615.
Подобная «обособленность» отдельных родов войск была обычным явлением в русской армии, что не могло не отражаться на ее боеспособности. Еще с 1815 г. князья начинают активно привлекаться к военному руководству, расширяя бюрократический аппарат своих ведомств. Вплоть до середины 90-х гг. XIX столетия их действия довольно жестко регулировались императорами. Но ситуация резко изменилась при молодом Николае II, когда великие князья фактически вышли из-под императорского контроля и их вмешательство в военную сферу резко возросло616. Известный недруг Сухомлинова – А. И. Гучков это подтверждает: «Во главе отдельных главных управлений стояли: во главе учебного ведомства – великий князь Константин Константинович; во главе Главного артиллерийского управления – великий князь Сергей Михайлович; Военно-инженерного управления – Петр Николаевич. Эти люди, во-первых, мешали, а затем, они снимали с военного министра ответственность, и не было известно, кто начальник. С Редигером я не раз говорил на эту тему. Первое время с Сухомлиновым тоже. Они [говорили] очень лояльно, не выдавая секретов ведомства. Я убедился, что они тяжко страдали от этой организации»617. В эмиграции Сухомлинов писал: «Главного условия для спасения России как военный министр я создать не мог: устранение влияния на управление государством членов царской фамилии… Я ссылаюсь на Куропаткина, Витте, Государственную думу и революционное движение – все они не смогли побороть исторически сложившиеся факты, так как царь, у которого я был прежде всего слугою, лично отстаивал позицию великих князей»618.
Хуже всего, что такая деструктивная закулисная борьба продолжалась и с открытием боевых действий, и следующий пример это только еще раз подтверждает. При своем назначении Верховным главнокомандующим великий князь Николай Николаевич пытался составить штаб из своих приближенных – генералов Палицына и Алексеева. Вероятно, этот состав Ставки был бы сильнее во всех отношениях. Однако военный министр сумел убедить императора, что нарушать военное законодательство не следует, а потому штаб Ставки остался в прежнем своем составе. Тем самым В.А. Сухомлинов сохранил влияние на Верховное главнокомандование: невзирая на конфликт с великим князем Николаем Николаевичем, военный министр вплоть до своей отставки летом 1915 г. вел интенсивную и достаточно подробную переписку с начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом Н.Н. Янушкевичем619. Генерал А.А. Брусилов по данному факту заключал: «Фатально было то, что начальником штаба Верховного главнокомандующего был назначен бывший начальник Главного управления Генерального штаба Янушкевич, человек очень милый, но довольно легкомысленный и плохой стратег. В этом отношении должен был его дополнять генерал-квартирмейстер Данилов, человек узкий и упрямый»620. Эти люди предлагались военным министром, и сменить их Николай Николаевич, по крайней мере в самом начале войны, не мог.
В тех случаях, когда Сухомлинов прибывал в Ставку, он не допускался на совещания и доклады о текущем положении дел на фронтах. Это обстоятельство, по мнению Поливанова, объяснялось недоверием Верховного главнокомандующего к генералу от кавалерии Сухомлинову и лишало «военного министра возможности в тех относительно редких случаях, когда он мог бы получить подробную осведомленность о расположении наших армий, и внести на основании такой осведомленности поправки в свои соображения о сроках и размерах подготовки для армии сил и средств в подведомственном ему районе внутри империи»621.
Подытоживая, еще раз отметим, что военный министр России, считавший, что война продлится не более 4–6 месяцев, был не один в своих просчетах. Подобные ошибки не являлись специфическими особенностями ни русской армии, ни ее Генерального штаба в целом, а также особенностями отдельных личностей. Все были уверены, что при «технике XX века» экономика любой страны войну, длящуюся более 3–4 месяцев, выдержать не сможет. Этот «психоз» или «состояние умов» о непродолжительности войны, охвативший военные верхи Франции и Германии, не говоря уже о Великобритании, не мог не включить и Россию, которая, будучи союзницей Франции, имела близкие и частые совещания по военным вопросам о будущей войне622.
Особое совещание. Отставка
С началом войны военный министр не стал главнокомандующим русскими армиями. Когда вспыхнула война, царь, к смятению и тревоге всех министров, предложил взять командование на себя. Отрицательный взгляд на принятие этой ответственности был высказан всем составом Совета министров (за исключением военного министра) во главе с премьер-министром И.Л. Горемыкиным, что склонило Николая II к решению временно не вступать в должность главковерха, а назначить на этот пост генерала от кавалерии генерал-адъютанта В.А. Сухомлинова.
Как вспоминал Воейков: «Сухомлинов упросил государя не назначать его из-за неприязненных к нему отношений со стороны великого князя Николая Николаевича, который в качестве намеченного главнокомандующего Северной армией оказался бы в прямом подчинении ему»623. Об этом же упоминает и Курлов: «Военный министр, генерал-адъютант Сухомлинов передавал мне о сделанном ему Государем Императором предложении занять этот пост и о своем отказе. Генерал-адъютант Сухомлинов высказал, что считает наиболее справедливым, а главное, необходимым для дела, исполнение столь важной государственной задачи возложить на великого князя, так как ему, в качестве военного министра, предстоит и без того огромная работа по содействию снабжения армии. Командование им действующей армией вызовет, кроме того, неизбежные и опасные трения ввиду неприязненного к нему отношения великого князя…»624 К тому же помимо массы врагов среди высшего генералитета личная репутация Сухомлинова была далеко не безупречна (вспомнить хотя бы скандальный брак с Е.В. Бутович). Поэтому фактически единственным, кто подходил на пост Верховного главнокомандующего, являлся великий князь Николай Николаевич. К началу войны политическая элита, придворный мир, армия и особенно гвардия считали его главным кандидатом на эту должность.
Согласно Положению о полевом управлении войсками в военное время 1914 г. Верховный главнокомандующий «есть высший начальник всех сухопутных и морских вооруженных сил, предназначенных для военных действий. Он облекается чрезвычайной властью, и повеления его исполняются на театре военных действий всеми без изъятия правительственными местами и общественными управлениями, а равно должностными лицами всех ведомств и всем населением»625. Верховный главнокомандующий подчинялся царю, который, в сущности, и должен был стать главковерхом, и потому никто, кроме императора, не имел права требовать отчета или делать какие-либо предписания Верховному главнокомандующему. Так с начала мобилизации и на все время войны страна оказалась разделенной на два обособленных, самостоятельно управляемых центра. Верховный главнокомандующий управлял войсками на театре военных действий, а военный министр отвечал за работу оборонной системы на внутренней (тыловой) территории государства. Как впоследствии отмечалось на заседании Комиссии по военным и морским делам Думы IV созыва 23 февраля 1916 г., это обстоятельство не могло «не отражаться в высшей степени отрицательно на обороне государства, требующей прежде всего единства действий на всем пространстве Российской империи»626. Ситуация усугублялась и тем, что в «Положении» отсутствовали какие-либо указания, определенно регламентировавшие взаимоотношения военных властей, прежде всего Верховного главнокомандующего и его штаба, и центральной гражданской администрации в лице Совета министров627.
Начавшаяся в конце июля 1914 г. всеобщая мобилизация прошла строго по плану и без срывов, закончившись в установленные сроки. Общая численность русской армии, таким образом, составила 1 423 034 человек, в том числе 49 171 офицер, 11 995 чиновников и 1 361 868 нижних чинов628. Что-что, но мобилизационные мероприятия в России были разработаны с особой тщательностью629. «Работа кипела, – вспоминали очевидцы. – Все делалось с необычайным подъемом, дружно и радостно. Вся страна, как один, откликнулась на призыв Царя. Своими размерами подъем превзошел воодушевление 1877 года. Запасные толпами спешили на явочные пункты… процент прибывших на 15 % превысил норму, ожидавшуюся Главным управлением Генерального штаба. В войска поступало много охотников-добровольцев. Короче говоря, мобилизация прошла блестяще»630.
Под впечатлением исключительно удачно проведенной этой военно-государственной операции на торжественном заседании Государственной думы в августе 1914 г. военный министр В.А. Сухомлинов, столь непопулярный в думских кругах, был встречен единодушными аплодисментами. После этого один из известных членов Думы даже заявил, «что успешной мобилизацией армии военный министр загладил все свои ошибки перед народным представительством и русским обществом»631.
Но «национального единения» хватило, увы, не надолго. Первая массированная атака на власть последовала летом 1915 г. К этому времени русская армия, засыпаемая градом германских и австрийских снарядов, не имея возможности в должной мере отвечать, неся огромные людские потери, вынуждена была отступать под натиском противника на всех фронтах. Яркий представитель поэзии Серебряного века, Н.С. Гумилев, добровольно ушедший на фронт в составе 1-го эскадрона лейб-гвардии Уланского полка, отмечал, что «немецкая артиллерия была так богата снарядами, что обстреливала каждого одиночного всадника»632. Современная война диктовала совершенно новые правила и принимала затяжной характер, во всех армиях возник «снарядный голод». Правительства большинства государств принялись экстренно перестраивать свою промышленность, дабы преодолеть подобные явления.
Дневник Сухомлинова еще от 23 февраля 1915 г. гласит: «Г