Дело в том, что в той же Швейцарии в начале марта состоялся съезд военных и гражданских «ультра», учредивших «Секретную вооруженную организацию» (ОАС). Старый знак французских фашистов — Кельтский крест — стал ее символом. ОАС возглавил генерал Салан, избравший в качестве главного средства борьбы против мира в Алжире устройство многочисленных взрывов, что должно было ввергнуть Францию в панику, замешательство и политический хаос.
В то время как начало переговоров в Эвиане откладывалось из-за разных проволочек, 22 апреля Францию потрясло новое драматическое событие. Утром радио Алжира сообщило, что власть взяли в свои руки тайно прибывшие туда генералы Шаль, Жуо, Зеллер, к которым присоединился в тот же день прилетевший из Испании Салан. С помощью парашютистов иностранного легиона они захватили все ключевые здания алжирской столицы и арестовали представителей правительства. Шаль назначил себя главнокомандующим и объявил о своем «праве» распространить действия на метрополию. Хунта мятежных генералов захватила власть в Оране и Константине.
В одной из своих деклараций генералы заявляли, что «они отказываются от сдачи одной из провинций Франции (то есть Алжира), подобно тому как это сделал в Лондоне 18 июня 1940 года некий генерал с временным званием». Распоясавшиеся мятежники вели себя с типично уголовной наглостью. Арестовав трех находившихся в Алжире членов правительства, один из полковников-парашютистов послал Дебрэ телеграмму: «Меняем трех министров на одну обезьяну».
А в Париже паника охватила «Отель Матиньон». Угроза высадки парашютистов повергла Дебрэ в состояние полной растерянности. Выступая по радио, он призвал население к отпору: «Как только послышатся сирены, отправляйтесь к аэродромам пешком или на автомобилях…» Сохраняя склонность к шутке в любых обстоятельствах, французы говорили: «А почему не на лошадях?»
Поведение генерала де Голля заметно отличалось от нерешительных, панических действий его министров. «Как они осмелились?» — воскликнул он, узнав о событиях в Алжире, и сразу взял курс на беспощадное подавление военного путча. Это было не так-то просто. Дело доходило до того, что приказы де Голля армии вообще не передавались по назначению. Ведь его начальник военной канцелярии генерал Бофор оказался прямым сообщником мятежников. Но де Голль не переоценивал шансы четырех генералов на успех авантюры. Он даже не изменил своего обычного распорядка дня. Де Голль хорошо знал людей, возглавивших путч, и был невысокого мнения об их смелости и способности действовать. В ответ на предупреждение, что генерал Шаль во главе парашютистов вот-вот будет в Париже, он отвечал: «Да, если бы это был Фидель Кастро. Но не Шаль». Де Голль иронически спрашивал напуганных министров в ночь на 24 апреля: «Ну как, они еще не высадились?» и добавлял: «Не хнычьте!» Он считал, что большинство армии не поддержит генералов. Действительно, за ними пошли только 15 тысяч парашютистов. Де Голль сначала даже не хотел выступать по радио. Но в 8 часов вечера 23 апреля он все же появился на экранах телевизоров, одетый в военную форму. Резко осудив мятеж, он заявил: «Во имя Франции я приказываю использовать все средства, я подчеркиваю— все средства, чтобы преградить дорогу этим людям… Я запрещаю любому французу, и прежде всего любому солдату, выполнять их приказы… Француженки, французы, помогите мне!» 24 апреля по призыву левых партий и профсоюзов состоялась всеобщая забастовка, в которой участвовало 12 миллионов человек. Рабочий класс был готов защищать Республику с оружием в руках. Но в ответ на предложения раздать оружие добровольцам генерал де Голль, возражая против этого, заявил: «Я не хочу быть заложником Всеобщей конфедерации труда, Коммунистической партии и Союза студентов». Как всегда, де Голль больше всего опасался левых. Даже когда он действовал в духе их требований и лозунгов, он ни на секунду не допускал возможности объединиться с ними. Генерал был убежден, что служит не какому-либо классу, а Франции, государству, стоящему якобы над партиями. В связи с генеральским путчем он даже осуждал буржуазию, когда увидел, как буржуазный государственный аппарат сочувствует откровенно или тайно мятежникам: «Элита не служит больше государству. Почти все руководящие кадры нации против меня. Это предательство буржуазии». И он добавил: «В 1940 году я тоже был один… Все эти привилегированные, все эти буржуа, эти болтуны парижских салонов, недовольные, ворчливые, что они представляют собой в стране? Три процента? Пять процентов? Это пена на поверхности. Да, я говорю пена. Мне остается рассчитывать на глубины народной массы. В этих условиях народ скажет свое слово».
23 апреля 1961 г. Выступление по телевидению в связи с «мятежом генералов»
Политика де Голля в алжирском вопросе, подобно его деятельности времен второй мировой войны, в конечном счете действительно соответствовала стремлениям подавляющего большинства французского народа. Однако и в данном случае объективные закономерности классовой борьбы определяли действия де Голля. Он использовал генеральский путч, чтобы еще больше укрепить свою личную власть, введя в действие пресловутую 16-ю статью конституции, предоставлявшую ему неограниченную власть. Против кого он собирался ее использовать? Генералы Шаль и Зеллер были арестованы, Салан и Жуо скрылись. Неважно, натиск правых позволил ему на всякий случай приобрести оружие и против левых.
Но война в Алжире по-прежнему терзала Францию, хотя де Голль вот уже три года был у власти. Надо было двигаться вперед. 20 мая 1961 года возобновляются франко-алжирские переговоры в Эвиане. Французская делегация пытается дать поменьше и получить побольше. Особенно настойчиво французы выступают за отделение от Алжира нефтеносной Сахары. Три недели переговоров проходят безрезультатно. 13 июня де Голль их прервал. 20 июля переговоры возобновляются в Легрене, но уже 28 июля снова прерываются.
Летом 1961 года алжирская политика де Голля, казалось, зашла в тупик. Одновременно он сталкивается с серьезными внутриполитическими трудностями. Возникает конфликт в парламенте из-за разногласий в области сельскохозяйственной политики. В самом правительстве зреет конфликт. Мишель Дебрэ требует отставки Эдмона Мишле, которого он называл представителем ФЛН в правительстве. Сам Дебрэ упорно требует твердой политики в Алжире. Именно он настаивает на создании какой-то «алжирской» власти в противовес ФЛН. Но попытки в этом направлении дают жалкие результаты. Де Голлю нелегко сотрудничать с Дебрэ. Правда, премьер уже десять раз просил отставки. Но генерал не хочет отпускать его. Пребывание во главе правительства сторонника «французского Алжира» служило де Голлю дополнительным средством успокоения тревог европейского населения Алжира и особенно армии. Осенью 1961 года наступает небывалый кризис еще совсем молодого государства де Голля. Забастовочное движение по сравнению с прежним годом усиливается в два раза. Огромные районы страны охвачены волнениями крестьян. Расширяет свою деятельность ОАС. С начала 1961 года до ноября в метрополии произошло 350 взрывов. Бандиты из ОАС особенно бесчинствуют в Алжире. Все идет плохо, и не случайно в октябре 1961 года резко падает курс акций на парижской бирже.
8 сентября происходит первое покушение на жизнь генерала де Голля. О том, что покушение возможно в любую минуту, знали все. Сугубо личный характер его власти и его политики превращал де Голля в главную мишень фашистов из ОАС. Но не только эта организация готовила убийство генерала. Через 10 лет появятся в печати сведения о том, что существовала еще одна строго законспирированная организация высокопоставленных военных и гражданских деятелей, генералов, сенаторов, депутатов, многие из которых были раньше голлистами, но в 1961 году решили уничтожить де Голля. Это был так называемый «старый штаб армии». Он действовал значительно осторожнее ОАС, не связываясь открыто, в частности, с крикливыми сторонниками «французского Алжира». Именно эта организация подготовила самые опасные из всех 15 покушений на жизнь де Голля, в том числе первое из них. В 20 километрах от Парижа по дороге в Коломбэ около Пон-сюр-Сен на обочине лежала груда песка, в котором была спрятана бомба, содержавшая 45 килограммов взрывчатки. Около 10 часов вечера 8 сентября на дороге показались машина президента, машина охраны и два мотоциклиста. Автомобиль де Голля поравнялся с грудой песка, когда раздался взрыв и к небу взметнулся столб пламени. Но никто не пострадал. Обстоятельства дела широкой публике стали известны значительно позднее. Служба безопасности случайно узнала о подготовке покушения и обезвредила бомбу. Взорвалась только канистра с напалмом. Но почему бомба вообще не была изъята? Неизвестно. Высказывались догадки, что неудачное покушение каким-то образом могло оказаться полезным по политическим соображениям…
В конце сентября де Голль отказался от требования сохранить прямой, контроль над Сахарой. Возобновляются контакты с ФЛН. Но бандиты из ОАС до предела усиливают массовый террор. Общественность потрясена их безнаказанностью. Уж не опасается ли де Голль испортить с ними отношения? 8 февраля 1962 года в Париже происходит массовая демонстрация протеста. И здесь-то полиция проявила исключительное рвение. Во время разгона демонстрантов девять из них погибли. На следующий день два миллиона парижан объявляют забастовку. А 13 февраля похороны жертв полиции превратились в молчаливое, но грозное и трагическое выражение народного гнева. Затягивать и после этого франко-алжирские переговоры было немыслимо. Генерал де Голль часто нетерпеливо звонит в Эвиан Луи Жоксу, возглавлявшему французскую делегацию. Он требует скорейшего завершения переговоров: «Настаивайте только на основном, вы понимаете!»
18 марта 1962 года франко-алжирские соглашения о прекращении огня, об условиях передачи суверенитета, о дальнейших отношениях Франции и независимого Алжира были подписаны. На другой день война закончилась. 8 апреля во Франции состоялся референдум, в ходе которого 90 процентов французских избирателей одобрили Эвианские соглашения. Генерал де Голль выполнил таким образом важнейшее обязательство перед своей страной.