Крайняя идейная нищета призывов РПФ, обращенных к массам, напоминает об одном любопытном диалоге, переданном человеком, близко знакомым с де Голлем. Однажды его товарищ по Сен-Сиру заметил: «Мух не приманивают уксусом». Де Голль ответил: «Что до меня, то я их приманиваю дерьмом…»
Происходит странный разрыв между мировоззрением де Голля и его деятельностью во главе РПФ. Еще в годы молодости он отвергал любые действия a priori, исходящие из какой-то заранее принятой установки. Теперь же отправным пунктом служил тезис, что коммунизм агрессивен. Всю жизнь де Голль отвергал ценность каких-либо абсолютных доктрин, а ныне целиком воспринял доктрину органической агрессивности коммунизма. Казалось, де Голль совершенно забыл столь ценимые им всегда идеи Анри Бергсона, требовавшего действовать в зависимости от конкретных обстоятельств, а не абстрактных положений. В своей книге «На острие шпаги» де Голль писал: «Действия нужно предпринимать в зависимости от обстоятельств. Генерал, располагающий превосходной армией и тщательно построивший ее на поле боя, терпит, однако, поражение ввиду того, что он ничего не узнал о противнике».
Но в данном случае о «противнике», то есть об СССР, и не хотели ничего узнавать, ибо все заранее считалось известным. Во всей этой истории явно обнаруживался также отказ от свойственного де Голлю метода решения всех проблем с позиции примата национального фактора, стоящего, как он всегда считал, выше любых идеологических конструкций. Но теперь именно идеологическая схема антикоммунизма стала основой действий де Голля. При этом де Голль практически вел дело к тому, что Франция должна отказаться от самостоятельной национальной политики, ибо он присоединял ее к антикоммунистическому крестовому походу США. Это еще одно зияющее противоречие, на этот раз между постоянным национализмом де Голля и припадком слепого антикоммунизма.
В итоге реальная идеология РПФ сводилась просто к демагогии, то есть к эксплуатации страха перед вымышленной угрозой и к обещанию спасения от нее. Александр Верт, очень проницательный биограф де Голля, писал: «Наиболее непонятным при создании РПФ были мотивы, побудившие де Голля взяться за столь рискованное предприятие. Он не был прирожденным демагогом. В то же время в 1947 году создалось впечатление, что он решил вести себя как демагог и пойти на все демагогические трюки и уловки. Это тяжело было видеть людям, на которых в прошлом производило большое впечатление суровое достоинство де Голля».
Демагогические идеи облекались в соответствующую форму. Основным видом деятельности РПФ в массах служили гигантские митинги, на которых выступал де Голль. С невероятной энергией объезжал он из конца в конец всю Францию, притом не один раз, и произносил речи. Они обставлялись пышной бутафорией. Сооружались трибуны, устанавливалось множество огромных мачт, на которых развевались хоругви с Лотарингским крестом. Прожекторы, факелы, фейерверки ослепляли зрителей. Было и звуковое сопровождение, состоявшее из рева оркестров, барабанного боя, дружного скандирования лозунгов. Активисты РПФ заранее собирали огромные толпы. Так, на митинге в Венсенне на ипподроме собралось 500 тысяч человек. Сначала устраивалось представление какой-нибудь героической пьесы, затем выступал хор с пением фольклорных песен. Наконец, после соответствующей подготовки в рассчитанный момент появлялся де Голль и начинал тоном пророка рисовать апокалиптические картины близкой войны. Все это выдумывал со своей фантазией сценариста Андрэ Мальро.
И затея имела успех, хотя довольно кратковременный. Все дело заключалось в психологии толпы, привыкшей за годы войны ассоциировать личность де Голля с борьбой за спасение родины. Потребовалось немало времени, чтобы понять подмену слов и явлений: де Голль был тот же, а борьба совсем иная, а родину просто и не требовалось спасать, особенно такими способами. Причем, пустив в ход пропагандистскую машину, нагнетавшую тревожные ощущения неминуемого страшного вторжения, помощники де Голля настолько увлеклись, что и сами оказались в плену собственной мистификации.
Сотрудники де Голля, которых прозвали «императорской гвардией», прежде всего полковник Реми и Жак Сустель, разработали, например, детальный план эвакуации из Франции генерала с семьей и штабом ближайших помощников в случае начала войны. В этот момент из Парижа в Коломбэ по телефону «40 — Шомон» предполагалось передать закодированную условную фразу. Немедленно специальная группа доставляла генерала и его свиту на аэродром Сен-Дизье, где его летчик времен войны майор Раймон всегда держал наготове самолет. Затем предстоял полет. Но куда? Англия в новых условиях казалась слишком близкой. В Швейцарию, где брат де Голля Ксавье был консулом? Но Швейцария наверняка окажется оккупированной. Намечалось лететь в Африку или Канаду. Оттуда должен был вскоре прозвучать новый призыв «18 июня». Де Голль скептически выслушивал все эти предложения, не высказывая ни одобрения, ни порицания. Однажды, читая очередной конфиденциальный доклад о новом обострении международной обстановки и о близком вторжении, де Голль заметил: «Сталин может, конечно, нанести удар. Франция будет быстро оккупирована и казаки дойдут до Атлантики… Но, спрашивается, почему Сталин до сих пор не бросил свои танки и парашютистов на Европу?..»
Работники секретных служб РПФ вошли в такой азарт, что на всякий случай привезли в «Буассери» пулемет, упакованный в деревянном ящике. Узнав об этом, генерал в отчаянии воздел руки к небу: «Это смешно!.. Уж дайте мне лучше танк! Прекратите все это, я вас прошу!»
Но чем же все-таки оказалась РПФ в своей сущности, если отбросить пропагандистскую мишуру и претензии на роль всенародного объединения? Выяснилось, что РПФ вопреки рекламе надпартийности была партией, хотя и весьма своеобразной, которая объединяла в основном консервативные средние слои, крестьян, торговцев, городских мелких буржуа. Когда РПФ стала выступать на выборах, она получила поддержку избирателей, обычно голосовавших за правых. Самое любопытное, что истинную социальную природу РПФ раскрыло отношение к ней бывших вишистов. Они как будто только и ждали ее появления, чтобы включиться в политическую жизнь. Что их потянуло в это «новое Сопротивление»? Еще в самом начале, сразу после освобождения Парижа де Голль стал удивлять многих снисходительным отношением к недавним злейшим врагам. Он помиловал Петэна, приговоренного к смерти, требовал милосердия, мягкости к коллаборационистам. По сравнению с огромными жертвами гестапо и Виши число и мера наказаний оказались ничтожными. В маленькой Бельгии с населением в 8 миллионов человек посадили 50 тысяч предателей, во Франции с ее 40 миллионами — 39 тысяч. Что касается чистки административных органов, то почти никого не уволили. К тому же такие характерные особенности Виши, как антипарламентаризм, вражда к партиям, клерикализм, особый национализм в духе Морраса, очень походили на аналогичные тенденции РПФ. В результате коллаборационисты стали участниками «нового Сопротивления», возглавляемого к тому же самим де Голлем.
Основная политическая линия РПФ, направленная на замену парламентской демократии авторитарным режимом, в сочетании с остальными особенностями РПФ делала ее наследницей очень старых и хорошо известных традиций. Крупнейший социолог того времени Андрэ Зигфрид писал об РПФ: «При Четвертой республике роялизм, или, точнее говоря, бонапартизм, продолжает существовать уже не в форме правых партий, а в форме антипарламентаризма или авторитарных тенденций».
Говоря о социальной природе РПФ, нельзя пройти мимо еще одной характерной детали, начисто опровергающей заявление Мальро о том, что «РПФ — это люди метро». В эффектных речах де Голля трудно найти отзвук забот, волновавших тогда народ, заполнявший в часы пик станции парижского метрополитена. Он не касался вопросов цен, зарплаты, не выступал против спекулянтов, засилья монополий, хотя и призывал к «социальной справедливости». Если бы он поступал иначе, то вряд ли бы крупные банки и монополии давали деньги на пропаганду РПФ.
Между тем осенью 1947 года от шумных пропагандистских выступлений РПФ переходит к прямой атаке на Четвертую республику. 25 августа было объявлено, что во всех избирательных округах на предстоящих муниципальных выборах выступят голлисты. Они развернули бешеную предвыборную агитацию и вскоре торжествовали победу: в городах с населением больше 10 тысяч человек кандидаты РПФ собрали до 40 процентов голосов! В Париже, например, в муниципальном совете коммунисты получили 25 мест, социалисты — 8, МРП — 5, а голлисты — 52 места. Председателем муниципального совета столицы стал брат генерала Пьер де Голль. Представители РПФ отобрали у социалистов посты мэров многих крупных городов: Бордо, Лилля, Ниццы, Шартра, Нанси, Мюлуза.
Другим очень знаменательным результатом выборов явился полный провал наступления РПФ против компартии. Коммунисты сохранили свои позиции и собрали 31 процент голосов. Успехи РПФ оказались достигнутыми за счет МРП, потерявшей две трети голосов, а также за счет радикалов. Такой исход борьбы имел не менее важное значение, чем победа РПФ. Выяснилось, что новая организация является не столь уж эффективным орудием борьбы с коммунизмом. Ведь старые партии в этом отношении кое-чего добились, удалив, например, в мае 1947 года коммунистов из правительства. А весь смысл событий в то время сводился к своеобразному соревнованию в борьбе с коммунистами между РПФ и остальными некоммунистическими партиями.
Во всяком случае, де Голль мог торжествовать победу. Беда заключалась в том, что это были муниципальные, а не парламентские выборы. Поэтому путь к власти оставался по-прежнему очень длинным. Что касается парламента, то еще в августе предпринимается попытка создать здесь голлистскую группу из представителей разных партий, которые вступили, так сказать, по совместительству в «Союз в защиту подлинной демократии». Но это «двоеженство», как его называли, дало только 40 депутатов. После муниципальных выборов де Голль предпринял новое наступление на парламент.