Антон Иванович считал, что после ухода армии из родных пределов ее судьба исчерпана. Он видел, что «местные» страны не потерпят у себя под боком такую вышколенную боевую силу, и тем более — врангелевское правительство. Деникин предлагал в переписке с Кутеповым сохранить армию, расселив ее в балканских странах: где славянское, близкое по духу, православное население, — и там предоставить военным «вольные работы». Он отмечал:
Если вам удастся сохранить организационные ячейки, то внутренняя, преемственная связь, которою всегда дорожили добровольческие части, предохранит их от распыления.
По этому пути в итоге пошел и генерал Врангель. К концу 1921 года армию удалось рассредоточить в Болгарии, Королевстве сербов, хорватов и словенцев, куда попала и большая часть кутеповского корпуса. В этих странах казаков и пехоту нанимали в погранстражу, инженерные части врангелевцев артельно трудились на строительстве железных дорог и в рудниках.
Врангель продолжал думать о вторжении в красную Россию, Деникин больше рассчитывал на народное восстание изнутри ее. В возможности этого его тогда убеждал бунт кронштадтских матросов, крестьянское повстанческое движение, охватившее большой район центра России.
«Железный либерал» Деникин делал ставку не на белую интервенцию, как «стальной барон», а по-прежнему на некий «народный гнев». И вот когда он всероссийски воспламенится, умозаключал Антон Иванович, в Россию «должны будут просачиваться бывшие добровольцы, чтобы слиться с общерусским противобольшевистским движением», как свидетельствует белоэмигрант Д. В. Ле-хович, близко знавший семью Деникина, в своей книге.
В октябре 1921 года в Париже был опубликован первый том «Очерков Русской Смуты» Деникина. У Антона Ивановича появился первый гонорар, но все равно жить в Бельгии было дороговато. Глава семьи для дальнейшего существования наметил страну попроще — Венгрию. Обратился весной 1922 года к венгерскому посланнику за разрешением там постоянно проживать.
Венгерский посол немедленно разрешил, считая за честь своей стране принять генерала, о котором трубили газеты его родины со времен, когда Австро-Венгрия воевала с Российской империей. Он предложил перевезти деникинский архив дипканалом. Не мог поверить посол в одно: что «сам» генерал Деникин перебирается в Венгрию только из-за безденежья.
Удалось выправить в Будапешт лишь немецкую транзитную визу. По ней несокрушимый в принципах Деникин отправил в конце мая 1922 года через Германию свою семью, а сам, не переваривавший эту слишком «нордическую» страну, поехал на новое местожительство через Париж, Женеву, Вену.
В Венгрии Деникины сначала поселились под городом Шопрон.
5 июня 1922 года Ксения Васильевна в своем дневнике записала первые впечатления:
«Жизнь здесь действительно гораздо дешевле... да и народ симпатичнее. Пока живем в пансионате за городом, в лесу. Воздух и окрестности чудесные, давно мы не делали таких чудных прогулок... Городок переполнен беженцами из отобранных у Венгрии областей».
Через месяц она здесь не разочаровалась:
«Нравится мне Венгрия, то есть правильнее сказать, Шопрон, ибо больше я еще ничего от Венгрии не видела. Такой обильный край. Столько «плодов земных» я давно не видела. Кругом нас горы, лес. Мы гуляем далеко. Заберемся куда-нибудь на поляну, откуда хороший вид на поля, деревни, лежащий внизу город и на далекое большое озеро. Воздух — не надышишься!.. И бывают минуты, что в мою душу нисходит мир, такой полный, как не бывал со времени до войны... Много здесь народу, говорящего по-русски. Бывшие военнопленные, или, как Антон Иванович их называет, «мои крестники». Говорят по-русски чисто, почти без акцента».
«Крестниками» Деникин звал тех, кого его Железная дивизия брала в плен на Первой мировой войне. Сам он отмечал:
«Общее явление: ни следа недружелюбия после войны (враги!?). Чрезвычайно теплое отношение к русским. Каждый третий комбатант побывал в плену в России, и, невзирая на бедствия, перенесенные в большевистский период, все они вынесли оттуда самые лучшие воспоминания — о русском народе; о шири, гостеприимстве, о богатстве страны... Русский язык благодаря пленным очень распространен... Пленные венгры понавезли с собой русских жен...»
Все это касалось взаимоотношений с простыми людьми, а «сверху» генерал Деникин был обречен на повышенное внимание, где бы в Европе не оказался. Ему нанес визит местный губернатор, но более бойкими явились английские и французские члены миссии по установлению новых границ Венгрии.
Эти офицеры зачастили к Антону Ивановичу, и он так же «союзнически» их принимал. Венгерская администрация продолжала враждебно относиться к представителям победившей их Антанты. За Деникиным приставили филеров, начали перлюстрировать его письма. Пришлось генералу, как в Бельгии, и под Шопроном, где «не надышишься», послать резкое письмо в здешнее военное министерство. Слежку за ним и копание в его корреспонденции прекратили.
Позже Деникины прожили несколько месяцев в Будапеште. Русский дипломатический представитель в Будапеште князь П. П. Волконский отмечал: «Здесь держит себя вдали от всяких дрязг с достоинством и большой простотой генерал Деникин. Мы с ним навестили друг друга». Князь настойчиво убеждал Антона Ивановича сделать визит государственному главе Венгрии адмиралу Хорти. Деникин потом так ото комментировал:
«После года мне показалось это неудобным, и я не пошел. Так и прожили мирно три года».
Полная творческая обстановка опустилась на писате-ля-генерала, когда его семья переехала к живописному озеру Балатон. Здесь завершал Деникин работу над пятитомником «Очерков Русской Смуты». Второй их том вышел в ноябре 1922 года в Париже, третий - в марте 1924 г. в Берлине, как и последующие; четвертый том опубликовали в сентябре 1925 года.
Трудясь над этим своим главным документальным произведением, Антон Иванович крайне нуждался в архивах. Но сундук с делами канцелярии правительства Особого совещания, который Деникин вывез с собой в Константинополь, там и остался, когда генерал срочно покинул его после убийства Романовского. Привезли это сокровище Деникину только в 1921 году в Бельгию. Сундук сохранил журналы Особого совещания, подлинники приказов главкома, переписку с иностранными державами, текущую информацию о новых государствах на окраинах бывшей империи. Но все это было в хаотичном состоянии, масса времени ушла у Антона Ивановича на систематизацию документов, в какой у генерала не было помощников.
Ему требовался и архив императорской Ставки, да те драгоценные залежи оказались у Врангеля. Деникин ни в чем не хотел одалживаться у барона, но окружение нынешнего главкома Русской армии и так хорошо знало, над чем бывший главком мужественно трудится, перебиваясь едва ли не с хлеба на квас. Зам. начштаба Врангеля генерал Кусонский сам предложил Антону Ивановичу пользоваться архивом старой Ставки. А потом Врангель, находясь в Сербии, сделал истинно баронский жест: распорядился, чтобы все дела штаба Деникина за время его управления Югом России перешли к тому на хранение.
Деникинские тома «Очерков», выходящие один за другим, сделались актуальнейшим чтением для русской зарубежной аудитории — очевидцев затрагиваемых в них событий. Много страстей завертелось вокруг эпопеи, емко и талантливо создаваемой А. И. Деникиным. Он, изнемогавший от многочисленной переписки с участниками им изображаемого, позже рассказывал:
«Предлагал мне свое сотрудничество Филимонов, бывший Кубанский атаман. Но перед тем, не дожидаясь описания мною Кубанского периода в «Очерках русской смуты», он напечатал в «Архиве Русской революции» статью-памфлет, в которой пристрастно отнесся к моей деятельности и сказал неправду, которую нетрудно было опровергнуть документально... Встретив полковника Успенского, Филимонов сказал ему:
- Читали? Генерал Деникин, наверно, будет ругать меня в своих «Очерках». Так я, по казачьей сноровке, забежал вперед и сам его поругал. Покуда еще выйдет его книга, а от моего писания след все-таки останется.
Впоследствии, не найдя в моей книге никаких выпадов по своему адресу, что было бы и несправедливо, Филимонов прислал мне письмо, в котором выражал готовность осветить мне кубанские события. Я не воспользовался его предложением, о чем сожалею».
Свое «ударное» сочинение А. П. Филимонов назвал недвусмысленно: «Разгром Кубанской Рады», — заострив его на казни Калабухова. Ох, уж эта кубанская «казачья сноровка»...
Доставалось жене писателя. Ксения Васильевна перепечатывала все деникинские рукописи. Антон Иванович отмечал, что супруга являлась его «первым читателем и цензором, делая свои замечания, часто весьма основательные, в частности, с точки зрения, как она говорила, рядового обывателя». Ксения Васильевна лукавила, она, выпускница Института благородных девиц и Курсов преподавательниц русской истории, была хорошим редактором.
Работа над «Очерками» подходила к концу, их книги появились в сокращении на английском, французском, немецком языках. Материальное положение Деникиных поправилось, шестилетнюю Марину надо было в школу определять, тянуло из однообразной венгерской глуши в столицы.
33-летняя Ксения Васильевна в блеске своей красоты лишь приближалась к «бальзаковскому» расцвету женской прелести, она была выдающейся спутницей в горестях и удачах генерала, уже знаменитого автора «Очерков Русской Смуты». Да и Антон Иванович, шагнувший за свои пятьдесят, с «рыцарскими» седовласыми усами и бородкой, научившийся носить элегантную шляпу, костюм-тройку под галстук, был давно ожидаем в европейских центрах.
Окончательному решению Деникиных покинуть Балатон послужило в середине 1925 года письмо из Бельгии генерала Шапрона дю Ларре, мужа дочери генерала Корнилова. Бывший адъютант Антона Ивановича вместе с женой Наташей настойчиво звали его в Брюссель.
В этот хорошо знакомый им город Деникины вскоре и направились. В 1926 году здесь Антон Иванович закончил свои «Очерки» пятым томом.
Деникинские «Очерки Русской Смуты», всесторонне и досконально анализирующие русскую революцию и Гражданскую войну, являются публицистической, военной, социологической, бытовой и портретной панорамой этого отрезка нашей истории со старорусски-офицерской, интеллигентной, белогвардейской точки зрения. Прекрасно, что написал ее именно главком Деникин, опытный журналист и литератор.