Не сдержавшись, воздухоплавательница сплюнула на пол себе под ноги.
Тут в окне снова мелькнуло, а затем птеродон буквально впился когтями и клювом в обшивку дирижабля прямо над кабиной, с лёгкостью раздирая прорезиненную ткань баллона. Делал он это секунд пять, что позволило внимательно его рассмотреть.
Ну что ж, я понял, почему это существо назвали так. Чем-то оно действительно напоминало доисторическое существо из тех, что иногда находили в земле археологи: крокодилья пасть с пилообразными рядами острых зубов, кожистые крылья с когтями на концах торчащих суставов, узкое тело, оканчивающееся длинным ящероподобным хвостом с шипастой булавой на конце и двумя лапами с когтями больше десятка сантиметров длиной, которыми оно пользовалось с большим умением, полосуя баллон с газом. Хорошо ещё, подобные дирижабли всегда делались с разделением на отдельные заполненные гелием секции, и повреждение даже пары из них не приводило к мгновенному падению аппарата, позволяя достаточно безопасно приземлиться. И нам ещё повезло, что этих тварей было немного, поэтому мы не рушились с небес с шансом разбиться в лепёшку, а плавно, хоть и аварийно, снижались.
— Всем приготовиться! — напряжённо крикнула капитана, расставляя ноги пошире для лучшей устойчивости.
Я понял, почему она закрутила судно по спирали: чтобы осложнить птеродонам, имевшим, похоже, некоторые проблемы с маневрированием в воздухе, повторное нападение, и избежать слишком большой горизонтальной скорости. Тотчас ещё крепче ухватился за поручень, во все глаза глядя, как стремительно приближается покрытая густой травой земля. А затем произошёл первый удар, подбросивший нас обратно в воздух, затем ещё один, со скрежетом сминаемых ажурных конструкций гондолы, когда мы почти зарылись в землю и, наконец, третий, после которого, проскользив ещё с десяток метров, мы окончательно остановились, а искорёженный дирижабль медленно завалился на бок под тонкий свист остатков гелия, покидавших повреждённую обшивку.
После всех этих акробатических трюков пол кабины оказался наклонен градусов под сорок пять. Поэтому пришлось, повиснув на поручне, сначала найти надёжную опору, а затем практически скатиться вниз, где меня уже поджидала воевода, подхватив и бережно поставив рядом с собой.
Боковое остекление частью растрескалось и высыпалось, поэтому в кабину сквозь пустые рамы лезла трава, и неприятно холодил кожу прохладный степной ветер.
Я огляделся и подумал, что этому дирижаблю, скорее всего, в воздух уже не подняться. Слишком большие, на мой взгляд, были повреждения.
А затем моим мыслям вторила и капитана. Аксёнова скатилась по полу тоже, и, сняв фуражку, горестно заметила:
— Всё, долетался, «Голубь». Чуть-чуть до своего двенадцатилетия не дотянул.
Тут из машинного отделения с проклятиями до нас добралась мотористка, успевшая где-то во время жёсткого приземления рассечь висок, а следом за ней, бросив пульт, который буквально обняла, к нашей небольшой компании потерпевших крушение присоединилась и навигатора, собрав всю команду дирижабля вместе.
— И что делать? — поинтересовался я у них, дожидаясь, когда хоть кто-то скажет что-нибудь умное.
— Надо уходить, — тут же произнесла воевода, но мотористка, пытающаяся стереть кровь с лица какой-то тряпкой, на это только фыркнула, сообщив:
— Нет, ночью твари активнее, надо оставаться в дирижабле. Я пять лет в гарнизоне прослужила, знаю о чём говорю. Нужно переждать, а потом выбираться.
Капитана посмотрела на свою подчинённую, потом с некоторым сомнением перевела взгляд на бывшую спецназовку и, поджав губы, нехотя согласилась:
— Да, безопаснее будет остаться, тем более здесь хоть какое-то укрытие. А ночью нас просто зажмут в чистом поле.
— Вы не понимаете, — вдохнула Алёнова.
Затем в свою очередь задала вопрос остальным женщинам:
— Почему гарнизоны ставят за пределами зоны отчуждения портала? Почему создают и держат только периметр вокруг зоны, а не перекрывают сам портал?
Командира с навигаторой переглянулись, а затем вновь посмотрели на мотористку, но и та, нахмурившись, сама в свою очередь вернула взгляд воеводе.
— А всё потому, — сама ответила Алёнова, — что живые люди в зоне отчуждения притягивают к себе всех окрестных тварей, в том числе и тех, кто сейчас находится за порталом. Если за пределы зоны, как правило, выбираются одиночки, пусть достаточно сильные, но всё-таки одиночки, поэтому их можно удерживать и уничтожать концентрированным ударом. То здесь твари будут атаковать все вместе, пока не закончатся. Или они или защитники. Да, пару раз так делали, чтобы выманить на себя всех тварей. Перемололи хренову гору. И когда добили последнюю, портал сам схлопнулся. Но это работает только против маленьких зон. И то, потери там были такие, что после нескольких таких попыток решили ограничиться гарнизонами и периметром за пределами зоны отчуждения.
— Но боевые группы же ходят внутрь, — возразила мотористка, не желая признавать правоту моей спутницы.
— Ходят, — согласилась ты. — Только ты в курсе, почему не ниже ранга Колдуньи? Потому что только на этом ранге можно научиться скрывать свою ауру, на которую, собственно, эти твари реагируют. Одарённый для них словно праздничный торт. Нет, обычных людей они тоже схарчат за милую душу. Причём, кстати говоря, в первую очередь женщин, но то для них просто как котелок с кашей. А вот владеющие магией — это как десерт. И поэтому надо уходить. Потому что сюда рано или поздно придут твари. И сил у вас отбиться от этой толпы просто не будет.
— Откуда тебе это известно? — внезапно спросила Аксёнова. — Ты же не служила в гарнизоне.
— Не служила, но вот ходить в зону за тем, кто решил от нас там скрыться, приходилось.
— И находили? — заинтересовавшись, уточнил я.
— Находили, — кивнула женщина. — Правда, в основном остатки этих самонадеянных идиоток, решивших, что они смогут в зоне выжить и долго скрываться. Так что знаю, о чём говорю, и говорю ещё раз: либо вы идёте с нами, либо мы, — она покосилась на меня, — уходим вдвоём.
— Пускай идут. — Сложив руки на груди, тут же произнесла мотористка. — Я считаю, что здесь нам будет безопаснее. И вполне может быть, что кто-то видел, как мы летели. Новые порталы постоянно ищут. И хотя бы какой-то армейский отряд может уже быть неподалёку.
— А подать сигнал можно сигнальной ракетой, — воспряв духом, добавила командира дирижабля. — В шкафчике есть ракетница и два десятка зарядов.
Навигатора ничего не сказала, но по глазам я видел, что женщина, изначально обладая ведомым характером, поступит только так, как её подруги, которые были для неё куда большими авторитетами, чем мы.
А ещё, наверное, играл подсознательный страх перед темнотой. Большинство людей в такой ситуации выбрали бы остаться как минимум до утра. Поэтому их нежелание слушать воеводу было понятно.
Алёнова ещё раз оглядела воздухоплавательниц, так и не внявших её предостережениям, пожала плечами и сказала:
— Ну, как хотите. — она повернулась ко мне, — господин, собирайтесь, мы уходим.
Спорить с ней я и не подумал. Во-первых, зрело внутри понимание, что даже если откажусь, она меня потащит силой. А во-вторых, я был склонен доверять её мнению. На пустом месте бы она подобными страшилками нас пугать бы не стала. Значит в её словах есть резон, и лучше, действительно, попытаться выскочить за пределы зоны. Никто же не знает, может, мы не так глубоко забрались к порталу, а может, и вовсе краем зацепили эту чёртову зону, и стоит пройти какой-нибудь километр, и мы уже будем в безопасности. Поэтому я кивнул и вслед за ней, не ставшей дожидаться моего ответа, начал пробираться к выходу из рубки, а затем на вторую палубу к каютам.
Совсем налегке бежать не стоило, следовало взять кое-что из тёплой одежды с расчётом на прохладную ночь, а заодно кое-какие личные вещи и, конечно же, патроны к револьверу. Вот их я забрал все, россыпью распихав по карманам, потому что, как любил говаривать мой командир лучников: стрел, а в моём случае патронов, бывает или мало, или мало, но больше не унести.
Переворошив весь чемодан, я отбросил в сторону ненужное барахло, накинув только куртку поверх рубахи, а затем остановил взгляд на Ликиных конспектах, что лежали на самом дне, перевязанные бечёвкой. Бросать их не хотелось, да и места занимали они не так много, поэтому, решившись, я засунул их под рубашку за пазуху.
Ещё раз оглядел в беспорядке разбросанные вещи и кивнул сам себе. Ничего из этого для выживания мне не пригодится, а значит и брать его незачем.
— Ты готов? — как обычно, когда оставались наедине, обратилась на «ты» ко мне Светлана, заглядывая сквозь дверной проём, находившийся теперь почти над моей головой.
— Готов, — кивнул я.
Просунув руку, она помогла мне забраться в коридор, после чего мы, спустившись обратно на нижнюю палубу, забрались в рубку.
Штатный люк, через который на дирижабль входили, прижало к земле, поэтому мы пробрались мимо продолжавшей кучковаться в рубке команды, проводившей нас хмурыми взглядами, и, выбив острые куски стекла, торчащие из рамы, выбрались наружу.
— Свет! — внезапно крикнула нам вслед капитана, когда мы уже собирались, сориентировавшись по звёздам, уходить:
— Чего, Насть? — Обернулась к ней моя спутница.
— Если встретишь наших, сообщи, где мы находимся, — попросила она.
На что воевода только коротко кивнула:
— Конечно, Настя. Обязательно сообщу.
А затем, больше не оглядываясь, решительно потянула меня в темноту.
Минут пять мы пробирались по высокой густой траве, напрягая слух, стараясь не пропустить, если поблизости окажется какой-нибудь птеродон, а затем я начал улавливать в стороне какие-то не очень приятные звуки.
— Это, случаем, не твари? — негромко спросил я, коснувшись плеча женщины, кивая головой чуть левее нашего курса, где мне послышалось странное сиплое повизгивание.
— Да, — кивнула та, прислушавшись. — Пока ещё мелочь, шавки их называют, — гончие, но за ними может двигаться что-то более серьёзное. Направляются, скорее всего, к дирижаблю. — Она немедленно взяла правее. — Но надо уходить, и лучше бегом.