Тем временем экспортно-импортный банк Соединенных Штатов «Эксимбэнк» получил от чилийской авиакомпании «Лан-Чили» запрос на приобретение 3 реактивных самолетов «Боинг», с помощью которых она намеревалась расширить воздушные линии.
По прошествии определенного времени, в течение которого никакого ответа на эту просьбу не поступило, только что назначенный послом Чили в Вашингтоне Орландо Летельер попросил аудиенции у президента «Эксимбэнк» и с удивлением выслушал заявление Генри Кирнса о том, что предоставленный Чили кредит не будет реализовываться до тех пор, пока американские медные корпорации не узнают, какую компенсацию они получат в связи с национализацией медной промышленности.
Это известие вызвало волнение в Чили и такой взрыв национализма, что даже оппозиция должна была присоединиться к хору протестов.
Некоторые предлагали, чтобы авиакомпания «Лан-Чили» приобрела советские самолеты и даже сменила весь парк своих летательных аппаратов, переориентировавшись на социалистические страны. Осуществление этого предложения затруднялось тем, что такая перестройка не ограничивалась приобретением машин; она требовала длительной и дорогостоящей перестройки служб наземного обслуживания.
Когда несколько недель спустя стало известно о решении генеральной инспекции Чили о размерах возмещения, раздражение Вашингтона усилилось.
В соответствии с полученными меднорудными компаниями доходами и стоимостью их собственности оказалось, что «Чукикамата» задолжала Чили 76 млн., а «Эль Сальвадор» – полтора миллиона долларов. «Эль Теньенте», принадлежавший компании «Брайден», – более 310 млн. долларов. Только «Андина» и «Эксотика» получали небольшую компенсацию.
Когда стало известно это решение, государственный секретарь Уильям Роджерс обнародовал заявление, которое зачитал представителям печати его помощник Макклоски: «Правительство Соединенных Штатов глубоко разочаровано и расстроено этим серьезным отходом Чили от установленных норм международного права. В соответствии с упомянутыми принципами экспроприация должна сопровождаться разумными мерами по выплате справедливой компенсации».
В заявлении ни слова не было сказано о том, почему компании, получавшие в Соединенных Штатах в среднем 10 %-ную прибыль, повышали эту прибыль в Чили до 52 %. В рамках этой игры в нормы и принципы, на которые Роджерс ссылался, никак нельзя было юридически и морально оправдать незаконное получение американскими компаниями 4 млрд. долларов.
Новая напряженность в чилийско-американских отношениях вызывала беспокойство США о судьбе ранее предоставленных Чили кредитов.
По данным журналиста Дарио Рохаса («Эрсилья», № 1892), основными источниками кредитов были: кредиты американского правительства, по которым еще в 1970 году уплачивалось 4 % бюджетных ассигнований; кредиты зависимых от американского правительства финансовых организаций, таких, как «Эксимбэнк» или Международный банк развития; кредиты, полученные чилийскими государственными предприятиями или частными компаниями от «Чейз Манхеттен бэнк» и моргановского банка; кредиты швейцарских, английских и французских банков, финансировавших экспорт компаний своих стран. По этим полученным займам долг Чили возрос до 2275 млн. долларов. Соединенным Штатам страна задолжала 1416 млн. На следующий год Чили должна была выплатить только по процентам и в счет погашения 350 млн. долларов. А все доходы Чили в валюте составляли 1500 млн. долларов.
Положение могла спасти только отсрочка платежей, что давало правительству Вашингтона возможность экономически ослабить процесс преобразований, проводимых Народным единством.
10 ноября 1971 года в 5 часов вечера в аэропорту Пудауэль приземлился самолет «Ил–62», и с него сошел Фидель Кастро, с энтузиазмом встреченный чилийским народом. Это был самый восторженный прием, когда-либо оказанный в Чили главе иностранного правительства. На всем протяжении 40-километровой трассы от аэропорта Пудауэль до посольства Кубы Фиделя Кастро приветствовали аплодировавшие группы людей. Даже явные противники Кубинской революции из числа представителей печати считали, что собралось более миллиона человек.
Реакция народа, которому на протяжении многих лет ежедневно по радио, телевидению и в печати втолковывали враждебные измышления о Кубе, полностью подтвердила огромный престиж на Американском континенте Кубинской революции и ее руководителя.
Европейская печать расценила этот факт как начало конца дипломатической блокады, навязанной американцами Кубе. В аналогичном смысле высказалась и «Нью-Йорк таймс». Чилийская правая печать воздерживалась от своих обычных нападок на Кубу и вынуждена была квалифицировать визит как «событие исторического значения».
Интерес к этому визиту был настолько огромен, что 800 журналистов со всего мира специально приехали в Сантьяго, чтобы освещать его ход.
Пробыв один день в Сантьяго, чтобы принять участие в протокольных мероприятиях, Фидель Кастро 12 ноября выехал в Антофагаст, расположенный в 1400 километрах от столицы. Начав свою поездку с обширной пустыни на севере страны, он побывал в небольших селитряных поселках и на огромных сооружениях рудника в Чукикамате, посетил также Икике, везде выступая с речами.
В своих выступлениях Фидель Кастро говорил о проблемах Кубинской революции, разоблачая перед своими слушателями враждебную дезинформацию.
17 ноября 1971 года он выехал на юг, в Консепсьон. Посетил угольные шахты, где спускался на глубину. В Пуэрто-Монтте Ф. Кастро встретился с Альенде, и на корабле военно-морского флота Чили они совершили поездку к Магелланову проливу, созерцая чудесный вид, открывавшийся на заснеженные вулканы, озера, фиорды и животный мир архипелага.
В Пунта-Аренасе Фидель Кастро пробыл два дня. На небольшом самолете облетел Магелланов пролив, 23 ноября возвратился в Сантьяго и последние дни своего пребывания посвятил осмотру его окрестностей: Эль-Теньенте, Сан-Фернандо, Рио-Бланко, Портильо, Вальпараисо, посетил даже международные организации, такие, как Экономическая комиссия для Латинской Америки, и встречался с руководителями левых политических партий.
Второго декабря 1971 года состоялся митинг на Национальном стадионе, а на следующий день Фидель Кастро выступил на пресс-конференции перед иностранными журналистами, аккредитованными в Чили. 4 декабря в 9 часов 10 минут утра он попрощался с Сальвадором Альенде в аэропорту Пудауэль.
На шахтах в Лоте и во время всего визита премьер-министр Кубы говорил об усилиях, которые на протяжении истории предпринимали империалистические страны для того, чтобы с помощью лжи и клеветы попытаться помешать развитию и укреплению социализма. Начиная с Великой Октябрьской социалистической революции, говорил Фидель Кастро, империализм всегда прибегал к таким мерам, как блокада, изоляция, создание экономических и политических трудностей. И всегда пытался доказать, что народ неспособен организовать свою экономику и что это является привилегией меньшинства.
В университете города Консепсьона его попросили дать определение чилийского процесса.
«По правде, – ответил Фидель Кастро, – я не принадлежу к тем, кто должен судить о деятельности чилийского правительства. Я могу высказать мое мнение по вопросу о том, является ли этот процесс реформистским или это процесс революционный… Откровенно скажу вам, что в Чили имеет место революционный процесс… Процесс – это пока еще не революция… процесс – это фаза, которой она начинается. И если говорить точно, если мы должны дать какую-то характеристику процессу, то следует охарактеризовать его как начальную фазу революции».
И далее он пояснил:
«Революция имеет разные фазы. Наша программа в борьбе с Батистой не была социалистической программой и по существу не могла быть социалистической. Потому что ближайшие цели нашей борьбы тогда не были и не могли быть социалистическими. Они не соответствовали бы уровню возможностей нашего народа в то время».
Раскрывая суть революционной тактики, Фидель Кастро говорил:
«Сейчас идти дорогой революции означает стремиться использовать любую обстановку и любую возможность для продвижения вперед. Некоторые хулители Кубинской революции говорили, что она предана. Мы уже объясняли вам, что подлинный революционер всегда выступает за максимум в социальных преобразованиях. Но выступать за максимум в социальных преобразованиях еще не означает, что в любое время и в любой обстановке можно предложить этот максимум, только в определенный момент и с учетом уровня развития сознания и соотношения сил можно ставить определенную цель. И, только достигнув этой цели, можно ставить следующую задачу». По вопросу о необходимости единства он сказал: «Если бы мы, маленькая группа, проводили свою политику при закрытых дверях, мы оказались бы в изоляции и никогда бы не победили. Равным образом, я думаю, мы должны объединиться и на всем нашем континенте. Мы не должны ни перед кем захлопывать двери… Не надо ждать, когда само придет передовое, сверхпередовое или марксистское сознание. Сегодня националистическое сознание – явление положительное, равно как положительным является и прогрессивное сознание».
Выступая перед рабочими в Едином профцентре трудящихся в Сантьяго, Фидель Кастро отметил, что основной силой чилийского процесса являются рабочие, вдохновляемые теорией рабочего класса – марксизмом. Отвечая на вопрос о различии между чилийским и кубинским общественными процессами, премьерминистр заявил, что на Кубе никогда не отвергали пути, избранного чилийцами.
Когда он сам увидел степень концентрации политических сил, то понял, что победа на этих выборах возможна, и заявил об этом публично. «Быть революционером – значит исходить из реальной обстановки. Быть революционером – значит уметь использовать всю и всякую представившуюся возможность для продвижения вперед… в проведении принципиальной линии…»
Он заявил, что правые обвиняли Кубу во вмешательстве в чилийские дела, но кубинцы не были против завоевания победы путем выборов