— Ты молодец, ты справилась. Практически одна против банды. Твоя командира должна тобой гордиться.
— Моя командира об этом не узнает, — нашла в себе силы улыбнуться кадета, затем её взгляд упал на револьвер в моей руке. — Ты стрелял?
— Чем мог, тем помог, — пожал плечами я.
— И ещё одну ты вырубил сам, — с некоторой заминкой произнесла она, оглядываясь на лежавшую без сознания бабу со сломанной рукой.
— Мне очень не хотелось быть ограбленным.
Девушка развернулась, и как-то внезапно мы оказались очень близко друг к другу. Наши глаза встретились, и, подавшись вперед, Лика впилась поцелуем в мои губы. Не очень умело, но жадно. Затем отшатнулась, вновь с тревогой взглянув на меня, ожидая возмущения. Но я только улыбнулся и, взяв её за края полурасстёгнутого кителя, притянул обратно, целуя уже сам. Затем отпустил и, ещё раз оглядев поле боя, произнёс:
— А теперь побежали, пока сюда не нагрянула или полиция, или ещё какая-нибудь банда.
И мы побежали. Благо, оставшийся путь удалось преодолеть без происшествий, и у Никольской церкви мы встретили двух оставшихся кадет с моими одноклассниками, в отличие от нас, добравшихся до места без происшествий.
— Ну всё, — произнёс я, беря под руки обоих парней, которые хоть и с трудом, но всё-таки могли стоять на ногах и самостоятельно передвигаться.
Посмотрел на девчонок, благодарно кивнул, после чего сказал:
— Всё, мы вас не видели, вы нас тоже.
— А разве вы не расскажете? — неуверенно спросила Варвара.
— Мы? Нет, — я чуть улыбнулся. — Несмотря на то, что Александр может быть полнейшим стервецом, он болтать не будет. Честь для него не пустой звук. Поэтому идите и не переживайте, а здесь я дальше сам разберусь.
Глава 5
Троицу шатающихся парней, выбравшуюся на одну из центральных улиц города, да ещё и после одиннадцати вечера, не могли не заметить бдительные городовые. И стоило им увидеть гимназическую форму и учуять от нас запах спиртного, как мы немедленно были препровождены в здание полицейской управы на Базарную площадь. А когда выяснили наши личности, то в управу прибыла спешно вызванная полицмейстер. А затем, после нескольких телефонных звонков, прикатили и машины с нашими матерями.
На часах показывало второй час ночи, когда в управление, тяжело ступая, вошла княгиня Вяземская, высокая, с холодным, как лёд, и одновременно грозным взглядом, которым она оглядела вжавшую голову в плечи дежурную сотрудницу полиции за столом и нашу хмурую троицу на лавочке у стены.
Следом за ней вошла баронесса Местмахер и моя мать, княгиня Деева.
— Вот они, голубчики, — со сдержанным негодованием произнесла Вяземская, глядя на наши безрадостные лица, неторопливо стягивая с рук шёлковые перчатки, — хороши, нечего сказать. Юноши благородных кровей. Позор. Позорище!
Баронесса и моя мать промолчали, но по лицам обеих женщин было видно, что со сказанным они солидарны вполне. Судя по всему, они уже успели предварительно друг с другом всё обсудить, и сейчас мать Александра просто озвучивала единое мнение.
— Где этих красавцев обнаружили? — повернулась она к полицейской.
Та, продолжая смотреть на княгиню, как кролик на удава, торопливо зашелестела документами на столе, ища рапорт городовой.
— Ваше сиятельство, — наконец нашла она нужную, — господа Местмахер, Вяземский и Деев были обнаружены на углу Дворянской и Ямского переулка. Находились в сильном подпитии, нетвёрдо держались на ногах и не смогли объяснить, почему находятся на улице в такое позднее время. Были препровождены в управу для дальнейшего разбирательства.
С каждой фразой полицейской губы Вяземской сжимались всё плотней, баронесса багровела, а моя мать… нет, внешне она оставалась такой же спокойной, но взгляд был красноречив и ничего хорошего не сулил.
Впрочем, никто из присутствующих не собирался устраивать разбирательство прямо тут, выскажут всё что думают и определят наказание уже дома. Но кое-какие вопросы ко всем троим у них имелись.
Не слишком большое количество выпитого, стрессовая обстановка, да и прошедшее с момента употребления алкоголя время позволили моим одноклассникам частично протрезветь, поэтому на матерей они старались не смотреть, угрюмо повесив головы.
— Ну, рассказывайте, господа, — снова произнесла Вяземская, — что же вас сподвигло опуститься до подобного состояния?
Что ж, ответ на этот вопрос у меня уже был заготовлен.
— Прошу меня простить, ваше сиятельство, — произнёс я, изображая чувство вины, — всему причиной моя неуёмная радость по случаю восемнадцатилетия и желание этой радостью поделиться с друзьями. Я виноват, и только я, в произошедшем.
Стоило мне начать свою речь, как Александр заметно напрягся, бросая на меня косые взгляды, но, услышав сказанное, в некоторой растерянности замер. По всей видимости, он не ожидал, что я возьму вину на себя.
— Вот как? — вымолвила моя мать, чей взгляд заметно потяжелел, — и чем же вы эту радость заливали?
— Водкой, — произнёс я, с показным раскаянием опуская взгляд.
— Мда… не ожидала от тебя, — только и смогла произнести она.
— Прошу простить, ваше сиятельство, — внезапно подал голос сидевший справа от меня Вяземский.
От звука собственного голоса он поморщился, правильно, самогон — это вам не водка, с него голова намного сильнее бо-бо, но продолжил, глядя на княгиню Дееву:
— С водкой это была моя идея. Хотелось отметить день рождение друга как-то по-взрослому.
Брови Вяземской взлетели на лоб, когда она с изумлением посмотрела на сына.
— И где же то место, где вам спокойно её налили?
— В Кирпичах…
— Где⁈ — дружно воскликнули обе княгини.
И в этот момент с долгим вздохом, стараясь не смотреть на свою мать, голову поднял Витольд.
— Простите, — произнёс баронет, — пойти туда было уже моей идеей. Я знал, что в более респектабельном месте нам просто не нальют.
С лёгким «пф-ф» из налившейся кровью баронессы Местмахер вышел сдерживаемый до того воздух, и она неверяще покачала головой. Такое от вечного тихони-сына она не ждала.
Все три женщины переглянулись меж собой, а затем княгиня Вяземская вздохнула, подошла к полицейской и, протянув руку, коротко приказала:
— Рапорт.
Та бледно улыбнулась, но попыталась возразить:
— Никак нельзя, ваше сиятельство, документ.
Но тут вмешалась показавшаяся в дверях полицмейстер. Она, переглянувшись с княгиней, коротко той кивнула, после чего скомандовала подчинённой:
— Отдай.
Извлечённая бумага была тут же княгиней несколько раз порвана, после чего, уже нам Вяземская повелительно бросила:
— Вставайте.
И только посетовала вполголоса:
— Не благородные юноши, а какие-то жиганы с круговой порукой.
Ну а мы, изображая раскаяние, потянулись к выходу.
Парни, и правда, грамотно придумали, размазав ответственность на троих. По отдельности каждого оказалось, что и ругать вроде бы не за что, ведь без двух других ничего бы не вышло.
Оказавшись в машине с матерью, я искоса посматривал на каменный профиль княгини, что сидела, полностью погрузившись в свои мысли.
Станет выспрашивать или нет? В целом, наша история слишком нереальной не выглядела. Ну погуляли чуток, с кем не бывает. То, что подобный поступок может вызвать общественное порицание, мы же юноши, а не девчонки какие-то, меня волновало мало, один эпизод не тянет на скандальное поведение, а уничтоженный рапорт свёл почти до ноля возможную огласку произошедшего.
Опасность была только, если выяснится, что мы были не одни, а с кадетами. Но для этого нужно целенаправленное разбирательство, которое никому сейчас не нужно, наоборот, все постараются об этом забыть и не вспоминать.
Наконец, княгиня отмерла, впрочем, продолжая смотреть куда-то вперёд, но внезапно сказала совсем другое.
— Знаешь, Слава, твоя сестра приехала.
— Вика? Отпустили? — удивился я.
— Да, в краткосрочный отпуск по случаю присвоения звания поручицы.
Сестра была на пять лет старше, в этом году ей должно было исполниться двадцать три, в самом конце августа, и после кадетки она убыла на службу куда-то в район иркутской зоны прорыва, в один из пограничных гарнизонов, чтобы отслужить тот самый минимальный пятилетний ценз.
— Погоди, это что, она колдуньей стала?
Я вспомнил, что поручица — это звание, которое присваивают всем, поднявшимся на третью ступень ранга, если оно не было получено ранее.
— Так это же хорошо.
Маман рассеянно кивнула. Колдунья в двадцать три — это быстро. Этак к пяти годам службы Заклинательницей станет, сравнявшись в ранге с матерью.
— Хорошо, — негромко повторила за мной, хотя особой радости в её голосе я не услышал.
Нахмурившись, уточнил:
— Что не так?
— Что? — вынырнула она из своих мыслей.
— Спрашиваю, что с этим не так? Почему ты так странно реагируешь на повышение Вики?
— Понимаешь, сын, — вздохнула княгиня, — официра — это совсем другая ответственность и совсем другой уровень опасности. Я ранг получала аккурат по увольнении из войск, так все пять лет в унтерах и провела. А знаешь почему?
— Почему, — послушно повторил я.
— Потому что Чаровниц в порталы не загоняют. Ставят только в охранение, не давать тварям оттуда пробираться к нам. И то, даже так мы несли потери. А официрские команды ходят в порталы, чтобы их закрывать.
— И закрывают?
— Закрывают, — кивнула княгиня, — только возвращаются не все и не всегда.
— Вика сильная, — я, протянув руку, накрыл своей ладонью материну, — она справится.
Та грустно улыбнулась в ответ, но ничего не произнесла.
— А что такое эти порталы, что там за ними?
Про зоны прорыва информации было немного. В гимназии преподаватели упорно обходили этот вопрос стороной, сообщая только общеизвестные сведения о существовании особо опасных мест, где появляются различные чудовища, убивающие всё вокруг. Появляются они из спонтанно возникающих порталов. Порталы внешне всегда одинаковы, разница только в том, что таится за ними. Некоторые закрывают легко, а некоторые стоят десятки лет и даже больше. Иркутская зона была как раз таким местом, существовавшем уже больше сотни лет.