рафы, это не было простым совпадением.
Кроме Москвы президент Франции побывал и в других советских городах. А двадцать пятого июня генерал вместе с Николаем Подгорным прибыл на космодром Байконур. Он стал первым иностранным лидером, увидевшим запуск русского спутника.
В тот же день президент вылетел в северную столицу России. Здесь он говорил ленинградцам о том, что счастлив находиться в городе, который дал миру революцию. Кроме того, де Голль отметил, что город на Неве внес большой вклад в общую победу над гитлеровцами.
Заканчивая свою речь перед ленинградцами, генерал сказал по-русски:
— Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия!
В Ленинграде президент Франции посетил Пис-каревское мемориальное кладбище, где оставил запись в книге почетных гостей: «К павшим Ленинграда обращены мысли дружественной Франции. Шарль де Голль».
Не менее теплый прием ждал генерала в столице Украины. В своем выступлении перед киевлянами де Голль вспомнил, что киевская княжна Анна Ярославна была женой французского короля Генриха I.
Двадцать восьмого июня де Голль прибыл в Волгоград, где он уже был в 1944 году.
— Я снова в этом самом героическом из городов, — сказал он, — я снова здесь, чтобы доложить вам о нашей второй победе, победе мирного труда и победе над разрухой!
Двадцать девятого июня генерал де Голль давал прием в посольстве, на котором присутствовали Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие менее значительные советские и партийные лидеры.
Во время десятидневного визита де Голль вел интенсивные переговоры по самым важным проблемам международной политики и европейской безопасности, обменивался мнениями по германскому вопросу.
Договаривающиеся стороны высказались за создание атмосферы разрядки между Востоком и Западом Европы, за развитие отношений между всеми странами континента при взаимном уважении и невмешательстве в их внутренние дела. Рассматривалось положение на Юго-Востоке Азии.
Результаты переговоров были закреплены в совместной советско-французской декларации.
Первого июля де Голль отбыл на родину.
1967 год
В первое десятилетие Пятой республики ее экономика сделала значительный шаг вперед.
Развитие прикладных и фундаментальных наук предопределило научно-техническую революцию, плодами которой с успехом пользовались французские промышленные предприятия.
Так, объем промышленного производства вырос почти на шестьдесят процентов, а объем внешней торговли почти в пять раз превысил довоенный уровень.
Уже к 1965 году Франция расплатилась со своими внешними долгами и превратилась в страну-кредитора, прочно заняв третье место в мире по экспорту капитала.
На лидирующие позиции в мире вышли многие отрасли промышленности: нефтяная, химическая, автомобильная, авиационная. Выпуск грузовых автомашин возрос более чем в десять раз по сравнению с довоенным уровнем, в четыре раза увеличилось потребление нефти.
Объективно вырос жизненный уровень населения. То, что еще совсем недавно казалось людям атрибутами роскоши, превратилось в предметы повседневного быта. Производство легковых автомобилей по сравнению с уровнем 1940 года выросло в пятнадцать раз. Телевизоры, стиральные машины стали товарами народного потребления.
Десять процентов капиталовложений во французскую экономику составлял иностранный, в основном американский и западногерманский, капитал, инвестированный в первую очередь в новейшие отрасли промышленности (радиоэлектроника, переработка нефти и газа).
Значительные перемены произошли в сельскохозяйственном секторе, производительность труда в котором резко увеличилась благодаря повышению квалификации инженерно-технических кадров и рабочих, а также использованию новейшей техники. Индустриализация и интенсификация сельского хозяйства вывела Францию на второе место в мире после Соединенных Штатов по экспорту продовольствия.
За десятилетие Пятой республики население Франции увеличилось с сорока пяти до пятидесяти миллионов человек. Возросло число людей, занимающихся умственным трудом — с одного до трех миллионов человек. Рабочий класс насчитывал восемь миллионов французов. Постепенно увеличивалось количество иммигрантов из бывших французских колоний.
Двадцать четвертого мая 1967 года де Голль встретился с министром иностранных дел Израиля Эбаном.
— Франция выступает против новой войны на Ближнем Востоке, — сказал президент израильтянину. — Мы сделаем все, чтобы предотвратить эту войну.
— Израиль не менее Франции хочет мира, — ответил министр. — Но моя страна постоянно находится на грани военных действий с арабами. Мы готовы вести любые переговоры на любом уровне, но нас не хотят слушать!
— Франция, безусловно, будет считать агрессором ту страну, которая первой начнет боевые действия, — отрезал де Голль. — И военную помощь мы будем оказывать той стороне, которая подвергнется агрессии.
…Едва придя к власти, де Голль выступил с резкой критикой проекта Бен-Гуриона собрать на территории Земли Обетованной четыре-пять миллионов евреев со всего мира.
После начала Шестидневной войны, завершившейся полной победой израильского оружия, де Голль выступил защитником арабских интересов. Он наложил эмбарго на продажу в Израиль истребителей «Мираж», прекрасно проявивших себя в войне, вертолетов и другой боевой техники.
Тем не менее арабские страны потерпели жестокое поражение.
Позже Никита Хрущев писал:
«Я до сих пор не могу понять, как могли допустить до полного разгрома египтян. Советский Союз несет свою и очень большую ответственность за происшедшее. Мы могли бы удержать Насера от неподготовленной войны, могли правильнее оценить обстановку уже после начала боевых действий. Вообще следовало не добиваться ликвидации существования государства Израиль и иными средствами стремиться к равноправию арабов Палестины. Недоучли и силы Израиля».
Приведенная цитата говорит о том, что советское руководство, активно участвуя в арабо-израильском конфликте 1967 года, во-первых, было заинтересовано в срочной ликвидации Израиля как самостоятельного государства и, во-вторых, по меньшей мере не стремилось предотвратить боевые действия между арабами и евреями, надеясь на победоносное шествие арабских армий по Тель-Авиву.
Однако реальность не соответствовала представлениям Кремля о мире на Ближнем Востоке.
Никита Хрущев писал:
«Взаимоотношения с арабами складываются у Израиля очень тяжело. Если так будет продолжаться, то это кончится для Израиля плохо. Он все время беспокоит арабские страны. А из физики известно, что действие равно противодействию. В политике наблюдается то же самое. Шестидневная война должна научить арабов многому. Я вспоминаю Петра I. Когда ему шведы высекли задницу под Нарвой, он понял: спасибо за учебу, потом разбил их под Полтавой. Пройдет время, и если израильтяне не поумнеют, то арабы разобьют их.
Впрочем, у кого организация дела хорошая, тех не бьют, те сами бьют других. В этом-то и дело: 2,5 миллиона евреев сорганизовались так, что за шесть дней разбили десятки миллионов в Египте, Сирии, да еще с их союзниками. Израильский военный лидер Даян был офицером английской армии. А сколько там людей, которые служили в нашей армии? В этом тоже их сила. Арабы особенно не воевали, больше на верблюдах ездили, а евреи воевали во всех войнах…»
В июле 1967 года де Голль отправляется в Монреаль, где открывалась Международная выставка «Экспо-67».
Находясь в Канаде, де Голль не упустил возможности посетить провинцию Квебек, где большинство населения составляли этнические французы, устроившие президенту восторженную встречу.
Двадцать четвертого июля генерал произнес перед монреальцами свою знаменитую речь. Де Голль приветствовал монреальцев, говорил о единстве всех французов и закончил речь следующими словами:
— Горячие чувства наполняют мое сердце! Да здравствует Квебек! Да здравствует свободный Квебек!
В ответ внемлющая каждому слову президента толпа запела «Марсельезу». Правительство Канады, а также государственные институты ряда западных стран резко осудили сепаратистское выступление де Голля, и после посещения советского павильона, которое длилось час, генерал отбыл на родину.
1968 год
Внутренней политике де Голль уделял меньше внимания, чем внешней, что привело весной 1968 года к массовым антиправительственным выступлениям.
В начале мая студенты Парижского университета объявили бессрочную забастовку, требуя не исключать из университета нескольких деятелей троцкистских и маоистских организаций. Одной из них руководил некий Даниель Кон-Бендит, профессиональный провокатор, анархист и мятежник, парижский поп Гапон.
Как любая истерическая личность, он любил и умел говорить с толпой. Его призывы к немедленной революции были поддержаны студенческой массой, провозгласившей лозунг «Нет — буржуазному университету». Одни бунтари требовали отмены экзаменов, утверждая, что последние — дискриминационная мера, вторые — увеличения стипендий и расширения круга тех, кому она выплачивается, третьи — гарантированного числа мест для студентов из рабочих семей.
Третьего мая студенты заняли здание Сорбонны, и ее руководство, вопреки вековым традициям, обратилось к помощи полиции, которая принялась наводить порядок в университетских аудиториях.
На следующий день толпы студентов вышли на улицы Парижа. Начались бесчинства толпы, в которой было все меньше студентов и все больше профессиональных провокаторов-экстремистов. Несколько тысяч демонстрантов вступили в схватку с отрядами полиции. Они били стекла витрин, переворачивали и жгли автомобили, забрасывали камнями жандармов.
Начало студенческих волнений не вызвало никакой реакции у президента де Голля.
— Это все ерунда, — говорил он по телефону Жоржу Помпиду, находящемуся в то время с визитом в Иране. — Детский сад. Двоечники решили не сдавать сессию, потому что боятся отчисления.