Тут я вспомнил:
— А мой самолет как? Что с рацией?
— Обломки самолета были немедленно убраны прибывшей аэродромной командой. У рации сработала система самоликвидации, ее контейнер сдан вашей охране.
— Ладно, теперь можете звать врача.
После недолгого осмотра, в результате которого мое состояние было признано удовлетворительным, ко мне был допущен Гоша. Врач вышел, мы остались одни.
— Ну ты как, жив?
— Сам не видишь? Посмотри, как там у кровати с колесиками.
В ВИП-палате нашего госпиталя все койки обязаны были иметь колеса, это я распорядился еще при формировании. Но, кстати, проверить забыл, будем надеяться, что у здешнего персонала память получше моей…
Гоша присел.
— Тут они заблокированы, — сообщил он, — я сейчас. Вот все, тебя можно катить. Справишься с порталом или лучше потом?
— Вот и посмотрим. Не получится, значит, действительно потом. Готов? Открываем.
Портал открылся, но неохотно, мне аж плохо стало. Гоша быстро вкатил меня в коттедж на Торбеевом.
— Тяжело открылось, — констатировал он. — Видимо, то, что ты нездоров, как-то сказывается… Когда назад пойдем?
— Да минут десять отдышусь, и двинем. Хоть там время и стоит, чего нам тут особенно рассиживаться?
Через пятнадцать минут по времени нашего мира и через миг по времени Гошиного мы опять оказались в вагоне.
— А обратно-то портал образовался мгновенно, — подметил Гоша. — Выходит, на тебя уже подействовало?
— Да вроде малость получше стало, согласен…
Портал назад действительно открылся очень легко, даже как бы не легче, чем обычно. А чувствовал я себя далеко не идеально, разве что голова теперь меньше кружилась. Ладно, потом разберемся. Может, он оттуда сюда всегда легче открывался, а у нас просто не было случая обратить на это внимание?
Мы беседовали с Гошей около часа. Сначала он рассказал мне про мои подвиги. Надо же, как, оказывается, с земли можно интерпретировать мою бестолковую суетню в небе! Ведь растерялся же я, до сих пор стыдно, как вспомню…
Но мою попытку объяснить, что на самом деле оно было не совсем так, Гоша воспринял как обычный приступ скромности, и я заткнулся, точнее, перевел разговор на обстановку в Порт-Артуре.
— Когда мы приехали, тут была полная неразбериха, — сообщил мне Гоша. — Но выяснилось, что по сравнению с седьмым числом это просто истинно немецкий порядок! Тогда вообще было черт знает что. Стессель по всему городу метался как укушенный… Фок свою дивизию в ружье поднял и совсем было собрался вести в атаку, но, пока решал, в какую сторону, приехал Смирнов и малость его утихомирил, причем словами, галоперидола у нас еще нет. Смирнов, кстати, единственный не суетился и издал пару дельных приказов, вот только их вообще ни до кого не довели. С деятельностью Старка сейчас Макаров разбирается…
— А Стесселю ты уже сообщил о волшебной перемене в его судьбе? — улыбнулся я.
— Нет, что ты, — рассмеялся Гоша, — я, по-твоему, зверь какой, лишать тебя такого зрелища? Я его просто своей властью посадил под домашний арест. Так что выздоравливай побыстрее, не откладывай цирк надолго. Насчет того, чтобы еще раз через портал, — это мы дня через три решать будем?
В процессе опытов на мышах мы выяснили — для заживления мышц и костей достаточно одного перехода. Вот для восстановления нервных клеток нужно несколько, но не более семи, а если уж и тут не помогло, то дальнейшие прыжки туда-сюда уже ничего не дадут.
Я попробовал пошевелить пальцами на левой руке — вроде получается, да и чувствительность какая-то есть, так что не так уж все страшно.
По ходу нашей беседы доктор пару раз пытался ее прервать, скребся с той стороны под дверью. Когда его запустили, он сообщил, что больной еще слаб, может открыться кровотечение и еще что-то нехорошее… Пришлось напомнить ему, что инженер Найденов тоже кое-что смыслит в медицине, были прецеденты, причем неоднократные. Так что теперь, раз уж этот инженер пришел в сознание, и руководство процессом лечения он берет на себя: «Да, кстати, рентген делали? Вот и принесите снимки, будьте так добры. И отчет об операции… как он у вас, врачей, называется? Причем на русском, а не на латыни».
Поздно вечером я услышал далекий грохот тяжелых орудий, потом вой пролетающих неподалеку «бобиков», судя по звуку — тройки. Потом все стихло.
— Чего у них там, узнайте, — обратился я к сиделке.
Оказывается, три броненосца противника, пользуясь темнотой и плохой погодой, подошли со стороны Крестовой горы и открыли перекидной огонь по городу. Один снаряд упал в районе вокзала — убита лошадь, ранен извозчик, склад не то Шнеерзона, не то еще кого-то с аналогичной фамилией разрушен полностью, попытки мародерства пресечены патрулем Гошиных казаков. Других жертв и разрушений нет.
После второго залпа прилетели шесть «бобиков», то есть все, кто у нас мог летать ночью в сложных условиях. Одна двухсоткилограммовая бомба попала в корабль, одна легла близким накрытием. После чего броненосцы ушли. Повторная атака силами одной тройки результатов не дала.
— Жду Полозова с докладом, — буркнул я.
— Георгий Андреевич, — робко спросила врачиха, — а может, утром? На вас совсем лица нет. Хотите, зеркало дам? Вы лучше поспите, а если ночью еще что случится, так вам Полозов сразу обо всем и расскажет…
«Тоже мне утешила, — мысленно усмехнулся я. — Но вообще-то она права: действительно, соображаю я сейчас не очень, не накомандовать бы чего-нибудь не того…»
— Ладно, утром так утром, — сказал я и закрыл было глаза, но тут же вспомнил еще об одном безотлагательном деле. Вздохнув, уточнил: — Полозова к двенадцати часам завтра, а Морозова, капитана «Геры», сюда немедленно, со всей возможной скоростью. Выполнять! Потом разрешу повякать о моей внешности.
Морозов был у меня через сорок минут.
— Слушайте задачу, — сказал я ему. — Завтра вечером выходите в море. Перед этим загромождаете заднюю палубу чем угодно, главное, чтоб побольше, и сверху накроете брезентом. Прежде чем отплывать, несколько членов вашего экипажа должны учинить умеренную пьянку с громкими воплями «ух мы теперь им и покажем», в каком именно кабаке — вам виднее. Далее, вы неделю прячетесь, где хотите, но чтоб вас ни одна собака не видела. Слушаете эфир. Возвращаетесь по приказу, а в случае его отсутствия — восемнадцатого февраля. Все ясно? Тогда идите, я на вас надеюсь.
Через два дня я уже счел свое состояние настолько улучшившимся, что начал вставать. На третий день решил объявить себя условно здоровым, кое-как оделся и начал вникать в обстановку. Очень она меня беспокоила — раз весь флот заперт в артурской мышеловке, что мешает Того прямо сейчас высадить десант на Квантун? То-то он около Эллиотов вертится! А у нас дел — только начать и кончить.
Первой от всеобщей растерянности оправилась наша авиация, и в этом была большая заслуга приехавшего с Гошей Михаила. Он, собственно, собирался только посмотреть на организацию аэродромов в Артуре, но в связи с моим ранением был пока оставлен тут, покомандовать авиацией вместо меня. Надо сказать, у него неплохо получилось.
Асы были сведены в разведывательную группу особого назначения, они парами летали ночью. Днем в воздухе постоянно находилось несколько самолетов, которые мониторили опасные направления в радиусе пятидесяти километров. Это уже дало свой эффект — днем противник подплывать ближе не рисковал — нашими бомбами были серьезно повреждены один миноносец и один небольшой крейсер, который летчики опознать не смогли, а моряки по описанию назвали «собакой».
То, что творилось среди гражданского населения Артура, иначе как паникой назвать было нельзя. На вокзале не протолкнуться, в отъезжающие поезда народу набивалось вдвое больше против положенного. Очередь в банк тянулась метров на триста, но это продолжалось недолго, то есть пока не кончились деньги. Гоша «успокоил» народ, сказав, что в Иркутском отделении банка денег более чем достаточно и даже очереди за ними нет. Если кому туда ехать неохота, то ничего страшного, сразу после окончания войны и в Порт-Артур они будут завезены в потребных количествах. И вообще, все желающие уехать должны поторапливаться, потому как через две недели полуостров будет закрыт.
Началась эвакуация управлений. Посмотрев на самое ее начало, я родил первый в своем новом качестве приказ — об образовании штрафных батальонов и дисциплинарных рот.
Ну что такое штрафбат, это понятно. А дисциплинарные роты предназначались для штатских, совершивших что-нибудь нехорошее типа мародерства, — с девятого февраля полуостров был объявлен на осадном положении. Однако первыми ласточками в этих ротах стали не любители легкой наживы…
Получив приказ о срочной эвакуации, чуть ли не половина чиновников отреагировала довольно своеобразно. То есть они мгновенно нажрались до поросячьего визга и даже более того. Ну и на следующий день я с удовольствием провел для остальных экскурсию в казарму, где на глазах потрясенных зрителей чиновная пьянь была разбужена ведром ледяной воды на голову и пинками унтеров отправлена получать обмундирование. В ответ на неуверенный вопль одного бедолаги, что, дескать, он какой-то советник, последовал удар в зубы с соответствующим вежливым разъяснением: «Ты теперь не советник, а дерьмо собачье до самого конца войны!»
— Господа, надеюсь, вы поняли, что в осажденном городе свои обязанности надо исполнять безукоризненно? — поинтересовался я у публики. — Если да, то не смею задерживать, у вас еще масса дел…
Как выяснилось, поняли не все, и скоро численность дисроты увеличилась еще на три штыка — эти идиоты решили отправить кляузные телеграммы. Зато у остальных более никаких вопросов не возникало, эвакуация была завершена за два дня и чуть ли не образцово… Только пришлось объяснить смысл происходящего Гоше, которому одна падла тоже успела нажаловаться. Кстати, он думал, что я не знаю, какая именно.
— Вот смотри, — начал я, — управлениям приказано эвакуироваться. Не внезапно, это у них в инструкциях написано — в случае войны двигать в Мукден и Харбин. Подан эшелон, стоит, занимает место, увеличивает бардак на вокзале… А эти уроды не могут соблюсти меру в стимулировании организмов. Остающиеся чиновники тоже не ангелы, но они хоть на ногах пока! А у нас, то есть представителей власти, две задачи: первая — выпихнуть побыстрее этот эшелон; вторая, куда более важная, — показать всем, что шутки кончились, а началось осадное положение. При нем нет никаких вольных гражданских. Ты свои полномочия внимательно читал? Так вот, во исполнение обеих задач я и устроил это действо. Согласись, эшелон улетел как реактивный! А оставшиеся глубоко задумались.