Такого героя делает обычно удачная операция в неудачной войне. Как «солдатских императоров» в Риме, как Бонапарта, как Брусилова или Троцкого. Важен ореол «спасителя» и чтоб у него хватило амбиции. Как прозаик я касаюсь и этого вопроса – в ситуации 1941 года, когда война еще не стала народной, то есть популярной, осознаваемой всей нацией как дело каждого, и когда еще могла удаться идея «Третьей силы», но – я это особо подчеркиваю – на своей земле и в своей воинской форме. Генерал со своей дивизией отступает от самой границы к Москве, они переходят из одного окружения в другое, но дивизия не редеет, а, напротив, благодаря его умению и воле обрастает людьми – потерявшими свои части окруженцами, которые хотят примкнуть к какой-то силе. И вскоре он оказывается во главе целой армии, способной на самостоятельные операции, с которой и немцы начинают считаться, предпочитают держаться поодаль. Люди лишены информации, им кажется, что они сейчас и есть – Россия, все остальное – погибло, предано бездарной властью. И возникает идея – идти на Москву, захватить Кремль, сместить правительство.
– И вести войну против Гитлера?
– Это главная цель. Захватить ключевые посты, чтобы организовать оборону.
– Сомнительно, чтобы им удалось организовать в военное время всю страну.
– Тогда это не казалось сомнительным, такие настроения были. И потом, если удалось Берии с Маленковым, почему бы не могло удаться энергичным, толковым командирам во главе с опытным полководцем? Останавливают их не эти сомнения, а то, что прежде они должны взломать слабенькую оборону, что уже налаживалась на подступах к Москве, перебить своих соотечественников, таких же солдат или ополченцев…
– И помочь Гитлеру в этот момент ворваться в Москву.
– Не в этом дело. Этого они бы как-нибудь избежали. Это уже тактический вопрос. Главное в том, что идея «Третьей силы» себя уже исчерпала к осени 41-го года. Они поняли, что силы – две. И третьего – не дано.
Любопытно, что Власов, герой зимней Московской битвы, остался с этими настроениями лета 41-го года еще и в 43-м, и в 44-м, когда война уже перевалила некий хребет, гряду, пошла по своим законам – в сторону победы. Помните его знаменитое заявление, что он закончит войну по телефону? То есть он позвонит Жукову, Рокоссовскому, еще каким-то друзьям по академии, и они ему сдадут фронты. Тут мой генерал, настроенный если не сочувственно к Власову, то с желанием его понять, испытывает глубокое в нем разочарование. Как же не понимать простых вещей! Ну, можно ошибаться в Жукове, в Рокоссовском, но быть боевым генералом – и не знать, что такое война! Быть русским – и не знать России! Не представлять себе, как настроена вся воюющая масса народа, не видеть, что она сейчас на стороне Сталина, что сменился уже весь интерес нации, и питать запоздалые иллюзии… Назовем ли мы это трагедией или фарсом?
– Иллюзии Власова – это иллюзии минувшей войны. Беда в том, что кое-кто сохраняет подобные же иллюзии и сегодня.
– О да, я это наблюдал воочию – у господ энтээсовцев. Им все мерещится, что если они сделают ставку на какие-то там «конструктивные силы», то их непременно пригласят в министры. Уже, как я слышал, и портфели распределены. Во Франкфурте, напротив «Посева», есть итальянский ресторанчик, там они посиживают, кушают пиццу и решают – отменят они колхозы или сохранят. Всякий раз приходят к выводу, что лучше сохранить.
– По-человечески их можно понять. Десятилетиями питались иллюзиями. Признать их ошибочными – значит признать и свою жизнь в какой-то мере пустой.
– Как у старых большевиков после XX съезда?
– Есть и разница. У большевиков жизнь оказалась пустой в нравственном смысле. Но партия-то их обладала реальной силой. У этих же нет ничего реального.
– В годы войны сила к ним прибыла немалая – до двух миллионов.
– Насколько я знаю, русских на стороне Германии воевало 400 тысяч. Много было еще нерусских, недовольных решением национальных проблем в СССР.
– Ну хорошо – полмиллиона. Это пять-шесть армий!
– Да, это был их «звездный час». Поэтому и отрекаться от своего военного прошлого им нелегко. Иногда спрашивают: «Почему у НТС не было своего XX съезда? Ну, заблуждались. В 30-е годы не верили в демократию. Но сейчас – почему не отказываются от своего прошлого?» Мне кажется – именно потому, что это был их «звездный час». Трудно от этого отказаться.
– Двадцатый съезд, при всех разоблачениях, имел задачей подтвердить правильность пути, избранного в 1917 году. Здесь нужна кардинальная переоценка, буквально со дня основания. Это отказ от самих себя. Они на это не пойдут.
– Почему же эта организация, отставшая от жизни на несколько десятилетий, да к тому же построенная на антидемократических принципах, пользуется поддержкой каких-то сил на Западе?
– Многие причины мне еще не ясны, пусть о них скажут другие. Я же воздам должное НТС: ему удалось создать хороший художественный блеф о своем влиянии в России. О близости к конструктивным силам в СССР, чуть не на всех уровнях власти. Может, и есть они, эти силы, да даже наверно есть, но спросим: на кой им ляд НТС? Во имя чего компрометировать себя перед своими противниками этой связью? Чтоб получать литературу? Ценные указания? Но если трубить о чем-то громко и неустанно – поверят. Оценим и остроумную теорию «молекулярной сети», разветвленного подполья из пятерочек, десяточек, друг о друге не подозревающих, подчиненных только зарубежному центру – во Франкфурте или его живописных окрестностях. Правда, все это знал еще Достоевский, приступая к «Бесам». И правда, нечаевские пятерки действительно существовали. А верится, однако. Точнее, не вникаешь в это, покуда тебя самого вдруг задним числом не объявят «московским представителем „Граней“», каковым ни я себя не считал, ни мои друзья. Отметим, кстати, как мало их тревожат судьбы тех оставшихся в России, кто носил мне свои рукописи. Главное, чтоб я числился «отстроенным». Обожают они эту кальку с немецкого: «ausgebaut». А доведись мне сгинуть в каком-нибудь пермском лагере, быть бы мне, посмертно, членом НТС. Не так ли они «отстроили» Юрия Галанскова? Наедине с адвокатом, Диной Каминской, он отрицал свою принадлежность к НТС; я вспоминаю, и Вера Дашкова рассказывала мне, что она была третьей в «воронке», когда их везли после суда, и из разговора Галанскова с Добровольским вынесла определенно, что членом НТС Галансков не был. Но поди разберись в этих чичиковских махинациях с мертвыми душами – у них же «тайное членство», «самоприем», ритуал подписания и затем сожжения присяги…
Теперь скажу, что «молекулярная сеть» действительно «отстроена». Только не в России, а на Западе. Повсюду, куда только можно было проникнуть. Где только пахло деньгами. И люди, издавна связанные с НТС, строившие на отношениях с ним карьеру, а может быть, искренне видевшие в нем стойкого борца с тоталитаризмом, – те «друзья Союза», от кого зависели субсидии, – должны же признаться и начальству, и общественному мнению, что десятками лет вводили их в заблуждение, морочили головы. У многих на это хватит мужества?
– Необходимо общественное давление.
– Вы думаете, просто – раскатать этот снежный ком? Слишком мало информации выходит наружу. Потому что они превыше всего блюдут – единство рядов. Это настоящая ленинская партия «нового типа», вдобавок возглавляемая мощным семейным кланом. Значит, она стоит на двух китах: родственные связи и железная дисциплина. Ни тебе внутрипартийных дискуссий, ни фракций, ни левого или правого крыла. Любой критикующий элемент изгоняется. Мгновенно. От нескромных взоров, от малейшего любопытства они себя даже внутри оградили: «каждый знает только то, что ему поручено делать». Царствуют покорность и культ непогрешимости лидера. Сам принцип выборности перевернут: не лидеров избирают, а они себе – приближенных, как если б министры утверждали состав парламента. Как любой тайный орден, они имеют преимущество мира тоталитарного перед миром демократическим, к тому же и оправданное: какие могут быть дебаты, какая там гласность, ежели конспирация! Здесь делают «Дело», посвятили себя «Служению», несут в Россию «Слово Правды» – все возвышенно, с заглавных букв! Похоже и на то, что их деятельность не бесследна, есть «письма из России», «отклики с мест». Но перечитайте их подряд хоть в № 6 «Посева» – не покажется ли вам, что писаны они одной рукой, к тому же усталой, по одному шаблону: «Я с вами не во всем согласен, но ваши идеи меня заинтересовали, пришлите еще литературы»?
– В течение почти трех лет вы были главным редактором журнала «Грани».
– Два с половиной года. Ровно десять номеров.
– Да, десять номеров. На мой взгляд, это был лучший журнал в эмиграции. Это беда для читателей здесь и в Союзе, что вы теперь без журнала, а «Грани» – без вас. Ваш уход – это следствие вашего конфликта с НТС?
– Я не сказал бы, что это был исключительно мой конфликт. Это был наш общий конфликт, то есть «третьей эмиграции», с таким же, в сущности, тоталитарным духом, от какого мы настрадались на родине и с которым тем более не намерены здесь мириться. Боюсь, в НТС еще не поняли, как глубока эта пропасть – между ними и «третьей волной». За неделю до увольнения позвонил мне председатель НТС Романов под псевдонимом «Рыбаков» (у него много псевдонимов, письма от издательства он мне писал под псевдонимом «Жданов») – сообщить, что вот, ходят слухи, будто меня хотят уволить, так как я отнесусь, не будет ли плохо с сердцем. Я спросил, учитывает ли руководство, к чему это приведет, к какому возмущению в эмиграции. Он ответил уверенно: «Никакая эмиграция никогда ни вокруг чего не объединится». Но вот она объединилась! Шестьдесят четыре подписи в мою защиту – и вовсе не единомышленников, случай уникальный. Это – не из любви ко мне, скорее – из неприятия НТС, но мне отрадно сознавать, что и в нашем рассеянии, при всех раздорах и склоках, существует общественное мнение! Представление о том, «что такое хорошо и что такое плохо», мы все-таки сохранили.