ецело отдавался публицистической работе. Именно туда Сухомлинов с начальниками отделов штаба округа часто приезжал с докладами.
Фактически находясь во главе Киевского военного округа, В.А. Сухомлинов принимал активное участие в работе многих комиссий и совещаний и непосредственно занимался разработкой стратегических планов ведения войны на Западе. За свою активную работу 6 декабря 1903 г. он был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени.
Служба в приграничном военном округе также обязывала командующего вникать во все тонкости аппарата военной разведки. Под его руководством подбирались кандидатуры офицеров, обладавших знаниями иностранных языков (особенно немецкого) для специальной подготовки, связанной с деятельностью по изучению австро-венгерской армии138. Бывший начальник охранного отделения П.П. Заварзин вспоминал: «Вербовались секретные агенты, посредством которых удавалось получать данные, касающиеся работ на орудийных заводах „Шкода“, военных узкоколеек, мостов и т. п. По этим делам мне приходилось ездить в Киев и там являться начальнику штаба генералу Сухомлинову, впоследствии командовавшему округом… Он был исключительно привлекательным и доброжелательным начальником и весьма интересовался делом разведки»139.
Генерал С.Б. Батюшин, стоявший у истоков создания отечественной разведки, также отмечал, что «кроме официальной тайной разведки штаба Киевского военного округа, таковая велась там еще лично генералом Сухомлиновым по должности начальника штаба Киевского военного округа, помощника командующего войсками и, наконец, командующего войсками этого военного округа, а затем это перешло и на его преемника генерала Иванова»140. В дальнейшем, когда Сухомлинов возглавил Военное министерство, разведывательные и контрразведывательные отделения как две автономные службы в штабах округов получили свой правовой статус, штатное расписание и финансовое обеспечение. Июнь 1911 г., когда военный министр утвердил два важнейших документа по контрразведке – «Положение о контрразведывательных органах» и «Инструкцию начальникам контрразведывательных органов», стал рубежным для этой службы в целом141.
Нововведением, разнообразившим службу, стали парфорсные охоты по искусственному следу. Сухомлинов ввел их в память своего командования Офицерской кавалерийской школой. Конные выезды по искусственному следу, или так называемые «лисички» (победитель получал приз – золотой жетон в виде лисы), привились и часто устраивались для офицеров Генерального штаба. Производились они весной, летом и осенью. Офицеры, проводившие большую часть служебного времени на «штабном стуле», были рады «провести полдня в поле и в движении вместо сидения в душной канцелярии»142. Иногда воображаемые охоты заканчивались решением тактических задач, и тогда «летучей проверке» подвергались знания и умения офицеров со стороны командующего.
Вообще Сухомлинов уделял особое внимание вопросу быта подчиненных. Например, ввиду отсутствия Собрания офицеров Генерального штаба в Киеве он предоставлял в распоряжение офицеров свой служебный кабинет, который одновременно являлся залом заседания окружного военного совета. В своей квартире чета Сухомлиновых устраивала танцевальные и музыкальные вечера, здесь же устраивались проводы и чествования офицеров Генерального штаба, а на Рождество устраивались елки для детей. Все эти нововведения прочно укоренились и, таким образом, способствовали сближению офицеров и их семей.
С 20 августа по 9 сентября 1902 г. Владимир Александрович находился на больших маневрах под Курском в присутствии императора. В учениях приняли участие войска Киевского, Одесского (частично Виленского) и Московского военных округов, объединенные в две сводные армии – Южную и Московскую. В этих крупнейших для начала XX в. войсковых учениях Сухомлинов исполнял обязанности начальника штаба Южной армии, которой командовал военный министр генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин. При высокой работоспособности киевского штаба, организованного образцово, учения прошли успешно. Только своевременное вмешательство императора не позволило южным «разгромить» Московскую армию, возглавляемую великим князем Сергеем Александровичем, одержав, таким образом, окончательную победу. Но подобная ситуация была категорически недопустима по соображениям политкорректности и дворцового этикета143. Действия Южной армии заслужили одобрения военного министра и многочисленной свиты императора. За маневры под Курском Сухомлинов 4 и 5 сентября удостоился высочайшей благодарности.
Формирование всех отделений штаба и обоза явилось своего рода пробной мобилизацией будущего штаба на случай войны. В то время ни у кого и в мыслях не было, что спустя всего полтора года многим из маневрировавших частей и, в частности, командующему Южной армией предстоит тяжелый боевой поход на Дальний Восток.
Русско-японская война 1904–1905 гг. и ее последствия
В 1904 г. Россия вновь находилась в состоянии войны. Теперь ее противником была императорская Япония. Известно, что с началом Русско-японской войны 1904–1905 гг. генерал от инфантерии генерал-адъютант А.Н. Куропаткин, назначенный командующим Маньчжурской армией, направил Сухомлинову телеграмму с предложением принять должность его начальника штаба144. Сухомлинов ответил категорическим отказом, мотивируя свою позицию слабостью представления о «предстоящем театре войны» и отсутствием соответствующей подготовки «именно к этой должности»145.
Исторический опыт свидетельствует, что эта война со всех точек зрения была для России сплошной катастрофой. Для японцев цель войны – изгнание русских из Кореи и Маньчжурии – была вопросом национального престижа, что пробудило массовый энтузиазм всего населения островов. Для России же это была война, которая велась неведомо где, в местах с дикими для русского уха названиями. Японцев в прессе продолжали называть «косорылыми», «макаками» и лениво ждали побед.
Когда в присутствии великого князя Николая Николаевича – будущего Главнокомандующего русскими армиями в Первой мировой войне – кем-то было высказано пожелание, чтобы он возглавил войска, князь пренебрежительно ответил, что не имеет никакой охоты сражаться «с этими япошками». И только проницательный генерал М.И. Драгомиров заметил: «Японцы – макаки, да мы-то кое-каки» – горько-ироничная поговорка, которая позднее получила распространение в русской армии146.
Первые же боестолкновения показали русским генералам, что предстоит не «карательный поход» в азиатскую страну, а война с перворазрядной державой. Однако причина военного поражения России заключалась не только в массовой апатии населения. Единственной связью с театром боевых действий была одноколейная Транссибирская железная дорога, строительство которой к началу боевых действий еще не было закончено, что создавало очень большие сложности в снабжении дальневосточных войск. Людские ресурсы, боеприпасы, снаряжение и необходимое имущество приходилось везти за 9 тыс. км из Европейской России (при пропускной способности 4–5 пар поездов в сутки воинские эшелоны шли около 50 суток)147.
В военных действиях в Маньчжурии приняла участие едва ли треть русской сухопутной армии, и материальные ресурсы ее были крайне истощены148. По свидетельству служившего в Главном штабе в должности начальника оперативного отделения тогда еще полковника Ю.Н. Данилова, в течение всей войны личный состав и материальные средства пополнялись из «частей войск и военных запасов, оставшихся в Европейской России. Опрометчиво выхватывались из этих частей войск офицеры, нижние чины младших сроков службы, разного рода специалисты, более усовершенствованная материальная часть, а из складов – не только базисных и крепостных, но даже войсковых – всякого рода предметы и материалы артиллерийского, интендантского, инженерного и санитарного снабжения»149.
Верховное командование вооруженными силами Российской империи, продолжая участвовать в русско-японском конфликте, пыталось максимально обеспечить защиту западных рубежей страны. В результате была проведена частичная мобилизация, которая не смогла ни обеспечить военного превосходства над Японией, ни поддержать боевую мощь на западе. В соединении с неразумным управлением военно-морскими резервами и посредственностью военного руководства на Дальнем Востоке все это привело к череде поражений – на реке Ялу, при Ляояне, на Шахэ, при Сандепу и Мукдене.
Если же коснуться военно-морской истории, то она знает немного примеров, подобных сокрушительному разгрому императорского флота в Русско-японскую войну. В водах Тихого океана погибло или было захвачено в плен японцами 69 боевых и вспомогательных судов русского флота. Перестал существовать не только Тихоокеанский, но и Балтийский флот. Оставшиеся на Балтике три броненосца и береговая оборона не могли предотвратить проникновение кораблей противника даже в восточную часть Финского залива, то есть непосредственно к столице империи150.
Неудачная война в Маньчжурии усиливала проникнувшие во все слои общества недовольство самодержавным правлением. После расстрела 9 января 1905 г. мирной демонстрации в Петербурге протесты стали выливаться в яростные революционные выступления. Волны забастовок охватили заводы, фабрики, шахты; империю сотрясали крестьянские восстания; счет террористическим актам шел на тысячи, а националистические организации готовили вооруженные восстания в целом ряде приграничных областей.
В октябре 1905 г., в разгар первой русской революции, в свет вышел императорский Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка». Этим «крупнейшим историческим актом» было установлено «участие народной массы в управлении страной» путем учреждения первого российского парламента – Государственной думы, и провозглашались гражданские свободы – совести, слова, собраний и союзов151. Николай II надеялся примирить этой уступкой своих подданных. Однако Манифест от 17 октября не только не охладил революционные страсти, но, напротив, мгновенно их воспламенил.