— Нет! Сюда!
— Как скажете, Ваше высочество, — не стал спорить я и присел.
А та, с видимым удовольствием пройдясь по моей фигуре взглядом, заявила:
— Смотрю я на тебя и думаю, какой необычный мальчик мне попался. Любой другой, останься мы вот так вдвоём, уже давно бы краснел и смущался, а ты нет. Такой спокойный, такой уверенный в себе. Знаешь, по тому, как человек сидит, по его позе, о нём многое можно сказать. Вдобавок, красивый, прекрасно сложенный и такой талантливый. Представляю, как будут завидовать твоей жене.
— Не спешу, Ваше высочество, — немедленно отреагировал на провокационный вопрос я.
— А почему так? Нет подходящих кандидатур?
— Я бы сказал, нет подходящего настроения, Ваше высочество. Честно признаюсь, мне не хотелось бы заниматься домашним хозяйством и всем тем, что считается для мужчин империи правильным времяпрепровождением. Домохозяин — это совсем не то, кем я бы хотел быть.
— И кем же ты хотел быть? — вновь с интересом спросила великая княжна.
— Генералом, Ваше высочество.
Ольга не стала смеяться, как, возможно, сделала бы на её месте любая другая женщина, скорее, многообещающе задумалась.
— И как же ты собираешься добиваться этого звания? — она чуть прищурилась, а её левая рука словно невзначай легла на подлокотник моего кресла совсем рядом с коленом.
— Службой, — я посмотрел ей прямо в глаза, — дайте мне подготовить хотя бы десяток парней, и я навсегда изменю правила ведения войны.
— Даже так? — ладонь великой княжны соскользнула с подлокотника, а сама она, встав с козетки, задумчиво остановилась у окна.
— Святослав, подойди.
Я поднялся тоже, замер рядом, наблюдая, как по плацу маршируют солдаты. Слышались грозные окрики фельдфебели, кто-то путался, сбиваясь с шага. Молодое пополнение и вовсе с привязанными пучками сухой травы к голенищам сапог шагало под «Сено-солома» строгой унтер-официры.
— Служба, мой дорогой княжич, это не только стрельбы и бой с противником. Даже, я бы сказала, не столько, сколько каждодневная рутина из шагистики, нарядов, обходов и охраны периметра зоны. А ещё стройка, прокладка дорог, возведение укреплений — это тоже всё силами наших солдат. Армия — это в первую очередь устав и порядок. Исправная солдата ведёт себя честно, трезво, порядочно, верна своей государыне, знает твёрдо артикулы, послушна начальницам, содержит себя и амуницию во всегдашней чистоте и исправности, умеет правильно стоять, равняться, ворочаться, маршировать и ружьём своим действовать. Знает имена всех своих начальниц, сроки всем вещам, сколько получает жалованья и провианта, притом должна быть бодра и расторопна.
Царевна повернулась ко мне, глядя с лёгкой материнской улыбкой:
— И ни слова про боевые действия, понимаешь? Да, армия нужна для войны, но война и походы — лишь десятая часть того, что является службой. Смогут эти твои парни с таким, — она кивнула в сторону плаца, — справиться? И ты объяснить им, для чего и зачем они это делают? Чтобы стать генералом, мало уметь всё самому, и мало уметь учить этому других, тут нужно уметь всё это организовывать.
— Я справлюсь, — коротко ответил я.
Пять сотен лет опыта вполне хватало, чтобы говорить об этом с уверенностью. Впрочем, озвучить это вслух я не мог, и со стороны вполне можно было подумать, что я так уверен просто потому, что ни разу не пробовал.
— Ну что ж, — заметила после недолгой паузы великая княжна, — по крайней мере, я вижу в тебе решимость. А значит, что-то да выйдет. Ладно, мой дорогой княжич. Будут тебе десять парней.
Глава 19
Городская телефонная станция в Иркутске, особенно будка междугородней связи, была, несмотря на недешёвую стоимость, постоянно забита желающими позвонить.
Кое-как отстояв длинную очередь, Вика сообщила телефонисту про заранее заказанный звонок на томскую станцию, где-то с минуту дожидалась подключения к местному коммутатору, а затем попросила соединить с усадьбой княгини Деевой.
Взявшая трубку горничная не сразу узнала княжну из-за не слишком хорошей связи, но, благо, быстро разобралась, и вскоре в трубке телефона, сквозь потрескивание и шум, послышался тяжёлый голос княгини. Глава рода Деевых была явно не в духе и, еле сдерживая рычащие нотки, сходу накинулась на дочь:
— Вика, какого хрена у вас там происходит⁈ Со мной вдруг связываются с охранного отделения и сообщают, что Святослав в Иркутске. Хотя должен быть в Петербурге. Я ничего понять не могу, начинаю разбираться и тут выясняется, что дирижабль нашли в Туркестане, Алёнова в коме, а мой сын непонятным образом переместился за три тысячи километров и сидит в гарнизоне Иркутской зоны отчуждения! Бросаю всё, собираюсь лететь к вам, и тут снова ко мне приезжает жандарма и передаёт приказ её императорского высочества великой княгини Ольги, что лететь никуда не надо, а за моим сыном присмотрит она сама!
Под конец гневной тирады княгиня почти кричала, и Вике пришлось зажать ладонью динамик, потому что в очереди за стеклом будки уже начали заинтересованно прислушиваться.
— Мама, тише, — попросила она, затем, вздохнув, ответила, — я и сама не до конца понимаю, но со Славой не всё так просто. Всего рассказать пока не могу, тут вопросы государственной важности, но ты не волнуйся, с ним всё хорошо, жив-здоров. И действительно её высочество определила его к себе в свиту.
— Только не говори, что он теперь… — помрачнела мать, — а то знаю я таких великих княжён, что ни одни штаны не пропустят, в каждые норовят залезть.
— Нет, нет, мама, — поспешно произнесла Вика, — её высочество уже распорядилась принять Славу в Пажеский корпус и поставить на должность пажа. От теперь в её свите как паж. Всё официально.
— Даже так… — протянула княгиня, затем мрачно добавила, — значит всё даже хуже.
— Да что плохого-то? — не поняла молодая поручица, а мать, хмыкнув, процитировала смутно знакомое:
— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь. Нет, дочь моя, ничем хорошим это не закончится. Великая княжна Славой натешится, а затем выкинет, как опостылевшую игрушку. А он только с виду такой несгибаемый и твёрдый, в душе он такой же ранимый, как и остальные юноши. И боюсь, это его просто сломает.
— Нет, мама, — возразила Вика, — ты не понимаешь. Ты просто не видела, что Слава тут показал. Он на соревнованиях по стрельбе такое сотворил, что все официры в гарнизоне второй день обсуждают. Да так, что пару раз чуть до дуэлей не дошло.
— Да, и что он такого показал? — с недоверием уточнила княгиня.
— Ой, прости, — сконфуженно ответила Вика, вспомнив, что её просили о виденном пока никому не сообщать, — я не могу сейчас рассказывать. Но поверь, Слава не такой. И её высочество его к себе приблизила вовсе не для того, о чём ты думаешь.
— Ну, ладно, — вздохнула мать, — вышло как вышло. Но ты старайся за братом приглядывать, и если что — сразу мне сообщай. Если будет надо, до императрицы дойду, ты меня знаешь.
— Знаю, мама, знаю.
Тут в разговор вклинился голос телефониста:
— Две минуты прошло.
— Всё, мам, пока, не волнуйся, всё будет хорошо! — торопливо крикнула девушка, и связь с Томском оборвалась.
— Уф, — вытерла она со лба выступивший пот и вышла из будки, уступая место следующей.
Обязательный разговор с матерью прошёл не так легко, как хотелось бы, но, по крайней мере, ей удалось хоть немного родительницу успокоить. Наверное.
Ну, а теперь пора было возвращаться обратно в гарнизон. За братом, и правда, следовало приглядывать. Больно много внимания он начал к себе привлекать.
Известие о том, что меня зачислили в Пажеский корпус, и я теперь официально паж при её императорском высочестве, вызвало во мне слегка нездоровое веселье. Получается, я от этого всеми силами бегал, а всё равно там оказался.
Впрочем, не совсем там и совершенно на других условиях. Так что, с этой стороны, грех жаловаться. Теперь я уже не просто парень княжеского рода, а придворный чин. Правда, карьерная перспектива не то чтобы сильно высокая. Следом за пажом идёт только камер-паж, и дальше всё. И только после женитьбы будет ждать чин статс-кавалера при императоре. Впрочем, для особо отличившихся на службе императору было припасено ещё два чина: гофмейстер и обер-гофмейстер — но это уже лица особо приближённые, и существовавшие очень малым числом. Туда я даже не смотрел.
Но придворный чин — это придворный чин, хоть и не представленный в Табели о рангах Империи. Прямого соответствия чинам лиц женского пола тоже не было, но если провести некоторые параллели, то камер-паж примерно равнялся камер-фрейлине, чину 5-го ранга, а паж тогда соответствовал 6-му рангу. Очень и очень неплохо. В гвардии это секунд-майора.
И потом, в теории, можно будет попробовать перескочить на соразмерный или более высокий чин в табеле о рангах, только не придворный, а уже военный, если дожму Ольгу. По крайней мере, для женщин, переходящих из одного ведомства в другое, можно рассчитывать на ранг не меньше, чем тот, с которого уходила.
Ну, и формально чин меня выводил из-под опеки рода. Я теперь вполне лицо самостоятельное на бумаге, а по факту — из родительских рук перешёл в подчинении её императорского высочества. Впрочем, с ней у нас взаимоотношения пока идут в нужном для меня ключе. Я смог её заинтересовать и добиться содействия, ну, а дальше уже будем разбираться по ситуации.
Да, мне уже заказали пажескую форму: парадную из чёрного шитого серебром камзола, белых лосин и хромовых ботфорт, и повседневную из жёлтого кафтана с чёрной оторочкой, таких же штанов и более коротких сапог. Правда, как я в этом великолепии буду бегать по осколкам, я пока ещё не до конца понимал. А уж как, наверное, обхохочутся твари, увидев этакого франта! Но с формой, я думаю, решим с Ольгой отдельно.
Слухи в гарнизоне разлетаются мгновенно, и о результатах моих стрельб к вечеру не знали только слепо-глухо-немые инвалиды. Но так как таких в крепости не наблюдалось, в курсе были буквально все. Как и о моём пажеском статусе при её высочестве. Не только официры, но и встреченные солдаты глазели вовсю, разве что вслух не высказывая свои предположения на мой счёт.