Уже плавился вечер, и вышедшее из-за палевых облаков ласковое золотистое солнце гладило своими лучами кроны деревьев и французские штыки, угрожающе сверкавшие по всему фронту. За лесом, сразу же у Линьи, все поле было усеяно солдатами! Конница, пехота, артиллерия… Все перемешались, и уже непонятно было, кто где. Налетевший ветер медленно тащил клубы густого порохового дыма куда-то к Карт-Бра, где действовал Веллингтон. Здесь же, у Линьи…
– Да где же, черт побери, командующий? – Бросив коня на невысокий холм, Давыдов внимательно осмотрел округу.
Сильно мешал дым, и все же в его разрывах гусар наконец-то увидел знакомую фигуру на белом коне…
– Вот он, фельдмаршал! На помощь… Вперед!
Давыдов погнал коня, не обращая внимания на канонаду, на гул картечи и пуль. Повинуясь приказу, «черные» гусары неслись вперед, не задерживаясь, не отвлекаясь на мелкие стычки, с ходу пронзая поредевший строй врагов, как нагретый на огне нож пронзает масло.
– Форвертс! – подгонял коня Денис. – Форвертс, братцы… Вперед! Эх, где-то тут брат Ураковский?
Потеряв коня, Станислав Петрович не принял участия в атаке на Сент-Аман, оставаясь где-то здесь, в Линьи… А эту деревню сейчас атаковали французы. Давили всей своей массой, и сам император вел их в бой! Во-он там, за липами, покачивалось, развевалось на ветру трехцветное золоченое знамя – знаменитый штандарт Наполеона и его непобедимой гвардии!
Непобедимой, говорите? Давыдов ухмыльнулся в усы. Ага, как же! Однако где же наш старичок? Ага, вот он! С полверсты… Что-то мечется и, похоже, собирает войско в атаку… Нагнать! Живо! Форвертс!
Денис успел. Явился со своим гусарами вовремя – фанфары как раз заиграли поход!
– Гут! – завидев Давыдова и гусар, Блюхер заулыбался. Несмотря на возраст, выглядел он вполне браво и плевать хотел на опасности. За эту вот бесшабашную храбрость, соединенную с прусской дотошностью – странная смесь! – и любили его солдаты, за это же уважали враги.
– За мной! – Подмигнув Денису, фельдмаршал взмахнул шпагою и бросил коня вперед.
Разом грохнули барабаны, запели трубы, и громовое «ура» в который раз уже за сегодняшний день раскатилось над полем боя. Черные ментики гусар, белые пехотные мундиры, золото эполет и грозный блеск сабель – все смешалось, все потекло, понеслось на французов…
Враги встретили атаку плотным артиллерийским огнем. Захлебываясь от ненависти и злобы, палили полковые пушки, изрыгая ядра и картечь. Вольтижеры – стрелки в синих мундирах – залегли в небольшой балке и, дождавшись прусскую конницу, дали смертельный залп! Многих вырвало из седла, слишком многих… и Давыдов внезапно увидел, как падает под фельдмаршалом раненый или убитый конь. Поспешая на выручку, Денис повернул лошадь… и почувствовал, как что-то ударило в грудь.
Между тем прусскую армию охватила полная неразбериха. Командующего не было, французы продолжали обстрел, и что делать, никто не знал. Войска начали отступление в большом беспорядке, а несколько тысяч новобранцев просто разбежались по окрестным полям. Впрочем, Денис этого не видел, не знал.
Дэн пришел в себя в каком-то сарае. Кроме него здесь было еще с десяток человек, в основном прусские пехотинцы и уланы. В самом углу, на соломе, стенал какой-то молодой человек с окровавленной головою, перемотанной каким-то тряпьем. Кусая от боли губы, Давыдов прислушался к собственным ощущениям. Вроде бы руки-ноги-голова были целыми, лишь сильно саднило в груди. Гусар быстро ощупал ребра. Слава богу, переломов, похоже, не имелось, так, небольшой ушиб. Парень в углу снова застонал.
– Что с ним? – Дэн кивнул на раненого. – Сильно болит?
Один из уланов что-то сказал по-немецки, показывая на парня и на небо. Ясно было, что рана серьезная, и если не перевязывать, не лечить, то бедолагу, скорее всего, не ожидало ничего хорошего.
– Сейчас…
Подойдя к щелястой двери, Денис пнул ее ногой и громко закричал по-французски:
– Эй, кто тут есть? Караульный! Караульный, черт бы тебя побрал.
Дверь отворили как-то лениво и чисто из любопытства – посмотреть, кто там так хорошо говорит на языке Вольтера и Дидро. Может, своего по ошибке забрали?
– Эй, парень, ты откуда так хорошо знаешь французский? – заглянув, поинтересовался дюжий фузилер с угрюмой физиономией висельника. – Ты точно пруссак? Или, скорее, эльзасец, предатель? Там у вас, в Эльзасе, все предатели. Так что пора тебе на виселицу, парень, ага!
– Я – русский дворянин! – оскорбленно взвился гусар. – И клянусь честью, если ты…
– А, русский… – Фузилер смачно зевнул, показав крепкие желтые зубы. – Тогда тем более тебя надо вздернуть! За одних ваших партизан, за Березину!
– Один из наших раненых нуждается в помощи врача, – твердо заявил Давыдов. – И чем скорее, тем лучше.
– Скорей бы уж он подох! – Хмыкнув, здоровяк издевательски захохотал и обернулся к маячившим у него за спиной фигурам. – Верно, ребята? Вот уж точно, чем скорее – тем лучше.
Стоявшие позади фузилера «ребята» – французская солдатня – гнусно заржали и, выставив вперед ружья, предложили повнимательней осмотреть «этих прусских гадов».
– У того вон хорошие сапоги. Наверное, они подошли бы и мне. – Один из солдат протолкнулся вперед и без всякого пиетета схватил Давыдова за плечо. – А ну-ка снимай!
Пришлось снять, деваться некуда. Также почти всей обуви лишились и остальные пленники, а тот раненный в голову парень к обеду умер, и пришлось долго упрашивать вольтижеров забрать труп. Сами же пленные его и закопали – дюжий унтер выбрал троих.
– Плохо дело, – вернувшись, со вздохом промолвил невысокий улан, из тех, кто закапывал. – Здесь кругом французы… Рядом, за лесом – какая-то деревня. Нет, не Линьи и не Сент-Аман… Как же ее… А! Ватерлоо! Так ее называли… Ох, видно, несчастливое это названье для нас.
– Это Ватерлоо-то несчастливое? – кое-как поняв последнюю фразу, не удержался Дэн. – Вот уж для французов – точно.
Все замолкли, прикидывая, что делать дальше, как выживать. Кормить пленников никто, похоже, не собирался, и, наверное, нужно было б поскорее отсюда бежать… Что и предложил Давыдов. Естественно – по-французски.
– Бежать? – Какой-то уланский ротмистр развел руками и скептически хмыкнул. – Но это же невозможно! Мы безоружны, среди нас многие ранены и едва смогут идти. А французы здесь – кругом. Да еще из сарая надобно как-то выбраться. Доски здесь хорошие, крепкие. Зубами не перегрызешь.
Дениса поддержал лишь один худощавый сублейтенант из пехоты. Молодой, смуглый, черноглазый, он чем-то походил на француза или, скорей, на цыгана.
– Меня зовут Мориц. Мориц Краузе. Я из Ганновера.
– Ганновер – хорошо, – улыбнулся новому знакомцу Дэн. – Бежать надо!
– Надо! – сублейтенант уверенно закивал.
По-французски он говорил плоховато, но все же понять можно было. С ним-то Давыдов и прошептался до самого вечера, обсуждали побег, предлагая различные версии: сделать подкоп, разобрать крышу или просто позвать да оглушить конвоира. На последнем и порешили – все остальное требовало слишком долгого времени.
Кстати говоря, «на двор» пленников не выпускали, все дела справляли тут же, в углу. Правда, ближе к ночи принесли попить – и на том спасибо.
– Как придет за ведром, бьем его в глаз и бежим, – тихо промолвил Мориц. – Доберемся до леса, а там видно будет. Ночью они точно нас не отыщут. Тс-с! Вон, кажется, идет…
– Я ударю… И – бежим!
Снаружи послышались шаги, и Денис, проворно подобравшись к двери, приготовился отправить конвоира в глубокий нокаут. Уже и пальцы сжал в кулак, как вдруг…
– Денис Васильевич, ты случайно не здесь? – тихо спросили по-русски.
– З-здесь… – моргнув, отозвался Давыдов.
– Тогда выходи, не отсиживайся. И все выходите… Но только тихо… тс-с!
Дверь отворилась, глянула в глаза вышедшая из-за тучи луна.
– Ураковский! – узнав, ахнув Денис. – Стас! Ты как здесь?
– Тебя искал… Как тащили – увидел. – Станислав Петрович радостно обнял друга. – Нас тут целый отряд! К своим пробираемся. Вот только не знаем, где свои… Эй, давайте, все выходите! Тихо только, ага.
Один за другим пленники выбрались из сарая. Рядом, в кустах, валялись два трупа в синих мундирах. Часовые, догадался Денис.
– Ножом?
– Нет. Вот этим. – Ураковский снял с плеча некую штуковину, которую, впотьмах еще толком не разглядев, Денис Васильевич принял за кавалерийский карабин или штуцер. Полированный приклад, резное ложе, тускло блеснувшая стальная дуга. Лук!
– Охотничий арбалет! – похвалился Станислав Петрович. – Трофей! Забрал у одного драгунского майора. У меня в деревне когда-то такой был.
– Арбалет… – шепотом повторил Давыдов. – Удобная вещица… Для всяких дел удобная, да.
– Так идем… Тут, за лесом, деревушка одна, Бель-Альянс…Там наши.
Идти по ночному лесу оказалось не очень-то легко. Дэн в школе еще как-то бежал ночное ориентирование, так чуть было в болоте не утоп! И это – с налобным фонариком, с картой, практически по знакомой местности. Здесь же…
С Ураковским еще было с полдюжины человек, солдаты и офицеры, и местность они, похоже, знали, так, что до леса шагали вполне уверенно. В лесу же…
– Вот здесь… Здесь поворот – тропа.
– Да нет же! Наша тропа дальше. Там еще дуб такой раскидистый! А где здесь дуб? Нету.
– Да. Дуба нету.
Пошли дальше, искали этот чертов дуб, а он все никак не хотел находиться, будто бы нарочно средь других деревьев прятался, только что не кричал: ку-ку! Наконец, сублейтенант Мориц Краузе увидал что-то похожее…
– Вот! Не это ищем?
– Это не дуб, Мориц! Это граб.
– Граб? А на дуб похоже.
– Сюда, сюда, братцы! Вот дуб-то, вот!
И впрямь на развилке лесных тропинок рос довольно раскидистый дуб, и к его толстому стволу был совершенно варварски прибит указатель – деревянная табличка с французской надписью «Дорога на Шарлеруа».
– А нам туда не надо, – тихо промолвил кто-то из солдат.