«Милостивый государь, господин Андраник!
С началом войны Вы были привлечены к боевой деятельности на Кавказском фронте. Сформировав 1-ю армянскую дружину, вы с ней принимали участие в ряде боев, в которых проявили личную храбрость, умение разобраться в боевой обстановке и искусное ею управление.
Считаю приятным для себя долгом выразить Вам за Вашу деятельность мою искреннюю признательность.
Примите уверение в совершенном моем уважении и таковой же преданности.
Георгиевский крест второй степени № 25255, которым Bau] награждаю, при сем посылаю.
Н. Юденич».
Николаю Николаевичу было больно и обидно расставаться а кавказскими войсками, с которыми он так победно начинал Первую мировую войну, с героями Сарыкамыша и Эрзерума.1 Именно на Кавказе полководец приобрел собственное «лицо».Г Одержанные победы принесли Юденичу не только три ордена Святого Георгия, но и широкую известность в России, авторитет у союзников и неприятеля. Неумолимый ход Русской смуты превратил кавказского полководца из национального военного героя в политического изгоя.
Новым главнокомандующим Кавказским фронтом стал генерал от инфантерии Михаил Алексеевич Пржевальский, боевой соратник Юденича. Свое последнее генеральское звание командир 2-го Туркестанского армейского корпуса, обладатель двух орденов Святого Георгия (4-й и 3-й степеней), получил за взятие у турок хорошо укрепленного Байбурта. Так что командование кавказскими войсками Николай Николаевич передавал в надежные руки.
При Пржевальском на Кавказском фронте уже не происходило больших событий: линия соприкосновения сторон почти не менялась. В октябре 1917 года Пржевальского на посту командующего сменил генерал-лейтенант И.З. Одишелидзе. 18 декабря 1917 между Советской Россией и Турцией было заключено перемирие.
В Петроград опальный полководец по железной дороге прибыл во второй половине мая. Столица встретила его длиннющими очередями за хлебом, листовками, в которых требовалась отставка «временных» и конца войне, и видом разложившегося огромного столичного гарнизона. Воинская честь не отдавалась даже генералам, зато какие-то штатские личности свободно проходили мимо часовых, сидевших на стульях, в казармы.
Военный и морской министр А.И. Гучков лично принял Юденича: в Военном ведомстве авторитетного полководца решили не отправлять в полную отставку. Но Гучков принял его более чем холодно. Такой же оказалась встреча и в Генеральном штабе. В Петрограде Николай Николаевич задержался всего на три дня и затем уехал в родную для него Москву, где его уже ждала семья.
В первопрестольной русской столице Юденичу пребывать в положении заслуженного отставного генерала долго не пришлось. Толчком стало посещение парада войск Московского гарнизона и страстное выступление на нем Александра Федоровича Керенского, который ратовал за победное продолжение войны с Германией и ее союзниками. Николай Николаевич решил попытаться вернуться в армейский строй, на фронт.
Свою личную просьбу он решил высказать новому Верховному главнокомандующему генералу от кавалерии А.А. Брусилову, который недавно сменил на этом посту Алексеева. Тот попал в опалу Временному правительству за речь, произнесенную на Первом офицерском съезде, проходившем в Москве. Тогда тот резко осудил политику «временных», которая гибельно вела к полному разложению армии и флота.
В Могилев Юденич приехал 17 июня. Поездка в Ставку закончилась полной неудачей. Николай Николаевич надеялся увидеть в Брусилове прежде всего боевого полководца и выпускника Пажеского Его Величества корпуса и генерал-адъютанта Свиты Его Императорского Величества. Но перед ним оказался совсем иной человек — «революционный генерал», протеже самого Керенского. Был известен случай, когда в городе Каменец-Подольский толпа носила его в красном кресле.
В Ставке свою «революционность» Брусилов продемонстрировал в первый же день своего появления. Для торжественной встречи нового Верховного Главнокомандующего России был выстроен караул Георгиевского пехотного батальона. Он был сформирован еще при императоре Николае II из фронтовиков — нижних чинов и офицеров, которые за доблесть в боях стали Георгиевскими кавалерами.
Брусилов, обходя строй почетного караула, пожал руку каждому солдату, но не поздоровался ни с одним из офицеров батальона, тоже заслуженными фронтовиками. Юденич слышал о таком поразительном случае, но поверить в него не захотел.
Служивший у Алексеева и Брусилова начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант А.И. Деникин о новом своем начальнике в эмигрантских мемуарах «Очерки Русской смуты» писал следующее:
«Назначение генерала Брусилова знаменовало собой окончательное обезличивание Ставки и перемену ее направления: безудержный и ничем не объяснимый оппортунизм Брусилова, его
погоня за революционной репутацией лишили командный состав армии даже той, хотя бы чисто моральной опоры, которую он видел в прежней Ставке».
Юденич не без труда добился приема у равного по званию^ генерала Брусилова. Встреча прошла в том самом кабинете, котором Николаю Николаевичу не раз приходилось бывать на' высоких совещаниях. Брусилов и комиссары Временного прави тельства с самого начала дали понять опальному полководцу,1 что в Ставке он нежеланный гость.
Из Могилева Юденич возвратился в Москву подавленным, в самых расстроенных чувствах. Он на какое-то время «закрылся себе», став сторонним наблюдателем происходивших событий. Но в таком состоянии деятельный, энергичный человек не мог пребывать долго. Опальный военный вождь словно взял себе время для окончательного выбора и определения жизненных поступков на ближайшее будущее.
Ясно было одно: Русская армия под воздействием революци онной пропаганды и агитации разваливалась прямо на глазах. На фронте шло братание с германцами.
Лично для кавказского полководца трагедия заключалась н следующем. Он еще с юнкерских погон смотрел на армию как на инструмент, определяющий мощь государства, чему отечественная история давала много великих примеров. Теперь этот «стальной» инструмент был настолько изъеден «ржавчиной», что перестал отвечать своему многовековому предназначению.
Естественно, что Октябрьский переворот в Петрограде отставной полный генерал Юденич не принял. Да и не мог принять по одной простой, но все определяющей причине: старая Русская армия, службе в которой он отдал всю свою сознательную жизнь, по воле новой власти перестала существовать. Затем последовал сепаратный Брест-Литовский мир.
Времени на выбор дальнейшего жизненного пути у Юдени ча, по сути дела, не оставалось. Советская власть выкинула на всю страну лозунг: «Кто не с нами, тот против нас». Семейство Юденичей переезжает на новое местожительство, в город на Неве. Там Николай Николаевич ни в каких политических акциях не участвовал, хотя и не стоял в стороне от нарождавшегося Белого движения.
Ему было известно, что хорошо знакомый бывший начальник штаба и глава Ставки М.В. Алексеев с середины октября
начал формировать первоначально в столице подпольную военную структуру, так называемые офицерские пятерки. На их базе в скором времени была создана «Алексеевская организация», ставшая основой белой Добровольческой армии.
Юденич не числился среди ее членов, но, вне всякого сомнения, знал о ней, ее целях и задачах. Но он уже к тому времени вполне определился в своих жизненных поступках. Николай Николаевич решил повести борьбу за возрождение старой России и Русской армии не на вольном казачьем Юге, как о том возвестил генерал от инфантерии Алексеев в своем воззвании из Новочеркасска:
«Русская государственность будет создаваться здесь.
Обломки старого русского государства, ныне рухнувшего под небывалым шквалом, постепенно будут пробиваться к здоровому государственному ядру юго-востока».
Юденич решил начать свою борьбу против Советов, «могильщиков» старой России на ее Северо-Западе, веря в то, что здесь найдется достаточно сил для формирования той военной силы, которая могла бы очистить от большевиков и их союзников левых эсеров эту часть державы вместе с ее петровской столицей.
Юденич хотел найти себе достойное место в начинающейся Гражданской войне, которая испепелила России, расколов ее на Красных и Белых. В той борьбе кавказскому полководцу суждено было проиграть. Но из Русской смуты он вышел в изгнание, в белую эмиграцию с незапятнанной офицерской и дворянской честью.
ГЛАВА 8 БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ.
СЕВЕРО-ЗАПАД РОССИИ
Первое, с чего начал новоявленный «классовый» враг Советской власти белогвардейский генерал Н.Н. Юденич, стал переход на нелегальное положение. Он поселился в квартире адмирала Хоменко на Кронверкском проспекте на Петроградской стороне. С Хоменко он был знаком по Трапезундской наступательной операции, в которой тот командовал морскими силами во время высадки десанта.
Собственно говоря, таиться в столичном обществе было сложно. Его жена, Александра Николаевна, вспоминала такой случай. Как-то раз ее супруг зашел в банк, чтобы взять какую-то сумму из своих сбережений. Служащие узнали его и посоветовали взять все деньги с его счета на руки и продать собственный дом в Тифлисе. Генерал послушал добрых советов, обеспечив себя денежными средствами на некоторое время вперед, в том числе и на начало эмигрантской жизни.
В столице у Юденича оказался довольно широкий круг знакомых среди офицерства, по большей части изгнанных из рядов армии и флота за свои политические взгляды. Николай Николаевич исподволь стал готовить антибольшевистское восстание в столице, но достаточно скоро убедился в его невозможности.
Были установлены хорошие связи с Гвардейской офицерской организацией. В ее состав входили кадровые офицеры расформированных Советским правительством полков Русской гвардии — Преображенского, Семеновского, Измайловского, Егерского, Московского, Гренадерского, Павловского, Финляндского, Стрелковых— 1-го, 2-го Царскосельского, 3-го и 4-го, Кавалергардского, Конно-гренадерского, 1-го и 2-го Кирасирских и других, составлявших до 1914 года ядро петроградского гарнизона и войск столичного военного округа.