— Так что же вы хотите? — Дроздовский обернул ко мне тонкое лицо.
Он был бледен. По впалой щеке струился пот…
Без пенсне его глаза стали строгими и огромными.
— Что же вы хотите? — повторил он жестоко. — Чтобы я показал себя перед офицерской ротой трусом? Пусть все пулеметы бьют. Я отсюда не уйду…»
Атака Торговой началась около двух часов дня с подходом Корниловского ударного полка. Вместе с корниловцами, в своем большинстве георгиевскими кавалерами из нижних чинов, поднялись офицерские роты «дроздов», в рядах которых были Михаил Гордеевич и заметно прихрамывавший от старой раны командир полка полковник Жебрак-Русанович.
Атаку поддерживали своим огнем артиллеристы орудия, которым командовал подполковник Протасевич, выдвинутого на прямую наводку и стрелявшего картечью с дистанции всего в сто пятьдесят шагов. Его расчет в том открытом бою был почти весь переранен, а орудийный щит изрешечен пулями винтовок и пулеметных очередей.
Деникин и Дроздовский, на чьих глазах свой подвиг совершил орудийный расчет одной из дивизионных батарей, не раз потом скажут:
— Вести пушечный огонь учитесь у подполковника Протасевича Виктора Алексеевича. В бою у Торговой он стрелял с открытой позиции на сто пятьдесят шагов. Его расчет под пулеметным огнем довел дело до конца и из боя не вышел. Подвиг был примерный…
Протасевич среди пушкарей Добровольческой армии с начала 2-го Кубанского похода стал личностью почти легендарной. Выпускник Псковского кадетского корпуса и Михайловского артиллерийского училища, закончивший Великую войну командиром батареи, белым добровольцем стал летом 1918 года. Тогда он вступил в Дроздовскую артиллерийскую бригаду рядовым, последовательно став командиром орудия, батареи и дивизиона.
За отличия в боях в Северной Таврии полковник Протасевич был награжден орденом Святого Николая. В эмиграции жил в Болгарии и Франции, работал в РОВСе. Скончался в Доме русских военных инвалидов в Монморанси под Парижем и был похоронен на Дроздовском участке русского кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа..
Железнодорожная станция, селение были взяты с удара, но до рукопашного боя дело не дошло. Когда дроздовцы и корниловцы ворвались на окраину Торговой, со станции на всех парах уходили последние, переполненные людьми эшелоны. Трофеями белых стали три пушки, много пулеметов, большие интендантские склады и сотни пленных, в силу разных причин не успевших отступить.
Когда Деникин перенес свой штаб в здание железнодорожного вокзала, на станции уже командовал Дроздовский. Он отдавал распоряжение за распоряжением:
— Поручик Ольшанский, установите ваш пулемет на дрезину. Вы назначаетесь старшим ее команды. Людей подберите сами…
— Господин полковник, пулемет установлен, команда на дрезине.
— Вам приказ: не медля гнаться за уходящими от Торговой эшелонами красных. Преследовать их и обстреливать, сколько будет возможно. Но не увлекаться… Полковник Лесли, из платформ и взятого паровоза устроить броневой поезд. Отдаю вам для него одно трофейное орудие. Расчет возьмите моим приказом в легкой батарее. Пулеметы — из трофеев. Назначаетесь командиром бронепоезда.
— Есть. Моя задача, Михаил Гордеевич?
— Пока устроить броневой поезд и выдвинуться от Торговой в сторону станции Шаблиевская…
Дроздовский вспомнил опыт с устройством блиндированного поезда на станции Акимовка, когда его бригада шла на Дон. Подобный был создан и на станции Торговая: на открытые платформы уложили мешки с песком, установили пулеметы, орудие. Подобную защиту установили и в паровозной будке.
Так у Добровольческой армии в Гражданской войне появился «первый бронепоезд», построенный не в железнодорожных мастерских, а руками офицеров-«дроздов». Поскольку начало 1918 года прошло в «эшелонном» противостоянии сторон, появление у белых первого своего бронепоезда трудно было недооценить.
Следует заметить, что в тех событиях, будь то Кубань или Донбасс, Урал или далекое Приморье, успех в «эшелонной» войне зачастую решался не качеством и толщиной брони, а мощью артиллерийского и пулеметного вооружения бронепоезда Или, как его называем не реже, блиндированного поезда Победы обычно добивались бесстрашием их экипажей и умением владеть штатным оружием, грамотной тактикой ведения боев на железнодорожных ветках.
Взятие Торговой 12 июня стало первой большой победой белого оружия в ходе 2-го Кубанского похода Командующий Добровольческой армией Деникин в своем приказе писал: «Поздравляю 3-ю дивизию полковника Дроздовского…»
Деникин лично наблюдал ход боя за Торговую, от исхода которого зависело многое. Прежде всего продолжение наступления на Екатеринодар и «самочувствие», дух белых добровольцев. Антон Иванович Деникин в своих белоэмигрантских мемуарах писал о тех событиях в таких словах:
«На рассвете 12-го ведут бой колонны. Побывал в штабе Боровского, в цепях Кутепова, ворвавшихся в село Кручено-балковское, и с большим удовлетворением убедился, что дух, закаленный в 1-м походе, живет и в начальниках, и в добровольцах…
Дроздовский, сделав ночной переход, с рассветом развернулся с запада против Торговой и вел методическое наступление, применяя тактику большой войны…
Прошло более пяти лет с того дня, когда я увидел дроздовцев в бою, но я помню живо каждую деталь. Их хмурого, нервного, озабоченного начальника дивизии (Дроздовского. — А. Ш.)… Суетливо, как наседка, собиравшего своих офицеров и бродившего, прихрамывая (старая рана), под огнем по открытому полю Жебрака… Перераненных артиллеристов, продолжавших огонь из орудия с изрешеченным пулями щитом..
И бросившуюся на глазах командующего через речку вброд роту во главе со своим командиром штабс-капитаном Туркулом — со смехом, шутками и криками „ура“…
Около двух часов дня начал подходить Корниловский полк (Кутепова. — А. Ш.), и дроздовцы вместе с ним двинулись в атаку, имея в своих рядах Дроздовского и Жебрака…»
Тот же мемуарист Деникин в «Очерках Русской Смуты» назвал победные события 12 июня 1918 года «стратегическим успехом» Белой армии, который позволил отрезать Центральную Россию от житниц Кубани и северокавказской нефти.
Деникин был здесь в чем-то прав. Только историки по сей день не сходятся в том, было ли взятие степного железнодорожного узла действительно «стратегическим успехом» белых в Гражданской войне на российском Юге. Ведь подобные успехи обычно меняют лицо, ход и исход войны…
…После Торговой для 3-й дивизии последовали нелегкие бои за казачьи станицы Великокняжескую, Николаевскую, Песчаноокопскую. Добровольческая армия изменила свой «маршрут» и теперь наступала на столицу Кубанской области город Екатеринодар.
Командование красными войсками в лице Сорокина и Калнина сразу поняло всю опасность для них такого поворота событий. К Белой Глине были стянуты значительные силы (39-я советская дивизия), чтобы остановить наступление деникинской армии, не дать ей продвинуться в глубь Кубанской области. Железнодорожная станция стояла на линии Царицын — Тихорецкая — Екатеринодар.
3-я дивизия споткнулась о Белую Глину, понеся здесь жестокие потери в людях. Вернее, потери понес ее единственный тогда пехотный полк — 2-й Офицерский стрелковый, который и атаковал здесь противника. Перед атакой Белой Глины Дроздовский имел разговор с полковым командиром Жебраком-Русановичем:
— Михаил Антонович, получен приказ командующего армией завтра взять Белую Глину. Взять и удержать за собой.
— Михаил Гордеевич, задача понятна Белую Глину мы возьмем.
— Но по согласованным показаниям пленных, там у красных большие силы, а пулеметов более чем достаточно.
— Тогда надо брать Белую Глину не завтра, а сегодня.
— Каким образом?
— Ночной атакой. Как мы брали Ростов.
— Однако ночью красные могут изменить диспозицию своих отрядов, в чем мы можем убедиться только с рассветом.
— Возможно, Михаил Гордеевич. Но атака в световой день нам будет стоить многих жизней. В ночной атаке таковых может и не оказаться.
— Значит, Михаил Антонович, вы все же настроены штурмовать станцию ночью? Без артиллерийской поддержки?
— Да, именно так, Михаил Гордеевич. Если на то будет ваш приказ.
— Вот поэтому я и решил посоветоваться с вами. Ваш план на ночную атаку? Вызрел такой?
— Есть план.
— Тогда изложите его, Михаил Антонович.
— Подходы к Белой Глине нами разведаны визуально. Надо наступать с той стороны, где степь всхолмена Это даст возможность полку незаметно подойти к их позиции.
— А если они выдвинут вперед боевое охранение?
— Вряд ли. Ведь мы его сегодня не заметили.
— Какими силами решили атаковать?
— В атаку поведу 2-й и 3-й батальоны. 1-й, он у меня самый обстрелянный, оставлю в резерве, на случай удара в штыки.
— Тогда, Михаил Антонович, Бог вам в помощь…
…Ночной бой за Белую Глину закипел во втором часу ночи.
Опасения Дроздовского оправдались: противник «выкинул» перед позицией так называемую пулеметную батарею. Или, иначе говоря, расположил в удобном месте пулеметную засаду, о которой белые не прознали.
Полковник Жебрак-Русанович лично повел в атаку два батальона стрелков. Рядом с ним шел весь его небольшой полковой штаб — девять офицеров. Внезапности ночной атаки не получилось, и виной тому стала пулеметная батарея красных, «выброшенная» вперед линии наспех отрытых в степи окопов. Засада вовремя заметила приближение молчаливых цепей белогвардейцев к Белой Глине: часовые в ночи здесь не дремали.
По воле судьбы именно полковой штаб вместе с Жебраком-Русановичем вышел прямо на засаду, которая удачно расположилась на небольшом взгорке. Несколько пулеметов по команде открыли в ночи огонь, что называется, в упор. Цепь «дроздов» залегла, а полк остался без единого штабного офицера. В ночи с пулевого залпа пулеметной батареи и начался огневой бой, который продолжался до самого утра. Белым, залегшим в голой степи, приходилось беречь патроны.
«Ночь кипела от огня». Туркул в своих мемуарах писал о том, как его 2-й Офицерский стрелковый полк брал Белую Глину, так: