— Нет… Он придет, и мы заплатим… Спасибо…
— Пожалуйста, — сказал официант, но уже без улыбки.
Преобразился не только официант. Весь ресторан, а может быть, и весь мир, только что ластящийся и льнущий к доверчивому лейтенанту, обнаружил вдруг свою подлинную инфернальную сущность. Казалось, все и вся воззрились на Васю, одни угрожающе, другие с издевкой, и никому не надо было поднимать веки, Бочажок сидел, как голенький, за этим загаженным столом, в этом мерзком свете, в окружении вражьей силы и готовился к неслыханному поруганию, и ничего, ничего нельзя было уже поделать.
Униженным и оскорбленным Вася бывал только в раннем детстве, потом он уже никогда и нигде, никому и ничему такого не позволял. И вот теперь с золотыми офицерскими погонами на крепких плечах он сидит и покорно ждет, когда его прилюдно объявят проходимцем и вором и, наверное, посадят в тюрьму. Из армии уж точно выгонят с позором. Чтоб мундир не марал.
Слава богу и Министерству обороны за то, что советским офицерам не дозволялось при себе иметь оружие, соблазн пустить себе пулю в лоб и положить конец мучениям был бы, наверное, неодолим.
Железнодорожная семья давно ушла, и за соседний столик, вернее, за два сдвинутых стола уселась компания — две накрученные, как бараны, профурсетки и четыре мужика. Бочажок их сразу признал: блатные. Он видал эту публику еще в детстве на станции, а потом насмотрелся на них вдосталь в карантине, описанном Астафьевым в романе «Прокляты и убиты». Его там чуть не прирезали за то, что он заступился за соседа по нарам, хорошо, через день их уже отправили на фронт. Было противно, что официант лебезил перед урками так же и даже еще подобострастней, чем перед советскими офицерами, и при этом, гад, все искоса поглядывал на Васю.
«Может, этот дурак достанет все-таки денег?» — пытался себя обнадежить и прекратить панику Бочажок. «Подозрительно, наверное, что я вот так сижу, не ем, не пью…» — подумал он и налил рюмку, стараясь показать, какой он спокойный и уверенный в себе. Ну и поперхнулся, конечно. Жгучий коньяк попал не в то горло. Вася закашлялся и никак не мог остановиться. За соседними столами засмеялись. Он, продолжая кашлять, вскочил и побежал в туалет, но официант преградил ему дорогу и закричал уже совсем нелюбезно: «Ты куда? А платить кто будет?» Вася ответить пока не мог и попытался проскочить мимо обнаглевшего холуя, но тот схватил его за руку и заорал кому-то: «Вызывай милицию!»
Блатным это не понравилось. «Чо орешь?» — спросил самый старший, морщинистый и фиксатый уркаган.
— Да вот, платить отказываются!
— Я не отказываюсь! — закричал Вася. — У нас деньги украли!
Девки и блатные засмеялись, а фиксатый сказал официанту:
— Ну чо ты кипешуешь? Надо ж в положение войти. Ну сколько там? Я заплачу!
И он заплатил.
Вася стоял как оплеванный и оглоушенный. Но поблагодарить отвратительного благодетеля было надо.
— Спасибо… Я отдам… Вы только адрес скажите, я завтра вечером принесу.
— Адрес? Адреса наши известные — Владимирский централ, до востребования!
Все опять засмеялись.
— Ну где же я вас найду?
— Да меня, землячок, вся милиция искала, хер нашла! Ты, лейтенантик, не шебуршись! Считай, повезло тебе, Аркаша Вологда гуляет! Пользуйся, землячок, не тушуйся!
Это уже был такой плевок, что Вася зажмурился и, ни слова больше не сказав, поплелся на выход.
На улице было темно, холодно, моросил дождь, и возникало большое желание не только запищать, но и зареветь во весь голос. Вася хотел закурить, но оказалось, что и папирос у него нет, забыл в этом чертовом ресторане. А теперь уже нигде не купишь. Черт! Черт! Он ведь и «Жизнь Бетховена» тоже там оставил! Бочажок шел и придумывал, что скажет Дронову при встрече, а Ленька, легок на помине, уже мчался ему навстречу, разбрызгивая лужи.
Подбежав к Васе, пораженный Дронов воскликнул:
— Ты?! Ты чо, сбежал?!
— Да пошел ты на хер! Это ты сбежал!
— Так у тебя ж денег не было?
— Ничего, другие заплатили! Спасибо тебе! Сволочь ты!
— Какие другие?!
— Какие? Такие же, как ты!
— А ну пойдем!
— Никуда я с тобой не пойду!
— Пойдем, говорю! Русский офицер долг чести всегда платит!
Вася немного удивился, что офицер у Леньки не советский, а русский, но отдать этот долг, не чести, конечно, а позора и срама, ему тоже очень хотелось, и друзья вернулись в ресторан.
Дронов подошел к блатным и сказал:
— Вы за нас заплатили. Благодарю. Вот, получите! — и протянул фиксатому выклянченные у несчастных знакомых рубли. Но Аркаша Вологда был в кураже:
— Убери деньги, лейтенант. Я ж сказал — угощаю!
— А я сказал, забирай свои деньги! Угощает он! Не нуждаются русские офицеры в твоем угощении!
— Сопля ты, а не офицер. Мы таких офицеров на фронте…
— Что?! Ах ты, сука!! Да я тебя, гада!..
«Ох, не надо!» — подумал Вася и пододвинулся поближе. Ленька, которому было не дотянуться через стол до фиксатого, схватил со стола стакан с морсом и выплеснул в морду Аркаше Вологде. На мгновение все замерли, чтобы Бочажок смог хорошенько запомнить эту картинку — страшные, зверовидные блатные и перед ними, как на плацу, Ленька Дронов, даже и не думающий спасаться бегством, тонкий, звонкий и ни капельки не смешной! Но вот этот миг между прошлым и будущим пронесся, раздался вой, визг и звон бьющейся посуды. И понеслось.
Друзьям удалось договориться с милицией, что в часть ничего сообщать не будут, но на следующий день весь полк уже знал о случившемся, потому что Дронов не мог удержаться и безудержно хвастал всем и каждому победой над бандой уголовников и показывал разрезанный бандитской финкой рукав кителя. Он, конечно, привирал, победа была сомнительной, и, если бы не милиция, друзьям пришлось бы, как Кутузову после Бородина, покинуть поле боя. Но надо отдать Леньке должное: в этих рассказах главным героем был не он, а Вася, владеющий удивительными приемами самбо и обладающий молниеносным боксерским ударом. Благодаря дроновским реляциям Бочажок сразу же стал в полку популярным и авторитетным.
Правда, начальник политотдела вызвал Васю, провел с ним беседу и отечески посоветовал меньше ходить по ресторанам и больше заниматься самоподготовкой, а главное, держаться подальше от лейтенанта Дронова, ни к чему хорошему общение с таким легкомысленным, если не сказать хуже, офицером не приведет, но Вася его не послушался…
А вы обратили внимание, как на самом деле похожи Бочажок и Блюменбаум? И боксом оба занимались (Лева, правда, совсем недолго и без больших успехов), и направленность у обоих физико-техническая, и музыка их тоже связывает. Это я специально. Чтоб яснее было, как бы они могли спеться, как бы нашли они общий язык, так что Анечка бы даже немного досадовала и ревновала, что отец и муж все время чем-то вместе заняты, и Сашка тоже к ним тянется, а на нее внимания не обращают, и как бы это было славно. И еще было бы славно, чтобы Ленька Дронов не спился и не свихнулся.
Но, как уже было замечено: мы не в сказке, а черт знает где, и пенять нам не на кого, кроме себя, а молиться мы не умеем.
Глава двадцать седьмая
А годы летят, наши годы, как птицы, летят,
И некогда нам оглянуться назад.
И радости встреч, и горечь разлук,
Мы все испытали, товарищ и друг.
И там, где когда-то влюбленными шли,
Влюбленными шли,
Деревья теперь подросли.
Вот так они и подружились. А потом приняли в свою компанию старшину сверхсрочной службы Алиева, «гордого сына кавказских гор», как его представлял девушкам Ленька. Но никакой особой гордости и никакого кавказского темперамента старшина не выказывал, был, наоборот, само спокойствие и благоразумие и стал для наших кавалеров чем-то вроде Санчо Пансы, или Лепорелло, или Савельича. Когда романтические лейтенанты решили отправиться добровольцами на войну с американскими империалистами, чтоб землю в Южной Корее Ким Ир Сену отдать, Алиев был категорически против, обзывал их дураками и мальчишками, но потом все-таки присоединился к своим друзьям. К счастью, ничего из этого не вышло, кроме выволочки от командира полка, который велел своим подчиненным не умничать и не лезть поперек батьки в пекло, партия и правительство знают, кого куда посылать, а они бы лучше крепили воинскую дисциплину и боеготовность, мать их за ногу!
Так что в этом коммунистическом преступлении нашим героям поучаствовать не удалось, и битва идей чучхе с безыдейным «Самсунгом» закончилась без них вничью.
И когда Дронов и Бочажок единственный раз всерьез поссорились, помирить их сумел только старшина Алиев. Это было в пору Васиного жениховства. Ленька принес из библиотеки том прозы Пушкина и сунул под нос Васи страницу с подчеркнутыми карандашом строками: «Осетинцы — самое бедное племя из народов, обитающих на Кавказе; женщины их прекрасны и, как слышно, очень благосклонны к путешественникам».
Вася нахмурился и спросил:
— Ну и что ты этим хочешь сказать?
Ленька, игриво улыбаясь, ответил:
— Ну ты же выходишь путешественник!
Тогда Вася, решивший, что затронута честь его возлюбленной, задал следующий вопрос:
— А в морду получить не хочешь?
В ответ Ленька сказал ему дурака, и они перестали разговаривать. Но мудрый сын кавказских гор вскоре сумел их примирить и рассмешить.
А вот мне всегда было интересно, от кого же это Пушкин мог слышать такую бессовестную клевету на осетинских женщин? Не иначе от гадкого Александра Раевского.
Однополчане, за редким исключением, наших друзей любили и ценили и, разумеется, прозвали тремя мушкетерами, а начальник политотдела юмористически называл святой троицей.
Маленьким Анечке и Степке ужасно нравилось, когда отец рассказывал о временах лихой лейтенантской молодости, в этих рассказах и в памяти самого Василия Ивановича жизнь трех друзей представала беззаботной, веселой и приключенческой, как книжка для среднего и старшего школьного возраста. Особенно маленькие Бочажки любили слушать про то, как Алиев на колхозном рынке обменял старые хромовые сапоги на двух кроликов, но Ленька и Вася отказались их есть и запретили убивать, так что зверьки жили у них целую неделю и все загадили, а потом их отдали юннатам в соседнюю школу. И про то, как папа, укачивая Анечку, пел «Жили двенадцать разбойников», а тетка Богдана за стенкой разобрала только «Господу Богу помолимся, // Будем ему мы служить. // За Кудеяра-разбойника // Будем мы Бога молить!» и решила, что советский офицер тайно по ночам молится, и стала к ним лучше относиться. И про то, как Ленька жестоко отомстил капитану Воскобойникову за все его мелкие подлости, не пожалев подаренного какой-то медицинской подругой спирта.