Первого эскадрона тут уже не было. Потерявший в бою папаху ротмистр Натансон вспрыгнул на седло, выкинул вверх руку.
— Текинцы! Неужели предадите своего генерала? Не будет этого! Вто-орой эскадрон, садись!
Вынесли вперед штандарт, сели по коням текинцы, покорно двинулись. Они сумели перейти железную дорогу восточнее Унечи, но Корнилов видел, что это уже не строевой полк, многие ворчали. Он решил покинуть его, чтобы конникам безопаснее было идти на юг. Генерал ушел с офицерами и тремя десятками всадников.
Солоно пришлось этому корниловскому отрядику. Его травили как стаю волков: засады, попадали и в окружение, постоянно прорывались в пулевых вихрях. Здоровье Корнилова окончательно сдало, при воцарившемся страшном холоде он уже не мог сидеть в седле. А в последнем переходе «стальной» генерал едва шел, его поддерживал офицер. Он понял, что в таком «рейде» погибнут все, и решил, что все-таки, может быть, долетит на теплый юг в одиночку.
Матерый разведчик Лавр Георгиевич, дервишем прошедший когда-то свои маршруты, переоделся в хламиду. На станции Холмечи провожатые из отряда втолкнули его в поезд...
3 декабря в арестантском вагоне на Киев украинский караул вез двоих пойманных текинских офицеров. В Конотопе караульный офицер с арестованным ротмистром вышел в буфет за провизией. На перроне из толпы вынырнул хромой старик в стоптанных валенках и заношенной одежде, он на ходу кинул ротмистру:
— Здорово, товарищ! Гришин с вами?
Ротмистр мгновенно узнал генерала:
— Здравия... - он осекся. — Да!
Старик кивнул и растворился в сутолоке. Ошеломленный караульный закричал:
— Мать честная, да это Корнилов!
Ротмистр перевел дух и развязно произнес:
— Ха-ха, что вы!
6 декабря «старик», по паспорту беженец из Румынии Ларион Иванов, прибыл в Новочеркасск.
Он вместе с другой офицерской знаменитостью Алексеевым, давно прозванным «дедом», попытается победить большевистского Старика, имевшего также псевдоним Ленин. Но, увы, чернь уже убеждена, что «офицеры мосты портили».
Прибывший в Новочеркасск 22 ноября 1917 года Антон Иванович отправился к Донскому атаману генералу Алексею Максимовичу Каледину. Тот очень обрадовался старому боевому другу, говаривали с которым разговоры и под настилами пуль. Деликатный Деникин поинтересовался, не осложнит ли его приезд и скорое прибытие Корнилова отношения атамана с ревкомами. Каледин хмуро сказал:
— На Дону приют вам обеспечен... Но, по правде сказать, лучше было бы вам, пока не разъяснится обстановка, переждать где-нибудь на Кавказе или в кубанских станицах.
Деникин смотрел на него и не узнавал. Каледин, с аккуратной короткой прической, крутобровый, со смоляными пышными усами, очень походил на Романовского «офицерской костью» и оптимизмом. Теперь перед ним был человек, «как будто бы придавленный неизбежным горем».
Генерала Каледина в июне 1917 года на Большом войсковом круге избрали атаманом войска Донского, руководителем войскового правительства. На московском Госсовещании 13 августа он поддержал Корнилова, четко заявив свои меры для спасения Родины:
1. Армия вне политики, запрещение всех митингов и собраний.
2. Все Советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу, кроме самых низовых, но и их права должны ограничиваться хозяйственной деятельностью.
3. «Декларация прав солдата» пересматривается и дополняется «Декларацией обязанностей солдата».
4. Дисциплина поднимается самыми решительными мерами.
5. Все меры, принимаемые на фронте, распространяются и на тыл.
6. Дисциплинарные права начальствующих лиц восстанавливаются.
После большевистского октябрьского переворота в Петрограде Каледин стал вводить на территории Области войска Донского военное положение. 26 октября донские большевики, захватив власть в Ростове-на-Дону, предъявили атаману ультиматум сдать пост. Каледин во время разговора с Деникиным готовился со своими казаками выбить красных из Ростова и погнать их из Донбасса при помощи сколачиваемого Алексеевым первого добровольческого отряда.
Антон Иванович в ответ на калединское пожелание поехал с прибывшим Марковым дожидаться новочеркасского приезда Корнилова на Кубань. Там они пробыли пару недель в станице Славянской, потом в Екатеринодаре, где начал формироваться добровольческий офицерско-юнкерский отряд под командой капитана Покровского.
2 декабря калединские казаки вместе с алексеевцами заняли Ростов, они двинулись на Донбасс, но там наткнулись на ожесточенное сопротивление.
С появлением в Новочеркасске 6 декабря Корнилова агенты «Алексеевской организации» созвали туда генералов, скрывавшихся на Кубани и Кавказе. Тут уже крутились представители «Московского центра» — антибольшевистской организации, недавно созданной из членов кадетской партии, торгово-промышленных и буржуазнолиберальных кругов: Милюков, Струве, князь Г. Трубецкой, Родзянко. Были и Гучков, Шульгин, Н. Львов, Савинков. Гучкову кто-то из офицеров уже отвесил пощечину, а ворота дома, где остановился Родзянко, измазали дегтем, как положено обозначать местопребывание потаскух. Офицеры высказывались:
— Провалили все, а теперь драпанули под защиту добровольцев и донцов.
Крайне таинственно мелькнул здесь и Керенский, которого Каледин не принял. Атаману некогда было разбираться с «мертвыми душами», Дон бурлил. Казаки, напоровшись на отчаянность красных в Донбассе, заговорили о сепаратизме своих земель. Казакам-фронтовикам, уставшим на войне, воевать с Москвой за идеи бывших царских генералов не хотелось. Они косо поглядывали на формирующихся добровольцев, поэтому Каледин и усылал до поры до времени Деникина на Кубань.
Колыбелью будущей Добровольческой армии был бывший госпиталь на Барочной улице, где распоряжался генерал Алексеев. У него под командой уже находилось три сотни офицеров и юнкеров, в «Алексеевской организации» действовал комитет по снабжению, выискивающий средства, начиная с местных толстосумов. Но в эту Русскую Смуту «пожарским» «минины» неохотно и мало давали.
С прибытием Корнилова все увидели, что его отношения с Алексеевым никуда не годятся. На совещании старших генералов и общественных деятелей из столиц эта проблема крайне заострилась. Корнилов потребовал полной власти над создающейся армией и заявил, что в случае невозможности этого переберется в Сибирь. Алексеев, своими руками создающий данную армию, тоже хотел прямо участвовать в деле.
Было очевидно: если уйдет Корнилов, армия развалится, а коли покинет свое детище Алексеев, добровольцы расколятся. Требовались именно они двое, и собравшиеся взволнованно убеждали их в самопожертвовании, «государственной» необходимости компромисса. Неизвестно, чем бы кончилось, ежели б не вмешался уравновешенный и разумный Деникин. Он предложил золотую середину: военная власть переходит к Корнилову, гражданская и внешние сношения — к Алексееву, а все, связанное с Донской областью, — к Каледину.
Так родился триумвират первого антибольшевистского правительства: Корнилов—Алексеев—Каледин. Ему был придан «Гражданский совет», куда вошли М. Федоров, Г. Трубецкой, П. Струве, П. Милюков, Б. Савинков. Самым одиозным был здесь близкий сподвижник Керенского Савинков. У многих офицеров чесались руки, как указал позже один из них: «На Савинкова была устроена правильная охота с целью его убить». Знаменитого террориста самого едва не «заохотили», поэтому вскоре он скроется с Дона, чтобы, нелегально возникнув в Москве, продолжить борьбу с большевиками, полагаясь лишь на себя.
В правительство также ввели генералов Деникина, Лукомского и Романовского, но Антон Иванович отказался в нем участвовать из-за пребывания там Савинкова.
К концу декабря 1917 года «триумвират» вместе с «Гражданским советом» выработал политическую декларацию, в основу которой легла «быховская программа». «Хозяином земли Русской» должно было стать Учредительное собрание, чтобы «окончательно сконструировать государственный строй». Имелось в виду то Собрание, что будет созвано после свержения большевиков, а не «Учредилка», какую в начале января 1918 года разгонит знаменитый этим матрос Толя Железняков, у которого «караул устал».
«Непредрешенческая» декларация «триумвирата» не провозгласила лозунга монархической реставрации, но и не предположила учреждение республики. Ее генеральские создатели не заглядывали вперед по привычному им принципу полководца Наполеона: главное — ввязаться в бой, а там видно будет.
27 декабря 1917 года был отдан приказ о переименовании «Алексеевской организации» в Добровольческую армию!
Новый 1918 год открылся для Деникина грандиозным личным событием. 7 января, на Рождество Антон Иванович венчался с Ксенией Чиж.
С Быхова Ася твердо настояла быть с ним неразлучной и на Дону. Еще из тюрьмы Деникин написал Каледину, чтобы он помог его невесте, когда она появится в Новочеркасске. Дал Антон Иванович Асе перед ее отправкой туда и письмо Алексееву. Оба генерала позаботились о прибывшей Асе, а Каледин поселил девушку в доме своих друзей.
Мечтали Антон Иванович с Асей пожениться после войны, но основная, как оказалось, война Деникина только начиналась. Так что не стали еще раз откладывать.
Было холодное и сумрачное новочеркасское Рождество, в городе шатались противоборствующие группы, перестреливались. Пошли жених с невестой не в городской прекрасный собор, который у всех на виду, а в обычную церковь. Даже здесь священник остерегся зажигать паникадило и хора для венчающихся не было.
Зато венцы «молодым» держали два героя: Георгиевские кавалеры генерал Марков и Железный Степаныч Тимановский. Да еще два шафера, прислушиваясь к выстрелам, клали на широкие груди крестное знамение — адъютанты Маркова и Деникина. Что ж, что скромно прошло в полумраке огоньков свечей... Венчался сам Деникин, известный доблестью от маньчжурских до румынских фронтов! А как его невеста была хороша...
Атаман Каледин посчитал себя вроде посаженного отца и просил на небольшой прием к себе, но из-за творящегося в Новочеркасске Антон Иванович с благодарностью отказался. Так на этой свадьбе толком и не выпили, но верная Ася, уже Деникина, была не в претензии. Истинные свадьбы-то, в общем, происходят не за столом и даже не в храме, а прямо на небесах...