— Точно так, ваше превосходительство. Был с вами под Мукденом.
— А за бой за деревню Сумапу не вам ли я подписывал представление на орден?
— Вы. На Анну четвертой степени.
— Вы еще тогда были ранены. От того и слегка хромаете?
— Точно так. Долечиться не успел.
— Помню, как же не помнить, убежали после перевязки из полкового лазарета, как мальчишка.
— Было дело, ваше превосходительство.
— Что было, то было, Дроздовский. Теперь у нас с вами большая война, не та, на которой мы с вами уже побывали. Но я рад нашей встрече, ведь мы по Маньчжурии с вами почти однополчане.
— И я тоже рад, осмелюсь сказать.
— Так что нам надо снова воевать. Идите, капитан. Хлопот с сегодняшнего дня у вас будет хоть отбавляй…
Гернгросс имел случай еще раз, спустя десять лет, убедиться в способностях подчиненного офицера. Он относился к нему благосклонно и поэтому задерживать присвоение очередного воинского звания, в силу своей чрезмерной занятости, не стал.
Уже вскоре после своего третьего фронтового назначения Дроздовский производится в подполковники Генерального штаба. Приказ на него состоялся 22 марта того же 1915 года Старшинство в этом чине давалось ему с 6 декабря 1914 года.
Способности оперативного работника демонстрировались им столь отменные, что когда потребовалось на время заменить начальника штаба 64-й пехотной дивизии, попавшего в госпиталь, то генерал от инфантерии Гернгросс сразу сказал:
— Только подполковника Дроздовского.
Собственно говоря, перед этим такую же просьбу высказал ему дивизионный начальник генерал-лейтенант Алексей Ефимович Жданко:
— Ваше превосходительство, моего начальника штаба уложили в госпиталь. Не отбился он от врачей. Дайте на время мне вашего Дроздовского. К тому же в дивизии его знают хорошо.
— Коль надо, то отпущу с временным назначением. Хотя рано ему быть им, молод еще годами.
— Зато оперативную работу знает. Дотошный он, маньчжурец, у вас до всего…
64-я пехотная дивизия была второочередной, то есть составленной из людей, призванных из запаса в первый же год войны. Полки ее громких, победных имен не имели, отзвучивали только турецкими войнами императрицы Екатерины Великой. Назывались полки просто: 253-й Перекопский, 254-й Николаевский, 255-й Аккерманский и 256-й Елисаветградский.
Дивизия в 1915 году не выходила из тяжелых боев. И заслуга временно исполняющего обязанности начальника штаба состояла в том, что он сделал много для того, чтобы полки, понесшие большие потери в людях, сохранили свою боеспособность и бодрость духа.
В разгар боев, 1 июля, подполковник Генерального штаба Дроздовский награждается своим четвертым орденом, боевым В указе о пожаловании ему награды говорилось: «..За отличия в делах против неприятеля награжден орденом Св[ятого] Равноапостольного Князя Владимира 4-й ст[епени] с мечами и бантом».
События 1915 года на Русском фронте складывались так, что даже высший командный состав не обходился без заметных потерь. В силу этого подполковнику (!) Дроздовскому с 22 октября по 10 ноября пришлось даже временно исполнять обязанности начальника штаба корпуса генерал-майора Александра Федоровича Добрышина.
С ним Дроздовский в будущем мог встретиться в 1918 году на российском Юге. Но не встретился, хотя они друг о друге (кто, где и кем есть) знали хорошо. В тот год бывший командующий Кавказской гренадерской дивизией и командир армейского корпуса Западного фронта перешел на службу в Красную армию.
Бывшего царского генерала Добрышина, ставшего красным военспецом, однажды спросят о белом полковнике Дроздовском, командире пехотной дивизии в деникинской армии:
— Вы, как мы знаем, имели на фронте знакомство с этим беляком Дроздовским?
— Не имел чести. Он временно исполнял мои обязанности начальника корпусного штаба, когда я был вызван в Могилевскую Ставку.
— Ну и как о нем отзывались тогда?
— Чистый службист. Генштабист, одним словом.
— А что еще? Его политические убеждения?
— Монархист, каких редко сыщешь даже у Деникина…
Побывав на посту начальника корпусного штаба в непростое время тяжелых боев, Михаил Гордеевич наконец-то утверждается в должности начальника штаба 64-й пехотной дивизии. То есть он принял дела уже «на законном основании».
Порой со стороны казалось, что он уже и не рад своему званию офицера Генерального штаба То есть старшее начальство продолжало «упорно видеть в нем только перспективного оперативного работника». И при этом старалось, исходя из интересов вышесказанного, не видеть в нем способности строевого командира Один из сослуживцев потом скажет:
— Дроздовский уже в начале 1916-го давно перерос командира полка А в нем все продолжали видеть способного генштабиста..
Так оно в действительности и было. Командиром полка мог быть талантливый и уверенный в себе командир батальона А вот начальника дивизионного штаба из него в большинстве случаев могло и не получиться. При этом роль играло одно обстоятельство — профессиональная, академическая подготовка.
Пока же Михаилу Гордеевичу приходилось по-прежнему тяготиться «текущим бумагомаранием», на которое он часто жаловался в своих письмах родным и товарищам. Но с другой стороны, он не мог не понимать значимость любого штаба, который был «мозгом» и полка, и дивизии, и корпуса, и армии, и фронта, и Ставки Верховного главнокомандующего. Это были, пожалуй, для постороннего человека громкие слова, но за ними стоял уклад армейской и флотской жизни, выработанный не одним столетием.
В августе 1915 года будущему герою Белого дела довелось совершить свой первый командирский подвиг, получивший известность в русской армии. После тяжелых для сторон боев под Вильно германские войска обрели новый наступательный порыв. Война еще носила маневренный характер, и потому немцам удалось, наведя речную переправу, создать угрозу флангового обхода позиции русского XXVI армейского корпуса.
Но дело было еще не только в общем неприятельском успехе. Когда немцы темной августовской ночью заняли речную переправу через Меречанку, прямо перед ними заслоном оказался только… штаб 60-й пехотной дивизии. Подполковник Дроздовский, не сомкнувший глаз в ту ночь, по звуку выстрелов у наведенной через болотистую речушку переправы понял, что там начался ближний бой. Понял и то, что караулу у моста в десяток стрелков нападавших долго не сдержать.
Начальник дивизионного штаба сразу же приказал дежурному телефонисту:
— Передай дежурному по штабу Перекопского полка: второй его батальон поднять из резерва по тревоге и немедленно сюда. Марш-броском С пулеметной командой.
Затем обратился к своему дежурному штабс-капитану Башкатову, уже отдававшему через посыльных какие-то приказания:
— Башкатов, что у нас есть при штабе сейчас?
— Конвойная полусотня донцов, пехотный взвод караула. Телефонисты, санитарная команда, два десятка сапер из корпусного инженерного батальона. Пока все.
— Пулеметы, что ставили на сошки против аэропланов у штаба?
— Дня. Расчеты их уже снимают и ставят на станки.
— Хорошо. Немедленно вызывай к переправе всю без остатка караульную роту.
— Уже вызвана.
— Срочно вызови сюда из артиллерийской бригады ближайшую к нам батарею. Упряжки гнать к переправе, не жалея.
— Есть.
— А теперь, Башкатов, всех людей, что в штабе есть, под ружье и в общий строй.
— Кто их поведет к переправе, Михаил Гордеевич?
— Сам поведу. Тебе оставаться в штабе за старшего, комдив из Аккерманского полка доскачет не раньше чем через два часа, а то и больше. Сообщи в корпус о ситуации.
— Будет исполнено.
— Всю подмогу, что будет подходить к штабу, сразу же к переправе.
У Дроздовского в ту ночь на начало боя оказалось немногим более сотни самых разных людей. Их не набиралось числом даже на одну роту стрелков. И всего два пулемета Он и повел собранный в штабе «тревожный» отряд к мосту через речушку.
Когда его люди прибыли к месту переправы через Меречанку, перестрелка там уже стихла По дороге встретили нескольких пехотинцев, отходивших от реки, злых, расстрелявших все патроны, многие — наспех перевязанные. Дроздовский остановил их:
— Где ваш прапорщик?
— Там остался, господин подполковник. Убитый он.
— Немцы? Какие они?
— Уже на этом берегу. Не удержались мы. Одна пехота с пулеметами. Без кавалерии. Пушек не видно.
Дроздовский понял, что бой за переправу вел авангардный отряд силой вряд ли больше пехотного батальона Если его не сбить на тот берег Меречанки и дать ему закрепиться у моста, тогда речная переправа будет потеряна Начальник штаба с ходу повел свой отряд в штыковую атаку: караульных солдат, спешенных казаков, саперов, связистов. То есть всех тех, кто в эту ночь оказался при штабе и имел винтовку.
Германцы, а это оказались егеря, уже окапывались у моста Тем же занимались и их пулеметные расчеты. В ночной мгле они, ускоренно работая лопатками, не сразу заметили цепь атакующих без привычного «ура!» русских стрелков. Первые выстрелы раздались только тогда, когда в придорожных кустах началась рукопашная схватка.
Егеря, лишившись поддержки своих пулеметов, не выдержав удара в штыки и в темноте не ведая, в каких силах их так яростно атакует противник, в беспорядке отошли через мост на противоположный речной берег. Завязалась жаркая перестрелка, проку от которой было мало. Дроздовский теперь мог вздохнуть свободно: мост удалось отбить. Но где-то рядом, на позициях 60-й пехотной дивизии, разворачивался нешуточный огневой бой.
Завязалась артиллерийская дуэль. Немецкие пушки били у переправы с перелетом. Снаряды рвались за спиной, где-то у штаба дивизии, расположенного в брошенном курляндском хуторе. Один из офицеров, стоявший в наспех отрытом окопчике за песчаным бугром, сказал, обращаясь к Дроздовскому:
— Берегут мостик-то для себя, по всему видно, Михаил Гордеевич.
— Берегут, это точно. Только они его от нас в подарок не получат, тем более сегодня. И завтра тоже…