Когда мы ушли, вокзальный флаг (флаг ведомства путей сообщения Российской империи. — А. Ш.), даже не национальный, сорвали, изорвали, истоптали ногами.
Немцы к украинцам — нескрываемое презрение, третирование, понукание. Называют бандой, сбродом; при попытке украинцев захватить наш автомобиль на вокзале присутствовал наш комендант, кричал на украинского (гетманского) офицера:
— Чтобы у меня это больше не повторялось.
Разница отношения к нам, скрытым врагам, и к украинцам, союзникам, невероятная.
Один из офицеров проходящего украинского эшелона говорил немцу: надо бы их, то есть нас, обезоружить, и получил ответ: они также борются с большевиками, нам не враждебны, преследуют одни с нами цели, и у него язык не повернулся бы сказать такое, считает непорядочным… Украинец отскочил.
Украинцы (петлюровцы) платят (белым) такой же ненавистью…
…(Гетманские) офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу не больше трети не украинцы — некуда было деваться… При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды…“
Перед уходом белых добровольцев из Мелитополя у Дроздовского произошло несколько столкновений с только что назначенным комендантом города от гетманской власти. Петлюровец откровенно высказывал свое недоброжелательство к русским добровольцам. Но на большее не решался: батальон „синежупанников“ — сечевых стрелков против отряда офицеров-фронтовиков силы не представлял.
Такое недоброжелательство объяснялось довольно просто: выходец из Галиции в мировую войну служил, естественно, в австро-венгерской армии. Для начала петлюровский комендант наложил руку на триста тысяч рублей в кассе военно-промышленного комитета города Мелитополя. Часть этих денег, как военная добыча, должны были пополнить кассу добровольческой бригады.
Личная беседа Дроздовского с комендантом-гетманцем состоялась в ресторане, где был накрыт обеденный стол для начальства трех военных сил, стоявших в городе, — германцев, русских добровольцев и петлюровцев. Разговор получился такой, как его описал Михаил Гордеевич.
— Полковник, мои сечевики поймали несколько красных на хуторе близ Акимовки. Будем их судить, расстреляем.
— Это ваше право, ведь после нашего ухода гражданская власть в городе будет ваша.
— Почему только гражданская? Власть гетманства будет полная и военная. Это приказ самого Петлюры.
— Вы здесь ошибаетесь вместе со своим Петлюрой. Пока в Мелитополе останется хоть десяток немецких солдат с унтером, военная власть будет германская.
— Не буду спорить, хотя это территория Украинской народной республики. У меня к вам личная просьба, полковник.
— Какая же?
— Когда нужно будет расстреливать этих красных, что мы взяли под арест, дайте мне в расстрельную команду ваших людей. Таких, кто не дрогнул бы при расстреле.
— Роль исполнителей чужих приговоров на себя не беру. Расстреливаем только своих приговоренных.
— Тогда я, как комендант города, посланец гетмана в Мелитополе, имею полномочия приказывать здесь всем германским и сечевым войскам. И вам тоже.
— Мне, полковнику российского Генерального штаба, вы приказывать ничего не можете.
— Могу.
— Можно вам приказывать только тому, кто ваш приказ исполнит. Я — нет.
— Вы обязаны исполнить любой мой приказ!
— Не исполню.
— Вы находитесь на территории свободной Украины.
— Нет. Где войска и сила, там ваша территория. Мы же идем с фронта по территории большевистской, которую и освобождаем.
— Никто вас, полковник, сюда не просил.
— Нет, просят. Мы лояльны местному населению, не воюем с ним. Уж так получилось, что мои бойцы возвращаются с войны по вашей, как вы сказали, территории.
— Тогда помогите мне очистить от красных окрестные села и хутора.
— Охотно. Но только в направлении нашего пути. В остальных местах пусть воюют и теряют людей ваши синежупанники…
В Мелитополе штатный состав 1-й бригады русских добровольцев несколько изменился: он пополнился двумя командами. В городе нашлось с десяток неизвестно откуда появившихся на местных складах мотоциклов. Они все оказались на ходу. Нашлось и немного бензина. Среди офицеров оказалось немало людей, знакомых с такой тогда редкой автотехникой. Из них и были созданы две новые воинские команды: мотоциклистов-пулеметчиков и мотоциклистов-разведчиков.
9 апреля 1 — я Отдельная бригада русских добровольцев вновь двинулась привычным походным маршем. Впереди шел конный дивизион с бронеавтомобилем „Верный“. Тылы походной колонны на всякий случай прикрывала одна из стрелковых рот с пулеметным взводом. Между селами Владимировка и Богдановка ей повстречался автомобиль с депутацией от города Бердянска, стоявшего на берегу Азовского моря.
Разговор с депутацией людей гражданских и, как выяснилось, самых различных политических партий Дроздовский вел с полковником Войналовичем Их в первую очередь интересовал вопрос, чья власть в городе.
— Вы, как нам передал старший конного разъезда, из Бердянска?
— Да, господин полковник.
— Какую власть вы представляете?
— Только свою. Разве вы не получили телеграмму в Мелитополь о том, что советская власть в городе свергнута восстанием?
— Нет, не получали. Возможно, ее получили или комендант от Петлюры, или немцы.
— Тогда знайте, что большевиков в Бердянске нет больше. Но мы просим вас Христом Богом скорей послать нам в избавление артиллерию.
— Зачем освобожденному Бердянску артиллерия? Красные войска на подходе?
— Какие красные?! Город с моря обстреливают из пушек в упор севастопольские матросы.
— Но как черноморские корабли могут подойти к Бердянску? У ваших же берегов сплошное мелководье, годное только для рыбацких лодок и прогулочных яхт?
— Правильно, крейсер не подойдет. Но матросы поставили на две рыбацкие лайбы (шаланды. — А. Ш.) по шестидюймовой пушке. Так определили наши офицеры. Красные громят город прямо из гавани. У нас нет ни одной своей пушки. Надежда только на вашу артиллерию.
— Я человек военный, господа, и потому об организации обороны города могу говорить только с посланцем-офицером. Офицеры есть среди восставших против красных?
— Есть. И очень много.
— Кто вами командует?
— Полковник Черков. Он из изюмских гусар. Был на фронте.
— Погоны он носит? Что у него на погонах?
— Погон наш полковник не носит.
— Хорошо. Я пишу вашему Черкову записку. Пусть присылает ко мне для переговоров своих офицеров с полномочиями.
— А артиллерия?
— У меня нет грузовых автомобилей, чтобы отправить в Бердянск хотя бы одну батарею. А Черкову передайте — пусть удержится до нашего прихода любой ценой.
— Но дайте нам хотя бы одну пушку для защиты города с моря.
— Не могу. Мои пушки, увы, летать не могут…
Дроздовскому действительно не на чем было спешно перебросить на помощь восставшему Бердянску хотя бы одну из своих батарей. Он приказал ускорить марш, сократив привалы по времени до минимума.
Утром к колонне прибыла на том же легковом автомобиле новая депутация из Бердянска. На этот раз в ней были одни офицеры. Все в полувоенной форме и без погон. Вера к ним со стороны Михаила Гордеевича была с первого взгляда полнейшая. Он даже воскликнул, увидев их:
— Да ведь все трое офицеры моего 60-го Замостского полка! Вот так боевая встреча!..
Получив разъяснения Дроздовского по поводу артиллерии, они вернулись в город, где на улицах, в садах и огородах время от времени рвались снаряды шестидюймовок севастопольских матросов, которые не уставали громить „белый город“ со стороны моря. В ответ же они ничего не получали.
Дроздовский сел на коня и в авангарде походной колонны сменил начальника бригадного штаба. Недалеко от Ногайска был встречен автомобиль с командиром бердянских повстанцев Черковым. Разговор двух полковников был по-деловому краток и открыт.
— Мою записку с первой депутацией вы получили?
— Получил. Благодарю за добрый совет.
— Севастопольские лайбы все еще в городской гавани?
— Да, там стоят. Держатся от берега на дальность выстрела из винтовки. Взять на прицел мы их не можем.
— Стреляют из орудий?
— Сегодня почти не слышно. Видно, снаряды на исходе. Ждут, наверное, когда из Севастополя новый боезапас подвезут.
— Как настроение защитников города? Обывателей?
— Скажу прямо, неважное.
— Отчего так?
— Настроение видится не сдаваться. Прежде всего у инвалидов-фронтовиков, у нас их много. Но все же тревога и неуверенность в массе защитников есть.
— А в чем причина, по вашему мнению?
— Она ясна; нам неоткуда ждать помощи. А тут мы о вас прослышали из Мелитополя.
— Вам, Черков, надо вернуться в Бердянск. Скажите там, что мы придем утром Выступим же вечером, с наступлением темноты…
Сразу сняться с привала Дроздовский не мог. По карте было отмечено, что через одну-две версты дорога шла уже по самому берегу Азовского моря. Красные моряки могли легко обнаружить походную колонну явно чужих войск и обстрелять ее до того, как батареи белых встанут на позицию.
Поэтому Михаил Гордеевич решил проявить военную хитрость, то есть провести бригаду по берегу ночью и на рассвете оказаться в Бердянске. Тогда бы севастопольским лайбам, стоявшим в Бердянской гавани, пришлось познать меткость ответной пушечной пальбы. Для их команд это стало бы неприятным сюрпризом.
По пути в Ногайске дроздовцы „арестовали местный совет“ и „выловили еще несколько мерзавцев“. Власть на месте была возвращена разогнанной красными городской думе.
Вводить всю бригаду в приморский Бердянск полковник Дроздовский не стал. Туда двинулись только одна стрелковая рота, броневик „Верный“ и вся артиллерия. Остальная часть добровольцев разместилась в пригородном селе Ивановка. Ожидалось, что со стороны Новоспасского или Петровского могли подойти красногвардейские отряды, о чем ходили упорные слухи. По округе были разосланы конные разъезды.
…События весны 1918 года в небольшом портовом городе на берегу Азовского моря относятся к числу действительно малоизвестных страниц Гражданской войны в России. В Бердянске власть к революционному совету перешла в конце 1917 года. Когда в начале следующего года большевистская часть ревсовета начала преследовать своих коллег — социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков), в городе начались демонстрации под лозунгом „Долой советскую власть“.