Впоследствии такое решение командира 3-й дивизии вызвало немало споров среди белых мемуаристов. Деникин, к примеру, сетовал на случившееся в таких словах: «…Многие военачальники с чрезвычайной неохотой подчинялись друг другу…»
Здесь не надо сбрасывать со счета самолюбие Михаила Гордеевича: он не забыл того, что всего неделю назад властный Казанович объявил себя старшим над ним, поскольку носил генеральские погоны, а его соратник был только полковником. К тому же натянутыми оказались и отношения дивизионных штабов.
Но все же думается, что не из-за мелочной обиды Дроздовский придержал в ту ночь свои войска. А сил-то у него для атаки станции Кореневская набиралось меньше половины стрелкового полка измученных боями добровольцев. Они сражались на пределе человеческих возможностей в меньших силах.
..Дав на отдых «дроздам» всего полночи, их командир в последующие дни действовал привычно решительно и требовательно. Он словно очнулся после того психологического срыва, когда вместе с Казановичем безуспешно штурмовал Кореневскую.
Утром 25 июля дивизия Дроздовского вышла в тыл Журавской группе красных и двинулась на Выселки. Там вела бой 1 — я дивизия добровольцев. Стороны повели маневренные действия.
«Дрозды» обошли противника, но вскоре и сами оказались обойденными. Михаилу Гордеевичу пришлось лично встать во главе Солдатского полка, чтобы отражать атаки сорокинцев. Те в итоге оказались сами в кольце полуокружения, и им пришлось прорываться в рукопашных схватках через боевые порядки белых, что обошлось красным большими потерями.
Журавская их группа оказалась преследуемой добровольцами генерала Казановича В горячке боя Марковский полк даже попал под пули дроздовцев. К четырем часам дня того же 25 июля группировка большевистских войск под Журавкой оказалась полностью разгромленной.
Значение успешно проведенного боя для белых оказалось велико: теперь они могли развивать наступление на недалекий Екатеринодар. 27 июля Дроздовская дивизия захватывает станицу Кирпильскую на пути к Усть-Лабе. Это был заметный успех: противник отступал в беспорядке.
Развернув опять дивизию в боевой порядок, Дроздовский начал движение на Усть-Лабу. 29 июля он атаковал ее одновременно со станицей Воронежской. Красные, державшиеся здесь, оказались отрезанными от своих главных сил. Тогда Сорокин сильно контратаковал фланги «дроздов», и тем самим пришлось перейти к обороне.
Трудно сказать, как бы развивались события в ближайшие дни, если бы не личная инициатива полковника Генерального штаба Запольского. Он командовал у Дроздовского внештатным батальоном 2-го Офицерского полка — Кубанским пластунским, составленным из пеших казаков-кубанцев, добровольцев последних дней из близлежащих станиц и хуторов.
Под вечер в штаб к Дроздовскому из батальона кубанских пластунов прискакал хорунжий с радостной вестью:
— Господин полковник, хорунжий Журбенко от полковника Запольского с донесением.
— Докладывайте, хорунжий.
— Полковник Запольский доносит, что разведка пластунов невооруженным глазом наблюдает отход красных обозов за Кубань.
— Хорошая новость. Как отходят обозы?
— Поспешают, господин полковник. Бегут, значит.
— Отлично. Что еще у тебя есть для меня, Журбенко?
— Полковник Запольский передает, что он в такой выгоде с подошедшими корниловцами своим батальоном пошел брать Усть-Лабу и станицу Воронежскую.
— Когда он начал атаку?
— Как только приказал мне доставить в штаб донесение…
Станицы Усть-Лабинская и Воронежская были взяты добровольцами в едином порыве. Арьергард сорокинских войск, попытавшийся было встать у них на пути, был частью уничтожен, частью рассеян.
Прибыв в Усть-Лабу, Дроздовский приказал командирам частей:
— День 30-го всем дается на отдых. С наступлением темноты выступаем на Екатеринодар…
Отдых был прерван уже днем: от главнокомандующего Деникина поступил приказ всеми наличными силами продолжить наступление на столицу Кубанской области. В движение пришла вся Добровольческая армия, видевшая перед собой заветную цель 2-го Кубанского похода:
— Даешь Екатеринодар!
К 1 августа Екатеринодар оказался охваченным белыми с двух сторон — с востока и севера. В этот день «дрозды» заняли Пашковский разъезд (вблизи пригородной станицы Пашковской, находившейся в руках противника), где расположились на ночлег, выдвинув вперед усиленные дозоры с пулеметами. Однако красные их не тревожили.
С рассветом упорный бой возобновился с перестрелки. Дроздовский приказал полковнику Витковскому:
— Атакуйте станицу двумя вашими батальонами. Пашковскую пройти без остановок и максимально выдвинуться к городу…
Атака получилась лихая. Стрелковые цепи двух батальонов безостановочно покатились через кукурузные поля и сады на Пашковскую. На рассвете они оказались на ее окраине. Красные оставили станицу и, преследуемые добровольцами по пятам, стали откатываться еще дальше.
От города к месту боя подоспели новые отряды красногвардейцев, и атакующие «дрозды» были остановлены. Последовал ответный контрудар, и белые были выбиты из Пашковской в пристаничные сады. Они залегли там. Началась жаркая перестрелка.
Дроздовский, чтобы перевесить чашу весов, подтянул к станице почти всю наличную пехоту, которая еще не вошла в бой. Его приказ ротным и батальонным командирам был предельно краток:
— Лобовым ударом остановить контратаку большевиков…
Добровольцы поднялись в общую атаку по условному сигналу. Бой из садов переместился вновь на окраину Пашковской, где схватки велись за каждый дом, за каждую приусадебную постройку. В станице начались пожары.
За ходом боя с небольшой высоты наблюдал генерал-лейтенант Деникин. Он, как человек опытный, уловил ту минуту, когда дроздовцам потребовалась сильная поддержка Главнокомандующий приказал батальону Кубанского стрелкового полка, бывшего у него в резерве, ударить в тыл красным, оборонявшим отбитую ими вновь станицу.
Неожиданное появление под станицей новых цепей белых, на этот раз с севера, вызвало среди сорокинцев подлинную панику. Они в беспорядке стали отступать к городу, спеша выйти из-под сдвоенного удара Батальоны «дроздов» вновь ворвались в Пашковскую…
…Теперь под ударом Добровольческой армии оказался сам Екатеринодар. Вечером в город, сбивая заслоны красных, ворвалась 1-я конная дивизия генерала-корниловца И. Г. Эрдели. В городских кварталах начались уличные бои. Перестрелки порой переходили в рукопашные схватки, в которых штык скрещивался с шашкой, а приклад с кулаком.
3 августа 1918 года столица Кубанской области полностью оказалась в руках Добровольческой армии. Белогвардейцы праздновали победу: Екатеринодар был взят ими только со второго раза «Первопоходники»-корниловцы говорили:
— Видел бы этот день наш Лавр Георгиевич…
— Не зря Корнилов дожидался нас здесь в своей могиле…
— Памятник поставим Лавру обязательно на этой земле…
Деникин в своих мемуарах образно рассказывает о том, как белым добровольцам удалось взять с боя столицу Кубанского казачьего края. Антон Иванович, старавшийся в воспоминаниях быть человеком до конца объективным, особо выделяет роль «дроздов» и их дивизионного начальника:
«На 24 июля я вновь назначил общее наступление Екатеринодарской группы, привлекши и 3-ю дивизию: Дроздовскому приказано было, несмотря на переутомление дивизии, наступать на Кореневскую, в тыл Северной группе большевиков с целью облегчения задачи Казановича (сменившего Кутепова во главе 1-й дивизии. — А. Ш.)…
Но трудно было сочетать два характера — безудержного Казановича и осторожного Дроздовского, две системы в тактике: у Казановича лобовые удары всеми силами, рассчитанные на доблесть добровольцев и впечатлительность большевиков; у Дроздовского — медлительное развертывание, введение в бой сил по частям, малыми „пакетами“ для уменьшения потерь.
В течение 4–5 часов Дроздовский, прикрывшись со стороны Кореневской конницей, вел здесь двусторонний горячий бой: обойдя большевиков, он оказался сам обойденным противником…
Сдерживая его с этой стороны артиллерийским огнем, Дроздовский лично с солдатскими ротами отражал атаки с северо-востока…
Армия Сорокина на этот раз понесла жестокое поражение, отступая на всем фронте, преследуемая и избиваемая конницей, броневиками, бронепоездами…»
…Передышка между боями после взятия Екатеринодара оказалась предельно короткой: Гражданская война времени на раздумья не давала. В те дни между Деникиным и Дроздовским состоялся откровенный разговор на тему, которая трогала и главнокомандующего, и командира одной из его дивизий. Речь шла о тактике ведения боев на Кубани.
— Михаил Гордеевич, хочется поздравить вас!
— С чем, Антон Иванович?
— А с тем, что под Пашковской вы наконец-то стали действовать чисто по-добровольчески.
— Вы считаете, что мне с войны мировой приходится переучиваться на войну Гражданскую?
— Несомненно. Но не обижайтесь на такие слова. Ведь переучивался же покойный Марков, светлая память ему. Переучивались Боровский, Кутепов, ваш сегодняшний сосед Казанович, другие строевые начальники. Без этого нам сегодня нельзя воевать и добывать победы.
— Я уже понял, Антон Иванович. Первопоходники берут большевиков лобовыми атаками в надежде на моральную неустойчивость врага.
— Верно. И обязательно с маневром всеми наличными силами. Тем более что их у нас пока немного.
— Это тоже понятно. Если, к примеру, увидеть хоть раз, как атакуют Корниловский или Марковский полки.
— Верно, Михаил Гордеевич. Это лучшие полки, что были под знаменами незабвенного генерала Корнилова Имел честь быть с ним узником Керенского в Быховской тюрьме.
— Антон Иванович, осмелюсь спросить: а чем хуже корниловцев и марковцев мой Офицерский полк?
— Ничем не хуже, Михаил Гордеевич. Вот вам мое слово.
— Почему тогда начальник армейского штаба так относится к 3-й дивизии? И к ее командиру?
— Романовский — сложный человек. В армии о нем ходят противоречивые суждения. Но как штабной работник — без претензий.