После чего, сделав жест рукой, она, рыдая, опустилась на скамью подсудимых.
На следующий день присяжные удалились для вынесения своего решения. Им предстояло рассмотреть двенадцать вопросов – десять о виновности Сухомлинова и два о виновности его жены748. По сообщению информационного агентства Reuters от 13 сентября 1917 г., которое вело освещение процесса на международном уровне, «суд после совещания присяжных заседателей, длившегося с семи часов вечера до четырех часов утра, вынес вердикт „виновен" подсудимому». Генерал Сухомлинов был признан виновным в девяти из десяти предъявленных ему обвинений, в том числе «в государственной измене, в бездействии и превышении власти и в подлогах». По пункту обвинения «бездействие власти во время войны, способствовавшее неприятелю», подсудимый был оправдан749. «Сухомлинов спокойно выслушал приговор. В начале процесса он держал себя несколько шутовски, с какими-то предупредительными ужимками, любезным, хитреньким старичком, но под конец дела окреп, вел себя с достоинством и серьезно», – вспоминал сенатор Чебышев750.
Поскольку смертная казнь существовала только на фронте, экс-министр был приговорен к самому суровому из возможных наказаний – полной утрате всех прав состояния751, звания, чинов, орденов и ссылке на бессрочную каторгу752. Одновременно по ходатайству осужденного министр юстиции Малянтович разрешил ему отбывать наказание в Петропавловской крепости во избежание возможного самосуда в других местах лишения свободы.
«Подсудимую, жену отставного генерала от кавалерии Екатерину Викторовну Сухомлинову, 34 лет, признать по суду оправданной с отменою принятой против нее меры пресечения…» – такова была итоговая резолюция в отношении супруги экс-министра, после чего она в сопровождении нескольких родственников тут же покинула Дом армии и флота753. При этом генерал П.Г. Курлов, как и многие присутствовавшие на этом процессе, остался под впечатлением «талантливой речи защитника Е.В. Сухомлиновой, присяжного поверенного Казаринова, встреченной громкими рукоплесканиями и вызвавшей ярость у сенатора Таганцева при очищении зала заседания»754.
Октябрьская революция застала Сухомлинова в Петропавловской крепости. Вскоре камеры-одиночки были вновь заполнены, в том числе и министрами низвергнутого Временного правительства. Один из лидеров партии социалистов-революционеров А.А. Аргунов, арестованный после вооруженного восстания, так охарактеризовал положение узников: «Режим в тюрьме какой-то переходный. Взято кое-что от прежнего, но привнесено много нового. Чувствуется желание наладить порядок. Незадолго перед этим бастион был общедоступен. Ходили матросы, солдаты смотреть на арестованных, особенно на министров-капиталистов. Смотрели, как на зверей, в глазок дверной, и слышны были их угрозы за дверью. Теперь все это прекратилось. Стража, во главе которой матрос, не пускает никого из посторонних и всячески поддерживает порядок. Свободно допускаются все газеты. Можно их покупать у надзирателя утром»755. Заключенным даже позволили посещать богослужения в Петропавловском соборе: «Скучно тянет службу причт. Пусто в храме. Кроме нас, заключенных, да каких-то старушек и калек, нет никого. Рядом с Сухомлиновым появилась женская фигура. Импровизированное свидание с женой»756. Как видим, она не бросила своего престарелого мужа и, как могла, помогала и поддерживала его. Она также проявляла бескорыстную заботу и к другим арестантам крепости. Академик и профессор Г.К. Рейн, находившийся тогда в заключении, позже называл Екатерину Викторовну за ее хлопоты «ангелом». «Прежде всего, она, конечно, кормила своего мужа, а потом всех нас. Так как некоторое время она сама находилась в этой тюрьме, то знала там все ходы и выходы, пробираясь к нам через множество замков и препон. Замечательная женщина! Я вам говорю, ангел!»757
Доктор Манухин, посещавший Трубецкой бастион теперь уже как член Политического Красного Креста, отмечал, что «пищевой режим новая власть допускала сносный, встречи с родственниками были чаще и свободней, а прогулки длительней»758. На одной из таких прогулок внутри небольшого крепостного двора Владимир Александрович получил через сочувствующего часового послание от Николая II, который с семьей находился в ссылке в Тобольске. Это был небольшой металлический образок с изображением Богородицы и святителя Иоанна, митрополита Тобольского.
«Когда я уже был за границей, – вспоминал Сухомлинов, – лицо, имевшее сношение с Тобольском во время нахождения там Царской Семьи, меня спросило, – получил ли я благословение Государя, которое послано было мне из Сибири?..Для меня же это было драгоценным доказательством, что Царь убедился уже тогда в правильности своего утверждения, что беспристрастная история вынесет свой приговор „беспристрастный" и осудит, конечно, вместе с тем того преступного „Высочайшего", по росту только, к сожалению, „Дядю", предавшего последнего русского Царя и загубившего Россию…»759
Следует отметить и резкую перемену в отношении к Екатерине Викторовне со стороны бывшей императрицы, которая еще не так давно называла ее «пошлой женщиной с вульгарной душой», «дурой» и «mauvais genre»760. Извлечения из писем Александры Федоровны это только подтверждают:
21 октября 1917 г., Тобольск.
«Где бедная, бедная Е.В. [Екатерина Викторовна Сухомлинова] Как за них страдаешь и молишься!.. Это единственное, что всегда и везде можно»761.
8 декабря 1917 г. Тобольск.
«Привет и спасибо большое милой Ек. В. [Сухомлиновой], что нас вспомнила, ей и мужу душевный привет – храни и утеши его Господь Бог, Который Своих никогда не оставляет»762.
Эта перемена с «гнева на милость» объясняется следующим образом. Молодой офицер Крымского полка Сергей Марков, являвшийся наряду с А.А. Вырубовой преданным почитателем и деятельным помощником царской семьи в ссылке, вспоминал, что мало кто был готов помочь арестованным, «и, что удивительнее всего, пришли на помощь лица, на которых, по теории вероятности, меньше всего можно было рассчитывать, а именно: жена нашего бывшего военного министра Сухомлинова, недавно выпущенная из тюрьмы, милая, добрая Екатерина Викторовна, которая никогда не пользовалась расположением Их Величеств и была впервые принята Ее Величеством незадолго до войны. С христианским всепрощением, забывшая с мужем все, что им пришлось перенести за последние годы кошмарных обвинений, крепости и суда, Екатерина Викторовна пришла на помощь не только материально, пожертвовав последними крохами, но и вещами, которые привез я и которые были доставлены Царской Семье при помощи X»763.
Екатерина Викторовна проявила недюжинную настойчивость, и после нескольких месяцев ходатайств ей удалось добиться перевода мужа в «Кресты», специальную тюрьму для политических преступников. Все доставлявшиеся туда «бывшие» находились под стражей охраны ВЧК в изолированном тюремном здании хирургического госпиталя. «Из мрачного, сырого, разрушающегося бастиона, – вспоминал Сухомлинов, – я попал в светлое, сухое, теплое, недавно выстроенное здание, с центральным отоплением, ванной комнатой с двумя прекрасными ваннами, постоянно горячей водой и кухней в распоряжении заключенных»764.
Вскоре Сухомлинов, которому было уже за семьдесят, и вовсе был отпущен на все четыре стороны, попав под «возрастную» амнистию большевистского правительства, но на этом его злоключения не закончились…
Безвестная смерть в эмиграции
К сожалению, достоверной документальной информации о последних годах жизни опального министра очень мало. Неудивительно, что это, в свою очередь, привело к многочисленным неточностям, ошибкам и искажениям исторических фактов, которые до сих пор можно встретить в отечественных и иностранных источниках.
Итак, 1 мая 1918 г. по амнистии бывший военный министр был освобожден из заключения. Возвращаться к жене в скромную городскую квартиру, которую ей удалось снять, он не стал. Видимо, уже тогда между супругами произошел разрыв, и Екатерина Викторовна начала процедуру развода. Физические и душевные страдания долгих месяцев расследования, тюремное заключение и суд – все это, несомненно, сыграло свою роль в принятии такого решения. Хотя вполне возможно, что причина расставания носила более интимный характер. Например, С.В. Марков вспоминал: «В десятых числах августа [1918 г.] я. посетил А.А. Вырубову, будучи приглашен к ужину ее шурином. В гостиной я застал целое общество, в большинстве мужчин, среди которых преобладал военный элемент. В числе присутствующих находился и пресловутый Манташев, нефтяник и лошадник, известный всему Петербургу благодаря своим близким отношениям к жене генерала Сухомлинова. Он этих отношений не скрывал, а, наоборот, как будто даже гордился ими. Он был в военной форме, с погонами Красного Креста и с Владимиром 4-й степени с мечами, уж, право, не знаю, за какие доблести и полученным»765.
Генерал Бонч-Бруевич по этому поводу писал, что еще в довоенные годы на приемах, которые устраивала у себя жена военного министра, постоянно бывал нефтяной король из Баку – Леон Манташев. В его сопровождении Екатерина Викторовна «ездила в Египет и там где-то около пирамид ставила любительские спектакли»766. С началом войны миллионер Манташев в роли мецената и благотворителя оказывал финансовую поддержку в устройстве и работе складов имени императрицы Александры Федоровны при доме военного министра, возглавляемых поначалу, как известно, Е.В. Сухомлиновой.
Некоторое время измученный и исхудавший старик (за два года он потерял в весе более тридцати килограммов) проживал у приютивших его знакомых недалеко от Нарвской заставы, а затем перебрался на Каменноостровский проспект.
Вскоре по бывшей столице прокатилась новая волна массовых репрессий