Принадлежал он к знатному польско-литовскому роду, и его графский титул — не российского происхождения. Сапега на протяжении многих лет воевал против польского короля Августа II, союзника Петра I. В благодарность за это противником Августа королем Станиславом Лещинским был возведен в гетманы Литовские. Поддерживая шведов, немало содействовал разорению своей исторической родины.
Сталкивался он и непосредственно с русскими. 13 мая 1709 г. при местечке Лудухов произошел бой отрядов Сапеги против русско-польских войск во главе с генерал-фельдмаршалом-лейтенантом Г. Гольцем, направленных для истребления сторонников Лещинского. Сапега понес ощутимый урон, потеряв только убитыми не менее 2,5 тысячи человек. Ему самому удалось избежать плена, хотя под ним даже была убита лошадь. Его неудачи на ратном поприще легко объяснимы: в военном искусстве он не разбирался, ума был самого обыкновенного.
После Полтавского сражения Сапега почувствовал изменение конъюнктуры и перешел на сторону Августа II, получив от него амнистию. Радушный прием был обеспечен ему и в Санкт-Петербурге. Главным ходатаем за интересы Сапеги в России стал Меншиков. Он задумал прирастить свое могущество богатством, знатностью и влиянием этого аристократа на дела Польского королевства. Еще при жизни Петра I он помолвил свою старшую дочь Марию с сыном Сапеги. Александр Данилович утроил свои симпатии к графу, получив его обещание оказать содействие в приобретении титула герцога курляндского (см. очерк о А.Д. Меншикове).
Подчас трудно бывает понять мотивы поступков людей прошлого. Петр Великий был потрясен изменой Мазепы, но Сапегу, человека столь же неверного, принял на русскую службу, хотя его неоднократные переходы на сторону противника не были ни для кого секретом.
После смерти Петра на польского аристократа милости и награды и вовсе посыпались как из рога изобилия: в 1726 г. под нажимом Меншикова Екатерина I вручила ему фельдмаршальский жезл, а затем орден Св. Андрея Первозванного. Приближен ко двору и щедро награжден был и Сапега-младший.
После воцарения юного Петра II Меншиков, оказывавший решающее влияние на него, в своих мечтах воспарил еще выше. Он уже не желал быть тестем польского графа, но задумал породниться с самим царем. К тому же и планы насчет герцогства Курляндского остались нереализованными. Помолвка Марии с молодым Сапегой была расторгнута, и тот женился на родной племяннице покойной императрицы. А между Меншиковым и Сапегой, что называется, пробежала черная кошка.
Для польского аристократа это оказалось, как нельзя кстати, учитывая скорое падение «полудержавного властелина». Сапега переметнулся в лагерь противников Меншикова, и на непродолжительное время в 1727 г. даже стал генерал-губернатором Санкт-Петербурга. Проку для России, однако, от этого лукавого царедворца не прибавилось. Вскоре необходимость в его услугах и вовсе отпала, и он вынужден был вернуться в свои родовые владения.
Князь Италийский, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский (1730–1800)
Попроси у нас назвать историческую фигуру, в наибольшей степени выражающую национальный характер, — и многие наверняка назовут имя Суворова. Он, без преувеличения, один из тех наших соотечественников, чье имя навсегда укоренено в народной памяти, как составляющее непреходящую гордость России.
С другой стороны, лучшей иллюстрации диалектического закона единства и борьбы противоположностей, чем натура Суворова, и придумать трудно. Хилый от рождения, в 70 лет он наравне с двадцатилетними совершил переход через Альпы. Тщедушен телом — и гигант духа. Один из образованнейших людей своего времени, военный гений — и нередко шут. А еще — одновременно — религиозен, слезлив, совершенно равнодушен к бытовым удобствам, в речах афористичен, в бою смел, «аки лев», к поверженному врагу снисходителен. Князь — и обожаем солдатами. Воевал не за награды, но радовался им, как ребенок.
Перечислять можно, кажется, до бесконечности, но лучше, чем это сделано в «Надгробной эпитафии Суворову», сочиненной адмиралом, ученым и поэтом А.С. Шишковым, своеобразие натуры Суворова все равно не выразить:
Остановись, прохожий!
Здесь человек лежит, на смертных непохожий.
На крылосе в глуши с дьячком он басом пел,
И славою, как Петр иль Александр, гремел.
Ушатом на себя холодную лил воду,
И пламень храбрости вливал в сердца народу.
Не в латах, на конях, как греческий герой,
Не со щитом златым, украшенный всех паче,
С нагайкою в руках и на казацкой кляче,
В едино лето взял полдюжины он Трой.
Не в броню облечен, не на холму высоком,
Он брань кровавую спокойным мерил оком,
В рубахе, в шишаке, пред войсками верхом,
Как молния сверкал и поражал, как гром,
С полками там ходил, где чуть летают птицы.
Жил в хижинах простых, и покорял столицы,
Вставал по петухам, сражался на штыках.
Чужой народ его носил на головах.
Одною пищею с солдатами питался.
Цари к нему в родство, не он к ним причитался,
Был двух империй вождь, Европу удивлял;
Сажал царей на трон, и на соломе спал.
Прав был крупный военный деятель и историк XIX в. генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин, говоря, что «Суворов по природе был, можно сказать, типом русского человека: в нем выразились самыми яркими красками все отличительные свойства нашей национальности…»[149].
Суворов участвовал в шести крупных войнах, встречаясь с разнообразными противниками — польскими регулярными и иррегулярными войсками, с массовой армией турок, предельно вымуштрованными частями прусской армии и французскими республиканскими войсками. Богатая боевая практика способствовала всестороннему развитию военного мышления Александра Васильевича, чуждого косности и консерватизма. Он дал более 60 сражений и боев и все их выиграл.
Первые настоящие уроки боевых действий Суворов получил в ходе Семилетней войны в сражении при Кунерсдорфе (см. очерк о П.С. Салтыкове). Состоял он и в корпусе будущего фельдмаршала З.Г. Чернышева, когда в 1760 г. был предпринят набег на прусскую столицу — именно тогда русский солдат впервые прошел улицами Берлина. По-настоящему развернуться будущему генералиссимусу удалось, правда, лишь в войне 1768–1772 гг. с Барской конфедерацией — объединением польской шляхты, которая в союзе с Турцией вела борьбу за освобождение от российского протектората.
Европейски известным Суворов стал после сражения 12 сентября 1771 г. при Столовичах — местечке на пути между Минском и Брестом. Здесь базировалось 4-тысячное войско примкнувшего к конфедератам великого гетмана Литвы Огинского. В распоряжении генерал-майора Суворова находились 900 солдат, но разница в силах не испугала его. Неожиданной ночной атакой он наголову разбил противника, потеряв при этом только восемь нижних чинов. Гнездо конфедератов Краков удалось вообще склонить к капитуляции без боя. Генерал показал себя мастером маневренной войны, быстрота и натиск все явственнее прорисовывались в его командном стиле. Он был щедро награжден сразу тремя орденами — Св. Александра Невского, Св. Георгия 3-й степени и Св. Анны.
Павильоны на Ходынке, построенные для празднования мира с Турцией. 1775
А главное — Екатерина наконец-то исполнила давнее желание Суворова, и в апреле 1773 г. он отбыл в распоряжение П.А. Румянцева на балканский театр военных действий (см. очерк о П.А. Румянцеве). Первым его боевым делом стала вылазка к турецкому укрепленному лагерю при Туртукае (см. очерк о И.П. Салтыкове). Соседом слева, у которого Суворов попросил содействия, оказался генерал-поручик Г.А. Потемкин. Именно здесь, в боевой обстановке, познакомились два крупнейших впоследствии деятеля екатерининской эпохи.
Их тесное сотрудничество станет фактом позднее, а пока две победы под Туртукаем, разгром турок, напавших на Гирсово, и в 1774 г. победа при Козлуджи — вот главные вехи в полководческой судьбе Александра Васильевича в русско-турецкую войну 1768–1774 гг. Последний успех оказал решающее влияние на ход всей кампании. Однако конфликт с командующим корпусом М.Ф. Каменским, которому военачальник был подчинен, привел к тому, что Суворов по достоинству оценен не был (см. очерк о М.Ф. Каменском).
Военное дело было единственным поприщем, которое увлекало этого человека без остатка. Когда случалось оставаться в стороне от горячки боя, Суворов тяготился, как ему казалось, бездельем. Простор для проявления крепнущего таланта дала ему вторая (1787–1791) русско-турецкая война. До конца кампании 1790 г. Суворов почти беспрерывно находился на ключевых участках. Все крупные победы русских войск — при Кинбурне, Фокшанах, Рымнике и Измаиле были одержаны под его командованием.
Здесь ему и довелось воевать под непосредственным командованием Г.А. Потемкина. В высшей степени честолюбивые натуры этих двух неординарных людей накладывали на их взаимоотношения особый след (см. очерк о Г.А. Потемкине). Случались между ними и размолвки, но, по утверждению В.С. Лопатина, превалировало уважительное отношение друг к другу. В условиях, когда при дворе у Суворова было немало недругов и завистников, его полководческий талант, как убежден историк, без неизменной поддержки Григория Александровича раскрыться в полной мере не смог бы.
Рассказать обо всех сражениях, проведенных и выигранных Суворовым, не реально. Но есть среди них особые, знаковые, максимально раскрывшие профессиональные достоинства великого полководца. Одно из них — на реке Рымник (современная территория Румынии) 11 сентября 1789 г.
25-тысячному отряду русско-австрийских войск противостояла 100-тысячная армия османов. Военные историки тщательно анализировали это сражение, поскольку оно явилось крупным шагом вперед в области военного искусства. От линейной тактики в действиях русских войск не осталось и следа. Начав поиск новых тактических средств борьбы против турок еще в ходе предыдущей войны, Суворов здесь продолжил его. Он разделил вверенные ему войска на два самостоятельных отряда — отдельно из русских и австрийцев с тем, чтобы атаковать противника одновременно с обоих флангов. Во