая чушь! Мне наплевать может он иль не может ждать. Я начальник БО и кого назначу, тот будет метать. Из-за истерики Покотилова я не рискую делом.
— Дело тут не в истерике. Покотилов хороший революционер, я в нем уверен. Он сделает дело. И я не вижу оснований, почему ему не итти первым?
— Ну? — перебил Азеф.
— Покотилов с двумя бомбами сделает первое нападение прямо на Фонтанке у дома Штиглица. Бо-ришанский с двумя бомбами займет место ближе к Неве. Если Покотилов не сможет метать или метнет неудачно, то карету добьет Абрам. Сазонов извоз чиком тоже возьмет бомбу и станет у департамента полиции. Если ему будет удобно метать бомбу при выезде Плеве, он будет метать.
Азеф чертил карандашом по бумажной салфетке, казалось, даже не слушая.
— Ну а если Плеве поедет по Пантелеймоновской и по Литейному, тогда что? — презрительно смотрел на Савинкова.
— Тогда на Цепном мосту будет стоять Каляев. Если Плеве поедет по Литейному, Каляев даст знак, Покотилов с Еоришанским успеют перейти.
— Ерунда — сказал Азеф — этот план никуда не годится. Это не план, а дерьмо. С таким планом нищих старух убивать, а не министра. Дело надо отложить. Тобой сделано мало, а с недостаточностью сведений нельзя соваться. Это значит только губить зря людей и все дело. Я на это не соглашусь.
— Человек! — махнул Азеф лакею — бутылку сельтерской!
Савинков был взбешен. Сердило, что незаслуженные упреки говорятся при новом товарище. Он выждал пока лакей откупоривал задымившуюся бутылку и наливал Азефу в стакан. Когда лакей отошел, Савинков заговорил возбужденно.
— Если ты недоволен моими действиями, веди сам. С моим планом согласны Сазонов, Покотилов, Мацеевский, «поэт», Абрам, я не знаю мнения товарища «Леопольда» — обратился он в сторону спокойно сидящего Швейцера — все же другие товарищи уверены, что при этом плане 99 % за то, что мы убьем Плеве.
— А я этого не вижу — сказал#Азеф, отпивая сельтерскую.
— Тогда поговори сам с товарищами, может они тебя убедят.
— Надо бить наверняка. А не наверняка бить, так лучше вовсе не бить. — Азеф откинулся на спинку стула, смотря на взволнованного Павла Ивановича.
— Как знаешь, я свое мнение высказал. Я его поддерживаю — сказал Савинков. — Дай тогда свой план.
Азеф молчал.
— Как вы думаете, товарищ «Леопольд»? — обратился он к Швейцеру.
Швейцер взглянул на Азефа спокойно и уверенно.
— Моя задача в этом деле чисто техническая. Я ее выполнил. Восемь снарядов готовы. Что касается плана Павла Ивановича, то думаю, при некоторой детализации он вполне годен. — Сказав он замолчал, не глядя на собеседников.
— А думаю, что это плохой план — упрямо повторил Азеф — и на этот план я не дам своего согласия.
В это время в дверях зимнего сада появилось красное домино под руку с средневековым ландскнехтом. Савинкову показалось, маска указала на него кавалеру. Азеф увидел ее косым глазом и легши на стол тихо проговорил:
— Что это за красное домино, Павел Иванович? Она была с тобой?
Лицо Азефа побледнело. Не меняя позы сидел Швейцер. Домино шло, смеясь с пестрым ландскнехтом.
— Чорт ее знает, пристала просто.
— Это может быть совсем не просто — бормотал Азеф — до какого чорта ты неосторожен. Надо платить и расходиться.
— Да говорю тебе, просто пристала.
— А ты почем знаешь, кто она под маской? — зло сказал Азеф. И откинувшись на спинку стула, как бы спокойно крикнул:
— Человек! Счет!
Все трое, вставая, зашумели стульями. И разошлись в разные стороны в большом танцевальном зале. Первым из клуба вышел Азеф. Он взял извозчика. И только, когда на пустынной улице увидал, что едет один, слез, расплатился и до следующего переулка пошел пешком.
«Убьют» — говорил находу. «Теперь не удержишь». Но вдруг Азеф улыбнулся, остановившись. «Если отдать всех? Тысяч двести!» — пробормотал, и пот выступил под шляпой. «Полтораста наверняка». В мыслях произошел перебой. Когда пахло деньгой, чувствовал всегда захватывающее волнение. «Надо увидаться с Ратаевым, завтра же» — сказал Азеф и свернул в переулок.