На мой взгляд, правильнее ставить вопрос иначе: не кто (одни люди) заставил других людей упорно и до конца стоять на защите родного города (повторяю, заставлять подавляющее большинство ленинградцев и не приходилось), а что заставило их решительно и беззаветно сражаться до конца. Ответов на этот вопрос немало. Но, пожалуй, на первое место следует поставить вот что. Странное и лозунговое словцо “беззаветно” здесь как раз и не подходит. В том-то и дело, что заветы были. В довоенные годы много внимания уделялось героическому прошлому России. Ставились фильмы и пьесы, выпускались книги, широко читались лекции на эту тему. Случилось так, что под руководством своего незабвенного учителя, выдающегося историка русского летописания и православной церкви (одно от другого, как известно, неотторжимо) профессора Михаила Дмитриевича Приселкова я, будучи студентом второго курса исторического факультета Ленинградского университета, написал небольшую книгу о героической обороне русских городов против батыевых полчищ. Перед самой войной книжка была издана огромным по тем временам тиражом—100 тысяч экземпляров – Воениздатом Наркомата обороны СССР в серии “Библиотека красноармейца”. Работая над книгой, я восхищался героическими жителями Владимира, Рязани, Киева, Козельска и других городов, встававших как один на защиту родных стен. Вместе с дружинниками в обороне всегда участвовали жители городов, а также дети, женщины, старики… И никто не помышлял сдаваться на милость победителей и не сдавался. Последним оплотом осажденных становился обычно городской храм, где вместе со священниками запирались женщины и дети с тем, чтобы погибнуть в огне и в дыму, но не сдаться врагу живыми. Остальные погибали на улицах с оружием в руках.
Когда я писал эту книжку, мне, разумеется, и в голову не приходило, что через год с небольшим мой город станет осажденной крепостью и что я увижу свою книжку в руках однополчан-бойцов Ленинградского фронта. Я до сих пор горжусь тем, что, пусть в самой малой, посильной для меня степени, способствовал укреплению стойкости защитников Ленинграда на традициях героического прошлого России. Так вот, смею Вас заверить, что одной из главных составляющих в комплексе причин, заставлявших ленинградцев стоять насмерть, была убежденность в том, что Ленинград – город русской славы, в который никогда не ступала нога чужеземного завоевателя, в том, что они живут и умирают так, как требуют от них совесть наследников великих традиций.
Помнится, во время Вашего посещения Отдела рукописей Публичной библиотеки я показал Вам толстые железные ставни на окнах, в которых зияют рваные раны от осколков фашистских снарядов. Я обратил тогда Ваше внимание на то (говорю об этом всегда), сколь символичным представляется мне это соседство следов героической обороны Ленинграда и уникальных памятников героической истории России, лежавших тут же пред нашими глазами. Я был убежден, что уж кто-кто, но Вы – именно тот самый человек, который полностью разделит мысль о прямой связи героической обороны Ленинграда с героическим прошлым страны. Признаюсь, я и в данный момент не могу поверить, что Вы этой связи не видите. Или не хотите видеть, по крайней мере, когда речь идет о Ленинграде.
Есть и еще один ответ на вопрос – что заставляло ленинградцев так упорно защищать Ленинград не по принуждению, а по велению сердца. Нравится это сегодня кому-либо или нет, ленинградцы того времени, в своем подавляющем большинстве, с благоговением относились к своему городу и как к городу трех русских революций. Еще раз повторяю: как бы ни относиться к этому сегодня – ничто не остается без изменений, меняются поколения, утрачиваются многие прежние представления, накапливаются новые знания и оценки— факт остается фактом: тогдашние ленинградцы вдохновенно и самоотверженно вставали на защиту города.
И не следует, обращаясь к фактам прошлого, отводить глаза от реалий тогдашней жизни. Иначе мы рискуем, восстанавливая одни белые пятна на скрижалях истории, залить другие их строки какой-либо несимпатичного цвета краской.
К сожалению, в наше время распространено отношение к изображению прошлого с позиции – что захочу, то и наворочу. “Хочу что-то там, в прошлом разглядеть, хотя бы соринку, – увижу, не пропущу. Не хочу замечать бревна и не буду, не по нраву оно мне, это ваше бревно”. С таким подходом неразрывно связано искушение объяснять все трудные моменты в истории субъективными причинами, исключительно только происками тех или иных “бесов”, “дьяволов” и других темных сил. Народ по такой схеме, хотят того сами ее сторонники или нет, они неизбежно превращают в какое-то “стадо”, лишенное присущего народу в действительности ясного ума и твердой воли, стадо, которое можно легко “толкнуть” на любое дело. Это, разумеется, большое заблуждение. Народ можно к чему-то принудить силой. История полна такими примерами. Далеко ходить за ними не надо. Вспомним хотя бы коллективизацию. Но никакой народ нельзя силой, вопреки его воле, заставить испытывать подлинный, а не мнимый энтузиазм, подъем, порыв к самопожертвованию. Менее всего допустимо представлять себе миллионы военных и гражданских защитников Ленинграда стадом, которое гнали на заклание. Вот уж кто явил пример коллективного, массового, сознательного и единодушного выбора: стоять насмерть и победить. Только так и не иначе. Хорошо зная это настроение моих земляков и однополчан – ленинградцев той поры – и желая отдать должное их подвигу, я не случайно назвал свою упомянутую выше повесть “Приказа умирать не было”.
Конечно, оценивать сегодня их “поведение” по-своему – право каждого. Ставьте им, если угодно, плохую оценку за то, что они не так жили и умирали. Все мы за плюрализм мнений, а тем более вкусов. Однако “менять” по своему вкусу историческую картину – это совсем другое дело. С таким подходом к историческим фактам согласиться невозможно.
И еще об одной стороне вопроса, которую нельзя не учитывать, делая сегодня выводы о том, как надо было или как не надо было поступать в прошлой войне. Разве можно, обсуждая эти вопросы, хотя бы и с чисто гуманистических, а не военных позиций, тем не менее абстрагироваться от мысли, – а что случилось бы, если бы Ленинград был сдан врагу. Сдача Ленинграда повлекла бы самые серьезные последствия для исхода войны в целом. А значит, и для всей страны. Разве не ясно, что падение Ленинграда означало бы выключение из ресурсов воюющей страны огромного промышленного потенциала, сохранявшегося в Ленинграде, гибель Балтийского флота, гибель или пленение миллионной армии, стоявшей под стенами города. Разве не ясно, с другой стороны, что соединение вермахта с финской армией и полное высвобождение гитлеровских войск, осаждавших Ленинград, означало бы, вместо срыва заглавного пункта гитлеровского плана молниеносной войны, содействие успешному выполнению этого плана?
Нетрудно себе представить, чем закончилась бы оборона Москвы в декабре 1941 года, если бы к фашистским дивизиям, вступившим в ее предместья на Ленинградском шоссе, подоспело такое подкрепление, как миллион вооруженных до зубов гитлеровцев, высвободившихся после сдачи Ленинграда.
Надо ли говорить о том огромном значении, которое имела несокрушимая оборона Ленинграда для поддержания духа наших войск на всех фронтах Великой Отечественной войны. Нетрудно представить себе, какой урон состоянию всей армии, всех защитников Родины был бы нанесен падением, а тем более добровольной сдачей Ленинграда фашистам.
И ленинградцы знали, что, защищая свой город, защищают не только себя, что от их стойкости и самопожертвования в большей степени зависит исход войны, судьба всего народа. Это также было составляющей их неколебимой решимости не сдаваться врагу.
…И вдруг, как говорится, – на тебе! Такой “подарок” от знаменитого писателя – зря-де воевали, братцыленинградцы, сдаваться надо было на милость Гитлера из гуманных соображений.
Зато как возрадуются, прочитав Ваши слова, те, кто ждет не дождется – когда уже они передохнут, эти блокадники. Подобные мечты о светлом будущем для себя на чьей-то освободившейся жилплощади нередко приходится слышать ветеранам от современных “гуманистов”.
Абсолютно убежден, что у вас не было и не могло быть намерения омрачать оставшиеся годы жизни ветеранов обороны Ленинграда. Тем более что Вы сами ветеран, не забывающий свою фронтовую долю и места, где Вам довелось воевать. Но объективно так получилось.
Предвижу возражения, что я Вас неправильно понял. Но, во-первых, поверьте, что именно так, как я, Вас поймут многие. Вы ведь достаточно ясно выражаете свои мысли. А во-вторых, и это для меня важнее, я буду искренне рад, если выяснится, что я понял Вас неправильно, что на самом деле Вы думаете о героических защитниках Ленинграда совсем не так, как это у Вас выплеснулось в устной форме, быть может, под настроение, в каюте “люкс” туристского теплохода*.
С уважением,
Даниил Алыниц, писатель
10.07.1989 г.»**
Приложение 4Из предисловия к книге «Ленинград в борьбе месяц за месяцем 1941–1944. Ассоциация историков блокады и битвы за Ленинград в годы Второй мировой войны. Государственный мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда»
«…Чтобы глубоко понять потрясающий драматизм положения, в котором оказались ленинградцы, надо уяснить простое, но очень важное, основополагающее обстоятельство – Ленинград нельзя было сдавать врагу! Нельзя ни при каких условиях! Современные спекулянты от истории уже пытались говорить о том, что гуманнее было бы сдать Ленинград и не подвергать его население мучениям и гибели. Но это демагогия. С таким же успехом можно говорить, что вообще не следовало сопротивляться агрессору, а сразу сдать свою Родину на милость победителя. Так и поступили правительства некоторых европейских государств, но у России такого выхода просто не было. Не существовало его и для нашего прекрасного города.
Ленинграду выпала высокая и трагическая участь стать одним из стратегических центров, от стойкости которого в значительной мере зависел дальнейший ход всей войны и судьба нашей общей Победы. Следует указать хотя бы четыре основные причины, определявшие жизненную необходимость обороны города на Неве не только для его населения, но