Сохранился рассказ очевидца, описавшего появление каминцев в Мюнзингене.
«Из вагонов высыпала дикая орда вооруженных и невооруженных, одетых в разномастную форму людей. Среди них были женщины, увешенные украшениями, а офицеры, которые были распущены также, как и большинство солдат, имели по три, четыре, пять пар часов на руках».
— Бандиты, грабители, воры… — сказал тогда Буняченко немецкому офицеру, сопровождавшему каминцев. — Вы дали мне то, чем сами уже не можете воспользоваться.
Тут самое время рассказать о генерале Сергее Кузьмиче Буняченко, благодаря энергии которого и была к середине февраля 1945 года укомплектована наконец 1-я дивизия РОА.
Сергей Кузьмич был погодком генерала Власова, но в чинах сильно отстал от него, хотя и стал командиром дивизии даже раньше Власова.
Был Буняченко горяч и решителен.
В сентябре 1942 года его уже приговорили к расстрелу, когда, командуя 389-й стрелковой дивизией, занимавшей оборону на Тереке, он, не сообразуясь с обстановкой, разрушил железнодорожное полотно на участке Моздок — Червленая и создал угрозу окружения 9-й армии и всей группировки.
Расстрел заменили десятью годами заключения и предоставили возможность отбывать наказание в действующей армии. Опасаясь быть арестованным вторично, 17 декабря 1942 года полковник Буняченко перешел на сторону немцев. Был он офицером связи при 7-й армии во Франции, там же занимался преподавательской работой и инспектировал части, находившиеся на охране «Атлантического вала».
Немцы не скупились на награды.
Буняченко был награжден двумя бронзовыми медалями, одной серебряной медалью и Железным крестом II степени. Власов ввел Буняченко в КОНР, выхлопотал звание генерал-майора и назначил командиром 1-й дивизии РОА.
Дивизию Сергей Кузьмич формировал, как и положено упертому хохлу. Босой — у него началось воспаление вен на ногах! — он сидел в вылинявшей майке за письменным столом в бараке, пил водку, закусывая салом, и монотонно, часами вколачивал в голову немецкого координатора, полковника Г ерре:
— Оружия нет! Дивизия не может воевать без винтовок. Чтобы воевать, солдату необходимы штаны! Штанов нет. Чтобы идти в атаку, боец должен быть обут. А где обувь? Где каски? Где орудия?
Напомним, что в конце 1944 года Гитлер готовил операцию «Кондор».
Чтобы остановить англо-американское наступление, комплектовалась мощная, включавшая 28 (из них девять танковых) дивизий, группировка. Все, что выпускала немецкая военная промышленность, шло на ее обеспечение.
Тем не менее Буняченко удалось невозможное.
Его дивизия, которую — где и как использовать? — пока было не решено, оказалась вооружена лучше, чем немецкие дивизии, уходившие в бой. Сам Сергей Кузьмич с гордостью говорил об этом на московском процессе:
«Первой дивизией, сформированной Власовым, командовал лично я. Дивизия была вооружена 12 танками Т-34, 100 орудиями, винтовками и автоматами. По существу, дивизия, которой я командовал, была вооружена лучше, чем немецкие дивизии».
Ну, а с формированием второй дивизии — еще одного Буняченко у Власова не нашлось — дело затянулось. Все инициативы ее командира Григория Александровича Зверева тонули в бюрократических препонах.
Правда, увеличилось жалованье. Генерал Малышкин утверждал на московском процессе, что до декабря 1944 года он получал 240 марок в месяц, а с декабря стал получать 900 марок и продпаек.
Но это вполне объяснимо. КОНР считался ведомством СС, а в СС платили больше, чем в Вермахте.
«Немцы неспособны были одуматься, — пишет протоиерей Александр Киселев. — В смеси самых противоположных явлений, в большинстве своем, к сожалению, отрицательных, прошли эти драгоценнейшие последние месяцы. Сказав А, немцы никак не могли произнести Б. Казалось, что им легче умереть, чем сдвинуться с проторенной дорожки. Гибкости для внутренней перестройки, быстрой ориентировки в ситуации развивающихся событий у них не оказалось».
Еще более усилилась бюрократическая неразбериха, когда эсэсовцы под видом эвакуации КОНРа эвакуировали из Берлина в тихий курортный Карлсбад (Карловы Вары) некоторых своих сотрудников с семьями.
— Андрей Андреевич! — сказал Власову эсэсовец Эрхард Крэгер. — Вы должны немедленно покинуть Берлин. Вы можете взять с собою по вашему выбору около 30 человек.
КОНР оказался изолированным.
Части РОА, расположенные в районе Ульма, как и пропагандистские отделы в Берлине, стали почти недосягаемыми.
Два месяца, от ноября 1944 года до января 1945 года, когда немцы удерживали фронт еще на Висле, были истрачены впустую. А в январе Красная армия вышла на Одер, угрожая непосредственно Берлину.
«Обратное путешествие из Мюнзингена в Берлин затянулось, — вспоминая эти дни, рассказывал протоиерей Александр Киселев. — Железнодорожные пути неоднократно оказывались перебитыми бомбардировками, и поезд направлялся на другие пути, что занимало очень много времени.
За короткое время моего отсутствия Берлин очень изменился. Близость фронта особенно ощущалась, когда я приехал на вокзал, чтобы ехать за семьей, оставшейся под Берлином, в северо-восточном направлении. На мое счастье, нужная мне железнодорожная ветка была единственной еще не закрытой для пользования гражданского населения.
Да, это действительно было мое счастье. Вернись я в Берлин несколькими днями позднее — и я потерял бы мою семью.
Несмотря на пододвинувшийся фронт (ночами они слышали гул артиллерийской стрельбы), жена не двигалась с места и ждала меня. Сдвинуться — значило потерять друг друга. Со сколькими семьями произошли такие трагедии!
Спустя несколько дней, влезая через окно в штурмуемый толпами беженцев поезд, мы покинули Берлин и направились на юг, в тот же Мюнзинген, в котором я так недавно был.
С нами были двое из моих сотрудников: Тамара X. и Кирилл К. с женой и грудным ребенком. На Берлинский железнодорожный вокзал нельзя было проехать (почти не работала подземка и не ходили трамваи), мы шли пешком. На детской коляске поместилось имущество всех нас».
Перебралась в Карлсбад и невеста Власова — эсэсовская вдова Хейди Биленберг.
Впрочем, об этом разговор еще впереди.
— Если тебе удастся вернуться домой, Надя, не забудь меня, — говорил Власов, прощаясь в Берлине с очередной своей возлюбленной, «ост-девушкой». — Расскажи своим друзьям, что намерения наши по отношению к нашему народу были честные.
— Расскажу… — отвечала молодая женщина. — Я знаю, что вы не хотели обмануть меня.
Глава третья
16 февраля 1945 года Власов и генерал Кестринг, ставший преемником главнокомандующего Остгруппен [83] генерала Гельмиха, принимали парад 1-й дивизии РОА генерала Буняченко.
В этот день десять тысяч добровольцев принесли присягу.
«Как верный сын моей родины, я добровольно вступаю в ряды войск Комитета освобождения народов России.
В присутствии моих земляков я торжественно клянусь честно сражаться до последней капли крови под командой генерала Власова на благо моего народа против большевизма.
Эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами под высшей командой Адольфа Гитлера.
Я клянусь, что останусь верным этому союзу».
Насколько трудно было исполнить клятву и остаться верным союзу с Адольфом Гитлером, свидетельствует П.Н. Палия.
Генерал добровольческих соединений Кестринг выступал перед офицерами дивизии с политическим докладом.
— Какими будут взаимоотношения между Германией и Россией после разгрома Совдепии? — задали вопрос из зала.
Кестринг подошел к большой карте, приложил указку к Уральскому хребту и сказал:
— Вот эта линия определяет интересы Германии, все, что к западу от нее, должно быть под контролем Германии, все, что к востоку, до самого Тихого океана, полностью ваше!
Свист, крики возмущения раздались в ответ. Опрокидывая стулья, офицеры начали выходить из аудитории. Кестринг красный, как рак, сел в машину и уехал, не простившись с Буняченко.
Об этом докладе наверняка помнили офицеры, когда дивизия генерала Буняченко была направлена на Одер. Вскоре дивизия вышла, как казалось ее солдатам и офицерам, из повиновения немцам (на самом деле, как мы увидим из рассказа В. Штрик-Штрикфельдта, она исполняла приказания других немцев) и походным порядком двинулась на юго-восток, где было намечено сконцентрировать все силы РОА.
Об атмосфере, царившей в дивизии накануне рейда, рассказал Г.Н. Чавчавадзе, который после разгрома Восточного фронта на Висле в феврале 1945 года прибыл в Мюнзинген, с остатками своего эскадрона.
«Пришел с немецкой военной частью — нашим русским эскадроном, вымуштрованным, дисциплинированным, с немецким понятием о службе. Когда выезжали из Ульма, за ночь до Мюнзингена, я поставил всех на ноги. Сапоги у всех начищены, оружие блестит, лошадей привели в парадный порядок, седла надраены. Солдаты у меня, бедные, как рабы работали. Прибыли в Мюнзинген в полной красе. Льет дождь. Шинели одеть не разрешил — скатки у всех на седлах. Все готово к тому, чтобы нам высадиться. И стоит единственный офицер под проливным дождем.
В шапке и без шинели — полковник Герре, — начальник Штаба организации 1-й дивизии, немец, старый сотрудник Fremdeheere Ost, которого я знал еще капитаном. Единственный встречающий».
— Где генерал Буняченко?
— Здесь…
Промокший Г.Н. Чавчавадзе вошел в комнату, где что-то жарилось. Около стола, расставив ноги, сидел увесистый генерал в сорочке. Женщина пришивала ему на френч генеральские погоны.
Это и был Сергей Кузьмич Буняченко.
— Что случилось? — спросил он.
— 567-й эскадрон прибыл в ваше распоряжение! — вытянувшись в струнку, отрапортовал Чавчавадзе.
— Как фамилия?
— Ротмистр Чавчавадзе!
— С огоньком, как посмотрю. Грузин?
— Грузин-то грузин, но эскадрон выстроен — стоит!
— Ну, ничего! — успокаивая готового взорваться ротмистра, сказал Сергей Кузьмич. — У нас все по-домашнему. Вот вы побудете здесь — увидите.