В итоге неприятельского наступления вдоль берега Черного моря русские портовый Батум удержали. Но Южный Аджаристан с Артвином и Арданучем был уже занят турками. По планам Стамбула через эту область должны были двинуться на город Ардаган части 1-го Константинопольского корпуса, которые перебрасывались на театр войны морем.
Юденич, с согласия Ставки Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича-младшего, произвел реорганизацию Эриванского отряда. Он был переименован в 4-й Кавказский армейский корпус. К тому времени эриванцы выдержали несколько сильных боев с турками в Алашкертской долине. Непиятелю удалось вытеснить русских с перевала Клыч-Гя-дук и захватить две пушки. Однако подоспевший пехотный Ахуль-гинский полк смелой атакой восстановил положение на перевале и отбил у врага два полевых орудия.
Новая война России против Турции всколыхнула местное армянское население. И.И. Воронцов-Дашков одобрил идею формирования семи армянских добровольческих дружин, которым было выделено стрелковое оружие и боеприпасы. Первоначально дружины получили название «Араратской группы», пройдя боевое крещение в Баязетском отряде генерала Николаева.
Однако на берегах Невы к вооружению армян отнеслись не однозначно — Министерство внутренних дел высказало свою озабоченность происходящим. Правительству была представлена ведомственная докладная записка, в которой отмечалось, что для многонационального Кавказского края вооружение для ведения войны какой-то части населения в последующем может быть чревато осложнениями. Министр внутренних дел, среди прочего, писал в докладной записке следующее:
«Над этим думать некому. Этот обширный край, представляющий собой хотя второстепенный, но все же самый серьезный, в смысле вопросов будущего, театр военных действий, остается без власти, без руководителя. Нынешний наместник на Кавказе генерал-адъютант граф Воронцов-Дашков — человек совершенно больной и дряхлый, фактически уже не способный к трудовой жизни.
В самые тревожные дни, переживавшиеся Кавказом, во время наступления турок на Сарыкамыш, он никого не принимал, но тем не менее никому не передавал своей власти. Поэтому в результате на Кавказе царило и сейчас царит полное безвластие. Всякий делает что и как ему угодно, а народная молва упорно твердит, что Кавказом управляет графиня Воронцова-Дашкова».
Спустя некоторое время армянские добровольческие дружины получили свою организацию. Первоначально они назывались по именам своих выборных командиров — Андроника Сасунс-кого, Амазапса, Дро, Кери, Бехамбека. Однако по настоянию Юденича дружины были переформированы в армянские стрелковые батальоны, то есть приобрели армейскую организацию. Так, 1-я дружина Андроника Сасунского стала именоваться 1-м армянским стрелковым батальоном.
Формировались и грузинские добровольческие дружины — Кутаисская и Тифлисская. Затем они были сведены в Грузинский стрелковый батальон, который затем развернули в одноименный полк.
После первых наступательных действий и контрударов вблизи государственной границы лицо войны несколько изменилось. Стороны действовали уже меньшими силами, но тоже проводили атаки, получая от противника ответные. Юденич маневрировал на линии фронта войсками в ожидании ответной наступательной операции Гасана-Иззет-паши. Втом, что она скоро последует, оперативники армейского штаба не сомневались.
На оперативной карте приграничья было заметно, что первые дни войны дали русским некоторый тактический перевес. Эрзерумский отряд, сформированный из подходивших к границе частей 1-го Кавказского армейского корпуса, углубился на 20—30 километров на турецкую территорию. Эрзерумцы решительной ночной атакой заняли командные высоты в окрестностях города Алашкерт. Особенно трудной оказалась схватка за «Рыжую гору».
После этих начальных событий Кавказский фронт замер. В конце ноября пришла зима с ее снежными бурями и обильными снегопадами, отчего дороги и тропы в горах сделались почти непроходимыми. О каких-то наступательных операциях с задействованием многих тысяч людей и десятков артиллерийских орудий сторонам не приходилось и думать. Но, как показали последующие события, только до поры до времени.
Стороны не дремали, проявляя похвальную бдительность. На линии соприкосновения каждодневно происходили яростные стычки разведывательных отрядов. Но они редко превышали числом одну-две сотни человек. Это свидетельствовало о том, что генерал Юденич и Гасан-Иззет-паша стерегли друг друга, стараясь разобраться в замыслах противной стороны.
Думается, что в Стамбуле доподлинно знали, что русская армия на Кавказе еще долго не получит значительного усиления: на фронтах России против немцев и австро-венгров шли тяжелые бои. Поэтому германская военная миссия стала настойчиво подталкивать султанское командование активизировать свои действия на Кавказе с тем, чтобы туда с Восточного фронта русское командование перебросило часть сил.
После таких усилий Берлина события на Кавказе стали развиваться стремительно. 3 декабря 1914 года в командование 3-й турецкой армией вступает сам военный министр султана Мех-меда Решада V — мушир Энвер-паша. Гасан-Иззет-паша за свою осторожность был отстранен от командования, номинально оставаясь во главе армии. О том, что сменилось высшее командование вражеской армии, русским стало известно от пленных. Затем пришло официальное подтверждение из города Могилева, где расположилась Ставка Верховного главнокомандующего. Появление в Эрзерумской крепости энергичного, смелого и самоуверенного Энвер-паши насторожило Юденича: он понял, что в неприятельском стане готовится что-то действительно серьезное.
Юденич, отдававший приказы от имени командующего кавказскими войсками генерала от кавалерии Воронцова-Дашкова, потребовал от всех воинских начальников активизировать разведывательные действия, усилить дежурство в штабах и на линиях связи, усилить боевое охранение на передовой и привести в готовность имеющиеся резервы. Среди прочего приказывалось оборудовать в фортификационном отношении занимаемые в горах позиции.
Появление военного министра султана на Кавказе, а не на Месопотамском или, скажем, Палестинском фронтах против англичан, говорило о многом. И в первую очередь о том, что мушир Энвер-паша в самом скором времени возглавит крупную наступательную операцию. Это был известный в военных кругах человек, имевший опыт Первой и Второй Балканских войн: именно в них выдвинулся как большой военачальник, имевший в султанской армии немалый личный авторитет, особенно среди офицерства. Турецким солдатам он импонировал прежде всего тем, что происходил родом из простой, бедной семьи. Ко всему прочему, в 1911 году руководил народным восстанием против итальянских войск в ливийской провинции Триполитании.
Энвер-паша отличался не просто решительным, а еще и деятельным характером. Ему было всего 33 года, а он, выпускник константинопольской Академии Генерального штаба, был членом руководства партии младотурок и, вместе с Махмуд-Шев-кет-пашой и Ниазим-беем, организатором заговора 1909 года против «кровавого» султана Абдул Гамида II. В январе 1913 года произвел военный переворот и сверг правительство Киамиля-паши, которое в ходе Балканских войн было настроено на мирное решение спорных вопросов с Европейскими соседями Турции. В основе политических взглядов Энвер-паши лежали идеи панисламизма.
Мушир не первый год вынашивал планы создания великого «Туранского государства». Оно должно было вобрать в себя огромные территории от Суэцкого канала до Казани, от Самарканда до балканского города Адрианополя. Энвер-паша не скрывал своего желания захватить российский Кавказ и поднять там исламское зеленое знамя.
К посту военного министра он пришел не только благодаря своей доблести и личной популярности. Два года он был военным атташе в Германии, произведя в Берлине самое благоприятное положение. Побывал на посту*начальника Генерального штаба. В январе 1914 года женился на племяннице султана и уже в феврале был назначен военным министром.
Немецкие военные советники, сам фон Зандере, хорошо знавшие лично Энвер-пашу многие годы, следующим образом характеризовали султанского военного министра:
«38 лет, очень заботившийся о своей внешности, лично очень храбрый, хладнокровный в минуты опасности, упрямый, самоуверенный, энергичный. Несмотря на несколько лет, проведенных в Германии, его хорошие военные способности не получили всестороннего развития, как того требовало бы его положение вице-генералиссимуса и военного министра. Логичность же и последовательность изменяли ему в тех случаях, когда ему казалось, что он может приобрести славу завоевателя, как это было в период Сарыкамыша».
Тот же генерал фон Зандере, много беседовавший с Энвер-пашой, обращал внимание на то, что военный министр Турции не скрывал перед иностранцами своих планов создания в самые короткие исторические сроки создания огромного по территории «Туранского государства»:
«Он мне высказывал идеи фантастические и курьезные. Он имел желание достичь позднее Афганистана и Индии».
Советский историк комбриг Н. Корсун, преподававший в 30-х годах в Военной академии имени М.В. Фрунзе, писал об Энвер-паше так:
«Он был большой интриган и типичный кондотьер, способный на любую авантюру. Однако он не всегда соглашался с мнениями и советами своих друзей германцев. Последних он стремился допускать, главным образом, лишь на технические должности...
...Вскоре в штаб Отдельной Кавказской армии стали поступать сведения о том, что мушир Энвер-паша готовит широкомасштабную наступательную операцию, направление же удара было неясным. Но речь велась о захвате всего Закавказья. В горных селениях Аджарии усилилась агитация против «неверных». С гор вновь стали угрожать портовому Батуму. В случае его утраты Севастопольская оперативная эскадра лишалась передового пункта базирования».
Наиболее важная разведывательная информация поступала оперативникам Юденича от перебежчиков, преимущественно армян-христиан. Информация суммировалась, и вскоре картина неприятельских приготовлений стала проясняться. Стало известно, что 11-му турецкому армейскому корпусу предписано совместно со 2-й кавалерийской дивизией и курдским конным корпусом атаками сковать активность русского Сарыкамышского отряда, то есть главные силы 1-го Кавказского корпуса, основы Отдельной армии. Сковать так, чтобы из него нельзя было взять ни одной части для усиления фронта в других местах.