ромадный расход снарядов и энергичное требование пополнения их, а заводы наши не справляются (задержка в доставке угля), неподготовленность, отсутствие в стране изготовления станков. Постоянные заказы заграницей».
26 марта: «Не понимаю, что делает Ставка: запрещено говорить о военных делах, чтобы не попадали к противникам наши сведения, которые могут быть ему полезны. И вдруг из Штаба самого Верховного Главнокомандующего широкой волной покатил слух, что у нас нет снарядов, патронов и ружей?! Все об этом кричат, и масса телеграмм получена в разных местах».
26 апреля: «Верховный Главнокомандующий требует энергичной доставки снарядов личной телеграммой на мое имя, – между тем над этим делом поставлен генерал-инспектор артиллерии с особыми полномочиями»633.
Пытаясь исправить положение, Военное министерство во главе с Сухомлиновым пошло по пути, как казалось, более легкому и быстрому – по пути военных заказов за границей634. Большинство из этих оплаченных русскими деньгами контрактов так и остались совершенно невыполненными, по другим же поставки составили около 1/7 части заказа635. Но к этой вынужденной мере толкала ничтожная производительность наших казенных заводов и невозможность их мобилизации в кратчайшие сроки. Только страны с высокоразвитой индустрией имели возможность обеспечивать свои вооруженные силы необходимыми запасами. Остальные страны (Сербия, Турция, Австро-Венгрия, Россия и отчасти Италия) в той или иной степени должны были рассчитывать на помощь своих союзников636. Как справедливо отмечалось Н.В. Вольским, вопрос о боевом снабжении русской армии в итоге «разросся до колоссальных размеров и составляет совершенно особую часть сношений между союзниками»637.
По промышленному производству Россия стояла на пятом месте в мире. Но по производству на душу населения уступала еще и Австро-Венгрии, превосходя только Италию и Японию и уступая ведущим промышленным державам в пять – десять раз, то есть на целый порядок638. Здесь уместно вспомнить, как за пять предвоенных лет в ущерб необходимого перевооружения армии приступили к авантюре по постройке сильного флота. Средств на реорганизацию и развитие казенных заводов, производивших сухопутное вооружение, отпускалось очень мало, в то время как на развитие заводов Морского министерства в течение этих же пяти лет была ассигнована значительная сумма639. Возникший кризис вооружения требовал от государства срочной поставки в действующую армию пулеметов, пушек, техники и многого другого. Но никому не были нужны четыре построенных линкора и самые мощные в мире линейные крейсера, ржавевшие недостроенными на протяжении всей войны. Конечно же, не диспропорция в развитии вооруженных сил России стала причиной «снарядного голода». Причина крылась гораздо глубже – в социально-экономической отсталости страны, тормозившей ее подготовку к войне. Однако перераспределение средств в пользу Военного министерства и развитие производства сухопутного вооружения позволило бы значительно смягчить остроту этого кризиса640.
В трудных военных условиях требовалось спешно переориентировать большую часть военной промышленности с производства морского на выпуск сухопутного оружия. Кроме того, военное время заставило предпринять меры к милитаризации отечественных производств и заводов. В этих целях военный министр направил в Думу законопроект об оставлении подлежащих призыву на действительную военную службу рабочих на предприятиях, выполняющих заказы для армии, с подчинением их воинской дисциплине. Комиссия по военным и морским делам, вследствие того что в проекте закона речь шла о мобилизации не всех, а только части рабочих, что может дать обильную пищу для недовольств, отложила его рассмотрение. При этом было отмечено, что вопрос будет рассмотрен в Думе тогда, когда правительство внесет законопроект о полной милитаризации заводов, работающих на оборону641.
В начале мая 1915 г. председатель Государственной думы М.В. Родзянко в сопровождении видных деятелей финансово-промышленного мира приехал в Ставку, где находился в это время император, с целью осуществления инициативы торгово-промышленных кругов по созданию Особого совещания под председательством военного министра. По устному распоряжению царя Верховный главнокомандующий телеграммой № 8996 от 13 мая 1915 г. отдал соответствующее приказание военному министру. В компетенцию этого органа предполагалось включить все вопросы, касающиеся улучшения снабжения действующей армии, «путем возможно широкого привлечения к данному делу частной промышленности, о чем Генерал-Адъютант Сухомлинов и сообщил Председателю Совета Министров…»642
Ближайший сотрудник председателя Госдумы Я.В. Глинка в своем дневнике отмечал, что «Сухомлинов сперва противодействовал утверждению этого Совещания, потом ухватился за него, думая таким образом упрочить. свое положение»643. 14 мая генерал Сухомлинов внес в правительство проект Положения об Особом совещании644. При его обсуждении Совет министров первоначально не согласился с тем, что Особое совещание по проекту Военного министерства подчиняется непосредственно верховной власти и что никакое лицо не может требовать от него отчетов и давать предписания. Отстаивая свою позицию, военный министр в письме премьеру И.Л. Горемыкину подчеркивал, что «если права совещания подвергнутся ограничению и совещанию будет придан характер обыкновенной междуведомственной комиссии, то можно сказать с уверенностью, что члены законодательных палат не захотят оставаться в составе совещания и, таким образом, совещание потеряет свое значение»645. Совет министров сохранил за совещанием значение высшего государственного установления, подчиняющегося только верховной власти, но вместе с тем предоставил все полномочия военному министру, признав за остальными членами лишь право совещательного голоса. В состав образованного Особого совещания по усилению снабжения действующей армии главнейшими видами довольствия вошли представители Государственной думы (М.В. Родзянко, А.Д. Протопопов, И.И. Дмитрюков и Н.В. Савич), военного и морского ведомств; частную промышленность представляли спутники Родзянко в его недавней поездке в Ставку – А.И. Путилов, А.И. Вышнеградский и В.П. Литвинов-Фалинский646.
С момента своего возникновения Особое совещание было одновременно органом политическим и экономическим. Оно должно было решить проблему с воинским снабжением и в то же время смягчить настроение общественности. Большая часть из его двадцати семи членов представляли «общество», а не чиновничество или высшие эшелоны власти. Однако если экономические успехи этого новообразования едва тянули на тройку, политическая его деятельность была просто никудышна. Принимавшиеся этим органом решения либо отражали общественную истерию, либо потворствовали ее росту, и чем дальше, тем больше647.
27 мая Сухомлинов оставляет в дневнике следующую запись: «Заседание Особого совещания. Одна болтовня, потеря времени и много потраченной бумаги на журналы заседаний»648. Он был прав: немедленно разрешить кризис вооружения было просто невозможно. Наиболее простые военные производства были освоены гражданской промышленностью в 2–3 месяца; более сложные (снарядное, трубочное и т. п.) потребовали для развертывания на полную мощность 10–18 месяцев; наиболее трудные отрасли производства (орудийное, авиамоторное, танкостроение) разворачивались от одного до двух с половиной лет649.
Бывший военный министр А.Ф. Редигер считал Особые совещания фактически бесполезными, а известный химик В.Н. Ипатьев, лучше других представлявший себе организацию промышленности во время войны, полагал, что их создание было чрезмерно острой реакцией на снарядный кризис, что их существование препятствовало централизованному планированию экономики650.
Следует добавить, что вне театра военных действий, помимо военного министра и ГАУ, ответственных за боевое снабжение армии, и созданного Особого совещания по обороне, к работе промышленности на нужды войны должно было иметь непосредственное отношение Министерство торговли и промышленности, на что указывает само его название. Но практически за все время войны это министерство не принимало никакого участия в мобилизации застигнутой врасплох русской промышленности. Министр торговли и промышленности, вместо того чтобы с первого же дня войны стать ближайшим сотрудником военного министра, совершенно отстранился от дела и ответственности, продолжая лишь «бумажную» работу651.
Таким образом, власть была вынуждена пойти на уступки крупной буржуазии и передать в ее руки часть оборонных заказов. Естественно, приходилось крупно переплачивать, но иного выхода не было. Исследователь отмечает: «Военный министр, как председатель Особого совещания, которое было при нем лишь „совещательным" органом, являлся якобы полным хозяином дела, но на самом деле, как ставленник инициаторов и других более влиятельных членов совещания, он был послушным орудием в их руках, и они делали что хотели и что сулило им извлечь побольше личных выгод из войны. Особое совещание состояло главным образом из таких „общественных деятелей", которые ставили себе задачу – доказать во что бы то ни стало, во-первых, полную несостоятельность военного ведомства в деле обеспечения армии боеприпасами, а во-вторых, что „спасение родины" находится в их руках»652.
Ставка сыграла значительную роль в передаче этих заказов и договоренностях с оппозиционными буржуазными лидерами. Образованные Союзы земств и городов (Земгор), а затем и Военно-промышленные комитеты (ВПК?) в своем развертывании опирались на поддержку великого князя Николая Николаевича. В результате, что касается этих структур, «фактически под их прикрытием происходила организация оппозиции для будущего торга с правительством из-за послевоенных реформ… Незаметно для себя Ставка превращалась в средоточие надежд цензовой оппозиции»