Однажды на берегу реки возле Симоняка бойцы увидели невысокого, коренастого человека с седыми висками. Солдаты, тяжело дыша, взбегали на крутой берег и, узнав гостя, сдерживали шаг.
- Гляди, Ворошилов с нашим генералом!
Климент Ефремович в декабрьские дни сорок второго года часто заглядывал в дивизию. Как представитель Ставки, он проверял подготовку к предстоящей операции.
В первый раз Ворошилов приехал, когда тренировкой руководил начальник штаба майор Меньшов. Не успел маршал оглядеться, стрелки и пулеметчики промчались по льду, одолели подъем и ворвались в село Рыбацкое.
- Э-э, майор! - недоверчиво произнес маршал, - больно вы легко захватили деревню. Не годится. На войне так не бывает. Повторите....
Второй раз бойцы, стреляя на ходу, еще стремительнее пронеслись по реке и с криком ура! взлетели на берег.
Симоняк заметил:
- Шесть минут.
- Не придерешься, - улыбаясь, откликнулся Климент Ефремович. - Соберите, майор, полк, - обратился он к начальнику штаба, - и объявите мою благодарность.
Бывал на Неве и командующий фронтом. Как-то он добирался в дивизию вместе с Симоняком. Генерал Говоров, как всегда, о чем-то сосредоточенно думал, не заговаривал, ни о чем не расспрашивал. Это молчание несколько угнетало комдива, хотя он уже знал замкнутый характер Говорова. Симоняк пробовал расшевелить его, но тот, коротко ответив на вопрос, замолкал снова.
В село Овцино приехали, когда над рекой опускались ранние декабрьские сумерки. В темнеющем небе слабо горели светлячки звезд.
На Неве обучались солдаты 270-го полка. Командующий засек время и остался как будто доволен броском.
- Недурно! - заметил он, но тут же напомнил: - Здесь условия облегченные: никто по бегущим не стреляет, лед крепкий. А ведь на реке могут и разводья появиться, и дзот может ожить на берегу. Как тогда? Да и скаты там более отвесные... Всё это надо, товарищ Симоняк, учесть.
В четырех кабинетах на втором этаже Смольного разместились большие тройки - в каждой командир дивизии, начальник штаба и начальник артиллерии. Их дивизии должны были наступать в первом эшелоне. Левым соседом Симоняка был командир 86-й дивизии Герой Советского Союза В. А. Трубачев, правым - командир 268-й дивизии С. Н. Борщев, а еще правее - Герой Советского Союза А. В. Краснов.
Военная игра носила довольно длинное название: Прорыв общевойсковой армией подготовленной обороны противника и форсирование реки в зимних условиях. Руководил ею командующий фронтом. Частый гость штаба фронта, Симоняк по материалам разведывательного управления знал будущего противника, у артиллеристов разглядывал фотографии вражеского берега, у летчиков - снимки, сделанные с самолетов и аэростатов. И когда в первый же день игры Говоров зашел в их комнату и предложил Симоняку оценить оборону противника на участке наступления дивизии, комдив, почти не глядя на карту, рассказал о немецких позициях, перечислил огневые точки, имеющиеся на переднем крае, артиллерийские позиции...
- А всё же вы оборону противника недостаточно изучили, - сказал Говоров.
- Всего ведь не доложишь, товарищ командующий. К тому же и начальнику штаба надо что-то оставить, а то ему и докладывать нечего будет.
Говоров не принял шутливого тона.
- Меня интересует вся система вражеской обороны. Детали вы знаете хорошо, а что противник может использовать опорные пункты и ударить по вашим боевым порядкам слева - из Пильни-Мельницы или справа - из-за Беляевского болота - об этом вы не подумали.
- Думал, товарищ командующий.
- Видно, мало, иначе доложили бы.
Тройки проделывали все расчеты, как в бою: выдвигали войска, проводили артиллерийскую подготовку, бросок частей через Неву, вводили в бой резервы, отражали контратаки, продвигались в глубь вражеской обороны.
Телефоны связывали участников игры, и они узнавали друг у друга обстановку, словно находились не рядом в комнатах, а на поле боя. Писали донесения наверх, связывались с командармом и его штабом, получали от них указания о дальнейших действиях.
Штабная игра продолжалась семь дней, и когда комдив покидал свой командный пункт в комнате Смольного, он еще яснее представлял себе огромный объем предстоящей операции.
После военной игры комдивы докладывали свои решения Военному совету фронта.
В комнате, где проходило заседание, стоял огромный ящик с песком. На нем была воспроизведена местность - извилистая лента Невы, высокий левый берег и за ним от Шлиссельбурга до Синявина траншеи, огневые позиции. Тут же на стене висела большая карта района будущих действий. Красные стрелы, пущенные на тринадцатикилометровом фронте с правого берега Невы, смыкались со стрелами, которые шли им навстречу с большой земли - с Волховского фронта.
Начальник штаба фронта Гусев коротко указывал направление движения дивизий, их задачи. Затем слово предоставлялось комдивам.
Симоняк, как всегда, был внешне невозмутим. Смотрел прищуренными глазами то на карту, то на ящик с песком. Он уже не раз ездил на Неву, пробирался лесом к кромке берега, разглядывал в бинокль ту сторону, где сидели немцы. Он хорошо знал не только то, что видно с берега, но и то, что скрыто на другой стороне реки в замерзших болотах и оврагах, на высотах и в населенных пунктах.
Да, свое бутылочное горло немцы сильно берегли, держали там и войск, и боевой техники больше, чем полагалось по немецким уставам. Но именно здесь было решено встречными ударами двух фронтов прорвать блокаду Ленинграда. Тут от развалин бумкомбината и Невской Дубровки через реку и Синявинские болота самый короткий путь на большую землю - двенадцать - пятнадцать километров.
План действий дивизии Симоняк вынашивал, выверял его, советуясь со штабными работниками, командирами полков, шлифовал в военной игре и, когда пришел его черед, коротко доложил свое решение: тремя полками форсировать Неву, прорвать оборону противника и наносить главный удар на правом фланге .в направлении рабочего поселка No 5. На этот участок Симоняк ставил 270-й полк, которым командовал подполковник Федоров. В дивизию он попал недавно. В операции на Неве у Московской Дубровки Федоров как будто проштрафился, и его с дивизии перевели на полк. Но значило ли это, что он плохой командир? Ведь как иногда получается: сегодня ты имел в бою успех и тебя превозносят, а завтра постигла неудача, может и не по твоей вине, а на тебя все шишки летят. За месяц знакомства с подполковником комдив убедился, что Федоров умеет воевать. Не сомневался, что он в новых боях сделает всё, чтобы достичь успеха.
До чего изменчиво военное счастье, Николай Павлович знал хорошо. Он хоть и не чувствовал своей вины в неудаче под Усть-Тосно, но ему казалось, что и его авторитет поколебался, и вот предстоящая операция должна решить: может он командовать дивизией или ни на что путное не способен.
Подобно тому как на Ханко все в восьмой бригаде искали лучшие способы защиты бойцов и техники от вражеского огня, сейчас в дивизии думали, как лучше подготовиться к наступлению. Можно ли разрушить огневые точки, врытые в левый берег, и в то же время не разбить прибрежный лед? Если наступающие попадут в ледяную воду, они много не навоюют. Атака может захлебнуться, не начавшись.
Командующий фронтом Говоров предложил уничтожать цели на левом берегу орудиями прямой наводки. Но как это лучше сделать?
На фронте наступления дивизии выдвигалось более чем девяносто орудий прямой наводки. Симоняк приказал каждую из разведанных целей закрепить за батареями, взводами, огневыми расчетами. Артиллеристы переселились на Неву, сличали фотопанораму левого берега, полученную из штаба артиллерии фронта, с результатами своих наблюдений.
Молодой ленинградский художник-декоратор, артиллерийский разведчик Василий Никифоров получил от комдива особое задание. Натянув холст на подрамник, укрывшись в траншее, он зарисовывал левый берег реки - опушенные инеем деревца и кустарник, сверкающие на солнце ледяные скаты, черные полоски амбразур дзотов, путаную нить проволочной изгороди... Зарисовав один участок, Никифоров переползал на новое место и снова, не торопясь, продолжал свою работу. Глаз художника-разведчика улавливал на левом берегу не только овражки и тропы, но и замаскированные пулеметные гнезда, огневые площадки, амбразуру дзота, врезавшегося в береговой откос.
Никифоров затемно выбирался к Неве, возвращался в подразделение вечером, а ночами переносил свои наброски на четырехметровое полотно.
Когда написанная красками панорама была готова, Никифоров отнес ее к генералу. Николай Павлович был восхищен работой.
- Не знаю, как с точки зрения искусства, но как произведение разведчика картина просто великолепная! - сказал он. - Представим вас к награде...
Никифоров снял копии с панорамы, их передали артиллерийским командирам. Художник обнаружил и зарисовал шестьдесят вражеских огневых точек.
Артиллерийские разведчики, забравшись на наблюдательные вышки, засекали вспышки орудий, блеснувшие из дзотов стекла стереотруб. На невском берегу можно было увидеть начальника полковой артиллерии Давиденко, командира батареи Дмитрия Козлова, подполковника Ивана Осиповича Морозова, ставшего начальником артиллерии дивизии.
Артиллеристы должны были сопровождать пехоту и наступлении огневым валом. Первая стена огня проектировалась метрах в двухстах от берега, вторая - еще дальше на двести метров, и так на глубину в километр.
- Рассчитано правильно, - говорил Морозову Симоняк. - Но как получится в бою? Огневой вал будет эффективен лишь тогда, когда солдаты поверят в точность артиллерийской стрельбы, не побоятся идти вплотную за разрывами снарядов. Слова тут слабо действуют. Нужно показать людям, что такое огневой вал, как надо двигаться за ним.
Так же думали и в штабе фронта.
...На снежной равнине токсовского полигона, среди кустарника и редких деревьев вздымались высокие фонтаны дыма и земли. Вначале стрелки невольно вздрагивали, когда над ними с ревом проносились снаряды, с опаской поглядывали на выраставшие впереди черные столбы. Казалось, что осколки неминуемо заденут. Но рядом в цепях двигались офицеры, и, глядя на них, бойцы начинали увереннее, смелее следовать за огненной стеной от рубежа к рубежу.