В ту ночь полковнику Юденичу поспать хоть час-другой так и не пришлось. Из штаба дивизии один за другим прибывали посыльные. Сообщалось, что утром 18-й стрелковый полк должен был сменить свежий пехотный полк, не участвовавший в боях последних дней. Однако виленцам сняться с места так и не пришлось: под самое утро их отчаянно и яростно атаковала неприятельская пехота, которая пошла вперед без привычной для такого дела артиллерийской подготовки.
Часовые в траншее и бодрствующие в своих ячейках пулеметные расчеты не проспали врага, вовремя заметив пригнувшихся к земле людей, которые цепями подкатывались к деревне. Атакующих встретили винтовочными залпами и короткими пулеметными очередями. Поняв, что внезапного нападения не получилось и забросать русских ручными гранатами не удается, японцы отошли назад. Серая пелена мелкого дождя надежно прикрыла их отход.
В утренний час по Тачиндаузу открыли огонь сразу несколько японских батарей. На позиции от разрывов «шимозы» стало твориться что-то невообразимое. Позднее Николай Николаевич скажет, что за всю войну в Маньчжурии он не видел такого мощного огневого налета. При этом артиллерия била по китайской деревне с двух сторон. Отвечать было нечем: приданная батарея уже исполнила приказ отойти от Тачиндауза.
Когда огневой вал внезапно прекратил прокатываться по позиции вйленских стрелков, вражеская пехота вновь пошла в атаку. Только на этот раз она надвигалась разряженными взводными цепями, то падая на землю, то вновь вскакивая с нее для того, чтобы пробежать с полсотни шагов. И так делалось раз за разом. Когда японцы под пулями приблизились к траншее всего на сотню шагов, русские поднялись врукопашную. Но нападавшие, не принимая ближнего боя в штыки, поспешно отступили. Их преследовали под выкрики «ура».
Вновь заговорил артиллерийские батареи японцев. Теперь уже с поля боя бежали русские, спеша как можно быстрее укрыться мі разрывов в спасительных окопах и за крепкой деревенской і иной. Затем до вечера ротные санитары вытаскивали с поля шжелораненых, которых набралось много.
Обстрел Тачиндауза велся почти весь световой день. Только інубокой ночью 18-й стрелковый полк смог беспрепятственно оставить занимаемую позицию. Он вновь составил собой диви-шонный арьергард, торопясь догнать хвост одной из колонн, ■ н ступающей все дальше на север.
Впечатление от картины отступления от Мукдена оставалось іижелое. Полку Юденичу довелось пройти через ночной город. 1<> там, то здесь горели склады с военным имуществом, которое нельзя было вывезти. Среди пламени мелькали фигурки го-рожан-китайцев, которые пытались чем-то поживиться. На ули-илх встречались так называемые армейские тяжести в брошенных обозных повозках, лошади из которых были выпряжены, і грелки оставляли Мукден в тягостном молчании, стараясь иишний раз не смотреть по сторонам.
Ободренные успехом, японцы попытались было перерезать m городом железную дорогу, приблизившись к ней версты на пне. Однако вышедший им навстречу русский пехотный полк отбил у японцев всякую охоту продолжать преследование. А несколько батарей русских, развернувшись прямо у полевой дороги, несколькими меткими залпами заставили неприятеля отойти назад еще подальше.
18-й стрелковый полк отступал в арьергарде по Мандаринской дороге. Сильный ветер нес пыль и песок. Солдаты большей мастью шли молча, с угрюмым выражением лиц, только обозные и артиллерийские ездовые надрывали голос, подгоняя уставших лошадей. Ночь стрелки провели в деревне Цуэртуне, находившейся перстах в двадцати пяти от оставленного Мукдена. В девять часов утра японская артиллерия произвела огневой налет на селение, когда из него уже выходили последние роты виленцев.
За время походного движения, то есть отступления после Мукденского сражения, командир полка получил от старших начальников не одно благодарственное слово за поддержание порядка среди подчиненных. И было за что. Сибирские стрелки и отношении организованности и дисциплины выгодно отличались от прочей пехоты Маньчжурской армии. Свой боевой дух и желание сражаться они не утрачивали даже в самых трудных шизодах Японской войны.
Юденич отмечал безотрадность отступления от Мукдена. Оно читалось не только на лицах измученных тяжелыми дневными переходами людей. На обочинах Мандаринской дороги все чаще стали попадаться брошенные обозные повозки с поломанными колесами, и павшие лошади. Порой среди отставших возникали вспышки трудно объяснимой паники. Стали встречаться группы солдат, отбившихся от своих полков, чего раньше на войне не наблюдалось. Больше всего поражало то, что часть из них брела по дорогам без оружия, которое было брошено по пути.
Перед Мировой войной Юденич познакомился, среди прочих, со многими печатными воспоминаниями участников Японской войны. Одними из самых интересных, по его мнению, были мемуары генерала П.К. Баженова, автора книги «Сандепу — Мукден. Воспоминания очевидца — участника войны». Он так описывал отступление русских войск от Мукдена:
«При выходе из Мукдена на Мандаринскую дорогу, мы сразу натолкнулись на такой хвост и такой вопиющий беспорядок, который далеко превосходил самые мрачные представления мои о беспорядочном отступлении. Со всех улиц Мукдена и вообще со всех сторон повозки, пушки, команды, или вернее, толпы людей — спешили на Мандаринскую дорогу, и у самого выхода ее из города образовалась какая-то беспорядочная масса, которая сама по себе не давала возможности двигаться. Тут были и понтоны, которые, неизвестно по какой надобности, держались до последнего времени в Мукдене, и санитарные транспорты, и повозки артиллерийских парков, и патронные двуколки, одним словом — повозки обоза всех трех разрядов, артиллерийские орудия и толпа будто бы искавших свои части людей
На беду недалеко от выхода из города дорога имела вид врезанного в довольно высокую гору дефиле: тут образовалась проб-, ка, явно свидетельствовавшая о том, что весь этот беспорядок произошел вследствие крайней нераспорядительности начальства и полного безначалия в обозе
Попалась нам и целая рота Борисоглебского полка, люди которой шли межцу повозками хотя и в полном беспорядке, но все-таки несколько сплоченно; из разговора с солдатами я мог узнать, что они составляют роту и что с ними идет ротный командир Это был молодой человек, поручик После того как он к нам подошел, между мною и им произошел следующий разговор:
— Что делаете вы в обозе со своей ротой?
На это он мне довольно развязно ответил:
— Отступаю.
— Да почему же вы не находитесь в полку?
— Я не знаю, где мой полк.
— Кто же вам приказал отступать?
— Я увидел, что все отступают, а потому и начал отступать.
Эти ответы и безначалие, царившее в обозе, дают понятие о
ЮМ, в какой мере в описываемое нами время беспорядок, доходивший до паники, охватил уже всю армию. Продолжая ехать далее и сокрушаясь при виде того разгрома, в котором находи-пась толпа разнообразных повозок и людей, двигавшихся по Мандаринской дороге, — я с невыразимой грустью размышлял
0 том, что этим разгромом мы обязаны вовсе не японцам, атаки которых всегда с огромными для них потерями были отбиваемы нашими доблестными войсками; разгром этот произошел тлько вследствие чрезвычайной нераспорядительности началь-
1 і ва всех степеней и крайней бестолочи всех распоряжений: наша мрмия, — как тогда я рассуждал, — не была вовсе кем либо побеждена или разбита, она разбилась о собственную бестолочь. Чем дальше я ехал, тем справедливость этого рассуждения становилась неоспоримее».
Юденичу не довелось видеть подобную картину отступления армейских тылов, находившихся в Мукдене. Его полк отходил ii i города на север по той же Мандаринской дороге в арьергарде, готовый в любой час остановиться и развернуться для боя. Но такое положение дел после Мукденского сражения наблюдалось далеко не везде.
В Маньчжурской армии, дисциплина в рядах которой после Мукденского поражения резко упала, встала проблема дезертиров. ( олдаты из тылового пополнения оставляли свои части и всякими правдами и неправдами старались добраться до России, откровенно не желая больше воевать на китайской земле «за Веру, Царя и () гечество». Чтобы остановить таких бегунов в прифронтовых маньчжурских городах Тилине, Чантуфу, Сыпиенае, Гунчжулине и Харбине, на узловых станциях железных дорог были поставлены і іадежньїе кордоны против лиц, самовольно оставивших свои полки. Но главе кордонов стояли чины военной жандармерии.
Информация, проходившая по штабной линии, удручала. Из псе вытекало, что пресечение дезертирства в рядах отступавшей
Маньчжурской армии не всегда было дело бесконфликтным. В сообщениях приводились удручающие примеры — один из которых особенно поразил Юденича. На Тиллинской железнодорожной станции произошел случай, когда офицер хотел было остановить группу вооруженных солдат-дезертиров, садившихся в вагон поезда, следовавшего в Читу. Нижние чины офицеру не подчинились и приняли его в штыки. Солдат пришлось разоружить силой и посадить на гарнизонную гауптвахту для расследования случившегося.
Подчиненный полковнику Н.Н. Юденичу стрелковый полк ничего подобного не знал. По архивным документам Маньчжурской армии, он отмечался как дисциплинированная воинская часть, которая оставалась такой до самого окончания Русско-японской войны. То есть это подтверждало то, что данный полковой командир смог сколотить из виленских стрелков достаточно хорошо организованный, слаженный воинский коллектив, способный выполнить самые трудноисполнимые задачи. Полк не «терял своего лица» в самой неприглядной фронтовой ситуации, особенно когда дело шло об отступлении после понесенного Мукденского поражения.
Как сражались стрелки в деле под Мукденом? Об их подлинном мужестве, к примеру, свидетельствует запись в «ротной памятке» одного из стрелковых полков (соседнего с 18-м), сделанная фельдфебелем Цырковым:
«Артиллерийский огонь все усиливается. Шимозы и шрапнели буквально засыпали нас. Держаться в цепи было невозможно, и я послал (ротный командир был убит) об этом донесение подполковнику Кременецкому, но в ответ была получена записка с кратким содержанием: “Держаться во что бы то ни стало»”.