ированы все крупные реки Европы, за исключением Волги, показал, что при современной технике такой метод обеспечения французской безопасности давно устарел. Он представлялся особенно странным для человека, который накануне войны в книге «За профессиональную армию» столь глубоко и прозорливо раскрыл значение технического прогресса в военном деле. Собственно, даже более ранние его работы, в которых он справедливо указывал, что не оборонительные линии, а маневренные боевые действия обеспечат безопасность Франции, ставили под вопрос его политику в отношении Германии в момент окончания второй мировой войны.
Ради обеспечения безопасности Франции де Голль требовал также расчленения Германии, превращения ее в систему полунезависимых стран, ее «федерализации». Между тем в 1870 году Франция была разгромлена еще не единой, а раздробленной «федеральной» Германией. Наконец, его политика в германском вопросе отличалась отсутствием элементарного реализма, ибо он выступал сразу против всех трех остальных великих держав. Поэтому она и не имела шансов на успех.
Де Голль оказывал нажим на своих партнеров. Первая половина 1945 года отмечена мелкими дипломатическими скандалами, которые устраивал де Голль, явно переоценивая их полезность. Например, он занял позу обиженного в связи с конференциями в Ялте и Потсдаме, куда его не пригласили, поскольку «клуб большой тройки» сложился еще ранее. Хотя решения обеих конференций содержали очень выигрышные для Франции моменты, де Голль каждый раз заявлял, что он не считает себя связанным этими решениями. Против присутствия де Голля в «клубе великих» выступал Рузвельт, на голову которого и обрушился гнев генерала. Когда американский президент возвращался из Крыма, он предложил де Голлю встречу в Алжире. В ответ де Голль заявил, что он «не сможет его принять», и отказался от встречи. Это вызвало серьезное недовольство во Франции. Что касается Рузвельта, то он, выступая в конгрессе, назвал де Голля «примадонной, которая из-за своего каприза кинозвезды пренебрегла полезной встречей».
Значительно более серьезные конфликты возникали в это время у де Голля, как всегда, с Черчиллем. Яблоком раздора по-прежнему служили Сирия и Ливан. Население этих стран начало вооруженную борьбу против французов, давно объявивших о независимости, но не уходивших с Ближнего Востока. В конфликт вмешались англичане. Черчилль предъявил де Голлю ультиматум, требуя прекращения военных действий и передачи контроля над этими странами Англии. Де Голль вынужден был подчиниться, но при этом заявил 4 июня британскому послу: «В настоящий момент, я это признаю, мы не в состоянии вести с вами войну. Но вы тяжко оскорбили Францию и предали Запад. Это не может быть забыто».
Между тем конфликты с США и Англией все больше противоречили основному направлению внешней политики Франции. Дело в том, что эта политика стала меняться под влиянием растущей экономической зависимости обнищавшей Франции от разбогатевших Соединенных Штатов. С 1942 года американцы начали поставлять Франции оружие. В феврале 1945 года было заключено соглашение о широкой помощи Франции по системе «ленд-лиза». В августе 1945 года де Голль едет в США просить очередную порцию помощи. Теперь его встречает новый президент Гарри Трумэн, который, по оценке де Голля, был «далек от широких идей идеализма, которые развивал его знаменитый предшественник». Бывший торговец, действительно, оказался крайне практичным. Он обещал де Голлю заем в 650 миллионов долларов, согласился не мешать восстановлению французского влияния в Индокитае, обещал кое-что в Германии. В дополнение ко всему он еще и подарил де Голлю отличный самолет ДС-4 (Рузвельт раньше подарил ему автомобиль) и наградил его орденом «За заслуги». Щедрость Трумэна, объяснялась просто: он нуждался в поддержке де Голля для раскола антигитлеровской коалиции и подготовки «холодной войны». И де Голль склоняется к этому.
Еще не так давно он развивал идеи общеевропейского сотрудничества «от Гибралтара до Урала». Теперь он начинает выдвигать проект блока только западных европейских стран. Новая ориентация ясно проявилась уже 10 сентября 1945 года в интервью, которое де Голль дал корреспонденту «Тайме». Он говорил также о необходимости улучшения отношений с Англией. Таким образом, уже при де Голле появляются признаки превращения Франции из «звена между Востоком и Западом» в участницу зарождавшегося западного политического блока. Правда, в отличие от США, де Голль имел в виду блок западноевропейских стран под эгидой Франции. Де Голль называл свой проект «грандиозным». Однако, как он признавал с обидой, «французские политические деятели остаются равнодушными к нему». Дело в том, что «грандиозный» проект находился в явном несоответствии с крайне ограниченными силами и ресурсами Франции, уже начинавшей жить на американский счет.
Внешняя политика де Голля постепенно утрачивает цельность и ясность, которыми она обладала во время войны. Тогда у него была совершенно определенная задача— восстановление независимости и величия Франции. Сейчас же речь заходит о западном блоке с явно антисоветским содержанием. Франция ведет отчаянную борьбу за сохранение колоний, пытается получить некоторые германские территории, что побуждает ее искать поддержку США и Англии. В сочетании с тяжелым экономическим положением все это подрывает основы внешнеполитической независимости де Голля. Его политика вызывает недовольство внутри страны. В третьем томе «Военных мемуаров» де Голль пишет о том, что различные круги «начали отдаляться» от него, что его «глубоко встревожило это начало разногласий». При этом буржуазия проявляла тревогу по поводу «чрезмерной» независимости де Голля от США и Англии, а демократические круги — по поводу все более определенной ориентации только на западные державы. В результате к концу 1945 года внешняя политика де Голля уже не укрепляет, а ослабляет его и без того не очень прочные внутриполитические позиции.
Это был уникальный период французской истории. Сопротивление вылилось в невиданный с времен Коммуны революционный подъем. Трудящиеся, как и тогда, стали, по словам де Голля, одновременно «патриотами и мятежниками». Партии рабочего класса, коммунисты и социалисты, пользовались поддержкой огромного числа французов. И тем не менее неограниченная, абсолютная личная власть оставалась в руках де Голля, человека крайне консервативных, даже, пожалуй, полумонархических убеждений. Это был очень странный «конкубинат». Причем левые и де Голль не просто сосуществовали, но даже сотрудничали. Сознательная политика компромисса со стороны коммунистов была явлением понятным и закономерным. Напротив, для генерала де Голля политика союза с левыми являлась делом незаурядным. Он опять проявлял здесь те качества, которые резко выделяли его личность из родственной ему социальной среды, хотя оставался прочно связанным с ней. Что же сблизило эти противоречивые классовые силы? Общей почвой, на которой произошло это сближение, служили, во-первых, патриотизм де Голля и патриотизм левых, прежде всего коммунистов, во-вторых, реализм политического мышления этих разнородных партнеров своеобразного брака по расчету.
Совместная жизнь мало подходящих друг другу «супругов» проходила в тяжких условиях голодной зимы 1944 года; в обстановке разрухи, хаоса, казалось, малейшая искра могла зажечь революционное пламя. Причем между ними не существовало какого-то формального соглашения с точными, конкретными обязательствами. В молчаливом сотрудничестве каждая из сторон подозрительно наблюдала за другой. С поразительным чутьем и ловкостью де Голль держался в социальных уступках на той грани, которая позволяла рассчитывать на лояльность левых, сохраняя одновременно в полной неприкосновенности основы буржуазного строя. Это неустойчивое балансирование продолжалось недолго, и когда де Голль перестал чувствовать эту грань, равновесие нарушилось. Но, прежде чем это случилось, многое во Франции изменилось.
Чтобы нация «не сбилась с правильного пути», де Голль взял социальную инициативу в свои руки, объявив своими собственными идеями слегка видоизмененные требования левых, закрепленные в программе Национального совета Сопротивления. Речь шла прежде всего о национализации. В декабре 1944 года генерал де Голль издает ордонанс о национализации угольных шахт департаментов Нор и Па-де-Кале. Затем национализируются крупнейшие автомобильные и авиационные предприятия, торговый флот, гражданская авиация, предприятия по переработке нефти и газа. Национализируются Французский банк, крупнейшие депозитные банки и страховые компании. При этом речь отнюдь не шла о нарушении священного принципа частной собственности; владельцам без особого шума была гарантирована та или иная форма компенсации. Только заводы «Рено» перешли в руки государства без компенсации, поскольку их бывший владелец открыто сотрудничал с немцами. Впрочем, Луи Рено умер от разрыва сердца в 1944 году при одном слухе о предстоящей национализации.
При де Голле закладываются основы государственного управления национализированными отраслями и даже определенного регулирования экономикой в целом. Де Голль создал Верховный комиссариат «плана модернизации и оснащения». Он учредил в августе 1945 года Государственную высшую школу административных руководителей. Усилилось развитие технократии, то есть кадров высококвалифицированных администраторов, которые, в частности, сумели превратить национализацию в весьма выгодное дело для буржуазии. Таким образом, удовлетворяя требования программы НСС, де Голль одновременно создавал базу для послевоенного развития государственно-монополистического капитала, для сохранения и укрепления капиталистического строя.
Но де Голлю пришлось сделать немало реальных уступок требованиям трудящихся. Началось проведение реформы системы социального обеспечения, повышалась зарплата трудящимся. Однако цены росли гораздо быстрее. Промышленное производство увеличилось с сентября 1944 года по январь 1946 года примерно в два с Половиной раза, а невероятно низкий уровень жизни не Повышался. Французы получали по карточкам 1200 калорий в день. Рабочий класс самоотверженно трудился над восстановлением страны, а буржуазия стремилась лишь к сохранению своих привилегий. В этой ситуации Д