- Правый фланг у меня совсем оголен, - докладывал Симоняк командарму. Противник бросает против нас всё новые части.
Духанов понимал Николая Павловича. Его дивизия, глубже других вклинившаяся во вражескую оборону, принимала на себя основные удары. Трудно в таких условиях продвигаться вперед, углублять прорыв. Но Духанов верил в Симоняка, верил в его смелость, решительность.
- Фланги ваши прикрою, - сказал он. - Подкину артиллерии. Давай, Николай Павлович, вперед.
- Раз прикроете, пойдем.
- Что это у вас там за шум?
- Да тут мебель передвигают. Пустяки, словом.
Командарм явственно слышал в трубке глухие разрывы снарядов. Они падали возле наблюдательного пункта дивизии.
- Осторожнее с мебелью, - произнес Духанов. - Пускай Морозов примет меры.
Переговорив с командармом, Симоняк первым делом вызвал к телефону Шерстнева. Того не оказалось на месте - ушел в третий батальон, к капитану Собакину.
- Кто говорит?
- Слушает седьмой.
- Чего вы там застряли? Почему не продвигаетесь?
- Попробуй сам. Ишь какой прыткий, - донеслось в ответ.
Симоняк от неожиданности даже запнулся, потом сердито пробасил:
- Чего болтаешь? Не узнаешь, с кем разговариваешь?
Трубка несколько секунд молчала, а затем послышался смущенный голос начштаба полка Меньшова:
- Простите, товарищ Второй. Не признал ваш голос.
- Бывает, - промолвил комдив без всякой обиды. - Какова у вас обстановка?
Меньшов коротко доложил, что сопротивление противника значительно возросло, каждый клочок земли приходится брать с боем.
- Подумайте-ка получше и продвигайтесь смелее. Или опять скажешь: Сам попробуй?
После короткой паузы Меньшов признался: командование полка опасается контратаки противника во фланг. У поселка No 2 накапливается пехота. В овраге у поселка No 5 десятка полтора тяжелых немецких танков.
- Что ж, вы ждете пока они ударят? Немедленно свяжитесь с Шерстневым, передайте: я требую усилить натиск.
К этому времени у дивизии уже не было того превосходства в силах, которое она имела в начале боя. Ее фронт увеличился вдвое, до шести километров, а сил осталось гораздо меньше. Можно бы сказать: Не до жиру, быть бы живу, - какое там наступление, удержаться бы на захваченных рубежах. Но каждый бой - задача со многими неизвестными, и сила далеко не всегда измеряется числом. Бывает порой, что батальон сильнее полка, а иногда он слабее роты. Нельзя давать врагу осмотреться, передохнуть. Пусть с ходу бросает свои резервы...
В разговоре Меньшов упомянул между прочим, что капитан Андрей Салтан воюет по-прежнему. Какую надо иметь выдержку, какое бесстрашное сердце, чтобы раненым оставаться столько времени в строю! И разве Салтан исключение? Рядом с ним справа и слева сражаются не менее отважные и стойкие люди. Успех окрылил их. И это умножало силы поредевших батальонов.
Меньшов быстро разыскал командира полка. Шерстнев, узнав о приказании комдива, решил и сам переговорить с Симоняком.
- Что-нибудь нам подкинете?
- Ты и так богат, как Кочубей. Рассчитывай на свои силы, артиллерией поддержу.
Напряжение боев достигло высшего предела. От громоподобной канонады вздрагивала приладожская земля. На раскаленных стволах орудий горела краска. Наши бойцы отбивали яростные контратаки и упрямо продвигались вперед. Коридор стал еще на километр уже, но сопротивление немцев - еще жестче и яростнее.
Около полудня 15 января Симоняку радировали: рота Владимира Михайлова из батальона Собакина ворвалась в рабочий поселок No 5 и ведет бой на его северной окраине.
- Здорово! - воскликнул Симоняк. - Это нож в самое горло их шлиссельбургско-синявинской группировки.
За поселок No 5 немцы цеплялись изо всех сил. Через него проходила дорога из Шлиссельбурга в Синявино, последняя артерия, еще питающая их войска. Поселок опоясывали траншеи, противотанковые рвы, эскарпы, проволочные заграждения. На окраине высился двойной забор из толстых бревен, меж которых гитлеровцы накидали земли и камня. За этой стеной сидел сильный вражеский гарнизон.
- Всем, чем можешь, поддержи роту, - потребовал комдив от Шерстнева.
- Понял вас.
Симоняк не спешил докладывать командующему об успехах Михайлова. Закрепится рота, пройдет в поселок весь батальон, тогда можно доносить со спокойной душой.
Осторожность оказалась не лишней. Вскоре немцы вытеснили роту из поселка. У Симоняка язык не повернулся попрекнуть Шерстнева. В этот день некоторые рубежи по нескольку раз переходили из рук в руки. Продвижение дивизии фактически приостановилось.
- Что будем делать, Николай Павлович? - спрашивал командарм Духанов. Начали вы чуть ли не галопом, а сейчас стали топтаться на месте.
- Шутки плохи, Михаил Павлович. Действительно, топчемся, и вы знаете почему.
Командарм сообщил Симоняку, что вводит в бой силы второго эшелона. Фронт наступления дивизии значительно сокращается, ей будут приданы два новых артиллерийских полка.
Симоняк повеселел. Коли так, сейчас можно будет снова двинуться вперед, если и не галопом, то уж во всяком случае и не черепашьим шагом.
6
Под утро 16 января в дивизии закончились приготовления к новому броску. Симоняк решил вести наступление двумя полками - 270-м и 269-м. Перед 342-м полком он поставил задачу прикрывать левый фланг.
С утра двинулись вперед на всем фронте прорыва. В самый разгар боя на новый наблюдательный пункт комдива прибыли представитель Ставки маршал Ворошилов и командующий фронтом Говоров.
- Рассказывай, Симоняк, как воюешь. - Ворошилов подошел к карте. - Где у тебя сейчас полки?
Симоняк показал на рабочий поселок No 5:
- Вот здесь. С запада и севера наступают...
- Медленно, - сухо заметил Говоров. - Что вам сейчас требуется, чтобы смять противника и соединиться со второй ударной армией?
Симоняк наморщил лоб, и так уже изрезанный глубокими бороздками, и, помедлив пару секунд, сказал:
- Ничего не требуется. Всё есть. Ворошилов и Говоров переглянулись.
- Так и ничего? - рассмеялся маршал. - Другой бы начал клянчить: и то, и это...
- И артиллерии хватает? И снарядов? - спросил командующий.
- Достаточно. Тут мои артиллеристы отличились. Из трофейных орудий создали несколько батарей. Снарядов у них вдоволь. И лимита нет.
Ворошилов снова посмотрел на Говорова, точно говоря: каковы молодцы!
Мамочкин, не решаясь прервать разговор, обхватил трубку ладонями рук и тихо кому-то доказывал:
- Нельзя сейчас. Занят... Занят... Симоняк, взглянув на радиста, догадался, что вызывают его.
- Разрешите? - обратился он к гостям. Докладывал Федоров. Батальоны завязали бой южнее рабочего поселка No 5, стремясь оседлать дорогу...
- Подумаю, Павел Сергеевич, чем тебе помочь. Вот освобожусь и подумаю.
Когда Симоняк отошел от рации, Ворошилов спросил его:
- Не боитесь, что немцы засекут вашу радиостанцию?
- Могут. Но рация позволила мне всё время держать связь с полками и не терять управление боем.
- Это очень хорошо, - похвалил маршал, а Говоров заметил:
- В ближнем бою запеленговать рацию средней мощности не так легко.
- Еще на Ханко мы убедились в надежности радиосвязи. Наши командиры, начиная с ротных, набили себе в этом руку, - сказал Симоняк.
- Вы кому это обещали подумать? - спросил командующий.
Симоняк кратко рассказал о сообщении командира полка.
- Как он воюет?
- Хорошо.
- Гм-м, - неопределенно произнес Говоров. Что означало это гм-м, Симоняк не понял, но он был доволен действиями Федорова, который в бою словно бы воспрянул духом.
- Думайте, товарищ Симоняк, думайте, - сказал Говоров, надевая папаху. Мы тоже подумаем.
Проводив гостей, комдив прикидывал, чем бы помочь правофланговому полку, чтобы ускорить развитие событий. Вскоре позвонил Духанов и сообщил, что дивизии придается один стрелковый батальон.
- Говоров распорядился. К тебе скоро явится Дуров.
Комбат произвел на Симоняка хорошее впечатление. Ладно скроенный, он держался с достоинством, разговаривал спокойно.
Трусов, который находился в это время на наблюдательном пункте, поинтересовался, не сродни ли Дуров известному дрессировщику.
- Нет, - улыбнулся тот. - Наша семейная профессия иная. И дед и батька золотоискатели. Я тоже этим сызмальства занимался. На Колыме работал. Люблю тайгу.
Симоняк в общих чертах обрисовал обстановку и добавил:
- На месте договоритесь с командиром полка Федоровым. Батальону быть у него в двадцать три ноль-ноль.
Симоняк решил не атаковать рабочий поселок No 5 в лоб, а обойти его с севера и юга, перерезать в двух местах железку.
- С федоровским полком пойдет один твой батальон, - предложил Симоняк комбригу Хрустицкому, который за последние дни стал своим человеком в дивизии. - А с шерстневским - другой.
Так они договорились, так и стали действовать. Однако бои 17 января развивались не по заранее намеченному плану. Никак не удавалось пробить ставший совсем узеньким коридор, шириной не более километра. К ленинградцам отчетливо долетало отрывистое резкое татаканье пулеметов с его восточной стороны, куда подошли бойцы Волховского фронта.
Близко, совсем близко... Но немцы сопротивлялись отчаянно. Батальон Собакина, огибавший поселок No 5 с севера, вынужден был залечь на опушке рощи.
Не произошло существенных перемен и у Федорова. Комдив отправился к нему сам.
Вечерело. Сумерки окутывали мглистой полутьмой редкий лес. Офицер связи худенький лейтенант в сдвинутой на затылок ушанке - хорошо знал дорогу. Кобуру пистолета, как заметил командир дивизии, он предусмотрительно расстегнул, на ходу поглядывал по сторонам. Всякое тут могло случиться, глядишь, и вражеские автоматчики вынырнут из леса.
Лейтенант с облегчением вздохнул, когда наконец благополучно привел Симоняка в штаб полка. Блиндаж, узкий, продолговатый, ярко освещали стеариновые свечи.