792, а «Последние новости» вынесли следующий достаточно справедливый вердикт: «Теперь, уже над могилой генерала Сухомлинова, надо еще раз повторить то, что дало следствие: Сухомлиновской измены не было. Ни результаты следственной комиссии, ни доброхотные частные сообщения, ни исследование и опубликование многочисленных документов в этом отношении не могли дать ничего, ни одного доказательства. История будет судить Сухомлинова, ибо прошел он слишком заметным путем. Суд этот будет строгий. Во многом Сухомлинов будет обвинен, но уже и теперь можно сказать, что на вопрос об его измене ответом истории будет „нет, не виновен"»793.
На суд читателя представляем еще одну версию. Конечно, ее автор – Р.Б. Гуль, русский писатель, мемуарист, прозаик – имеет полное право на художественный вымысел, представляя нам бывшего военного министра в роли кукольных дел мастера… Но не будем забегать вперед и обратимся непосредственно к отрывку из рассматриваемого автобиографического романа «Жизнь на фукса»:
«Военный министр Николая II жил у станции городской железной дороги Вильмерсдорф-Фриденау, на четвертом этаже, в бедной комнате. Был он стар, пошло за семьдесят. Занимался тем, что делал мягкие куклы из кусков материи,
набитых ватой, с пришитыми рисованными головами. Выходили прекрасные Пьеро, Арлекины, Коломбины. Радовался генерал, ибо дамы продавали их по 10 марок штуку. И садились мертвые куклы длинными ногами возле фарфоровых ламп, в будуарах богатых немецких дам и кокоток. Иль лежали, как трупики, на кушетках бледных девушек, любящих поэзию.
Когда же военный министр уставал за работой, он, дрыгая сухими ногами и держась рукой за перилы, спускался вперед одной ногой с лестницы. Шел в тихую прогулку. И многое вспоминал на улицах Вильмерсдорфа генерал, ибо была у него длинная жизнь и хорошая память.
Больше всего думал он о Николае Николаевиче, доживавшем век в Шуаньи на сборы в казну. Вражда двух стариков была едка. И, поднявшись вперед одной ногой, Сухомлинов садился к столу, дрожащими руками писать книгу мести длинноногому дяде. Мстил он за то, что у них были разные вкусы. Один любил француженок, другой немок. Из-под пера старика вышла книжка „Великий князь Николай Николаевич младший"…
А когда старый кавалерист и военный министр на 78-м году жизни не мог встать с постели и язык отказался повиноваться, хозяйка перевезла его в городскую больницу.
Восторженно улыбаясь, указывая глазами на предмет из фарфора, он тихо шептал:
– Ут-ка, ут-ка…
Потом он замолчал. Закрыл глаза. Тихо улыбнулся. И – умер.
Смерть генерала Сухомлинова взволновала светских дам.
Они искали русский генеральский мундир. Но это было не просто.
Военный министр генерал Сухомлинов лежал в полицейском мундире. Дамы не разглядели.
Из Тегельской церкви гроб несли церковный сторож, ктитор и два офицера. Сухомлинов был слабенький, легонький, как подвижник.
Но дело в том, что армейский капитан Хохорьков, награжденный всеми наградами, восемь раз раненный и два раза контуженный, все еще нося военную гимнастерку, служил могильщиком Тегельского кладбища. Нрава Хохорьков был тихого. Закапывал людей быстро. Пил очень мало, потому что плохо зарабатывал.
При закапыванье военного министра стоял трезвый, с лопатой в руках. Во время литии не то думал о чем. Не то вспоминал.
Отец Прозоров дал могильщикам знак. И когда ударили первые комья, а гроб загудел глухим гудом, опускаясь на веревках в яму, Хохорьков взял первую лопату и, бросив ее на крышку, сказал тихо, но явственно:
– Ну, немецкий шпион, иди в немецкую землю.
Какие-то котелки возмущенно поднялись над головами.
Дамы взвизгнули. Коротким замыканьем вспыхнул скандал над могилой министра. Но Хохорьков больше ничего и не говорил. Он кидал лопату за лопатой, одну жирней другой. А военного министра, генерала от кавалерии и друга двух императоров на свете уже не существовало»794.
Роман Гуль забывает упомянуть, что сначала Сухомлинов издал свои мемуары, а потом в 1925 г. действительно вышла его брошюра о «длинноногом дяде». В так называемых «Очерках за рубежом» автор перешел все границы такта, из-под его пера вышел, по сути, полемический труд дурного тона.
Как мы понимаем, В.А. Сухомлинов, обозленный несправедливостью по отношению к себе, решил реабилитироваться. В своих трудах, написанных «по памяти», он не стеснялся в выборе слов и фраз в критике своих недругов, не исключая и лиц императорской фамилии. Как следствие, эти работы не только не реабилитировали Владимира Александровича ни за рубежом, ни в России, но еще больше усилили критические отзывы, звучащие в его сторону.
«Erinnerungen»795 вышли в декабре 1923 г. на немецком языке в издании «Хоббинг». В книге присутствуют некоторые реверансы в сторону Германии, это обуславливается тем, что во время работы над мемуарами Сухомлинов жил на германской земле и первое издание их вышло в Берлине. Существует довольно распространенный миф, будто бы бывший русский военный министр «посвятил» свой труд бывшему кайзеру Вильгельму II Гогенцоллерну. В действительности же ничего подобного не было. Немецкое издание включает посвящение автора к «моим бывшим сослуживцам русской царской армии…». Если бы такого рода «посвящение кайзеру» действительно существовало, то не стоит сомневаться, что это обязательно бы отразилось в едком предисловии В. Невского в советском переиздании мемуаров.
В январе 1924 г. книга Сухомлинова вышла на русском языке от «Русского универсального издания» в Берлине. Во введении, написанном местным редактором, в том числе отмечалось: «Его воспоминания являются доказательством того, что для внутреннего оздоровления России понадобилось вынести из нее не только царский режим, но и прежде всего господствующий класс общества. Порча во всех словах, неуважение вплоть до ступеней трона. Прямо-таки азиатское интриганство и полное исчезновение правильного сознания даже в кругах, мнящих себя наследниками великих традиций 1861 г.»796. Между прочим, книга была напечатана по новой орфографии. От издательства по этому поводу было сообщено следующее: «Автор написал и хотел издать свои „Воспоминания" по старой орфографии. Издательство выпускает их в свет в новой, полагая, что „Воспоминания" должны найти широкий круг читателей в России, где новое правописание общепринято и куда ввоз книг, напечатанных по-старому, воспрещен».
В 1926 г., как уже отмечалось, в СССР вышло русскоязычное переиздание книги – вероятно, тут ко двору пришлись диатрибы генерала против либералов, буржуазии, Временного правительства и т. д. А годом позже был издан роман Р.Б. Гуля, написанный специально для московского Государственного издательства. Таким образом, советскому читателю представили новые подробности эмигрантских будней бывшего царского министра. Как видим, версия Романа Гуля более чем нетривиальна и заслуживает интереса именно по той причине, что зачастую принимается за истину. Уже гораздо позднее в своих мемуарах Гуль, описывая жизнь в Берлине, в том числе упоминает о визитах бывшего военного министра Сухомлинова в немецкое издательство «Таурус», где Роман Борисович тогда работал: «Он приходил к Г.Г. Блюменбергу, бывшему московскому издателю, онемеченному русскому, помогавшему ему в издании двух его книг („Вел. кн. Николай Николаевич младший" и „Воспоминания"). Книги успеха не имели. Когда Сухомлинова хоронили на русском кладбище в Тегеле, один могильщик, бывший белый офицер, будто бы сказал: „Ну, немецкий шпион, иди в немецкую землю"»797. И далее писатель ошибочно заключает: «Действительно странно. Всех арестованных царских министров большевики убили, а Сухомлинова с рук на руки передали немцам. И уже в 1918 году он оказался в Берлине»798.
Однако необходимо отметить, что в книге уже упоминаемого нами В.Г. Орлова также фигурирует район Берлина – Фриденау (Friedenau), где, по утверждению автора, бывший военный министр поселился в одном из приютов и впоследствии умер от голода. «Лишь немногим берлинцам известно, что в Тегеле есть улица Виттештрассе, – пишет В.Г. Орлов. – В старые добрые времена Александр III приобрел там участок земли, поэтому местные жители назвали прилегающую улицу в честь Витте. И есть там могила, неприметный холмик, под которым покоятся останки человека, сломленного жизнью! Русский, он умер в мучениях в одном из берлинских приютов, в ужасающей бедности, всеми забытый, отвергнутый! А когда-то он был великим, известным, могущественным, счастливым и богатым человеком!»799 А факт неприличной сцены на похоронах нашел свое отражение в мемуарах В.Н. Воейкова: «Нашелся милый соотечественник, позволивший себе, к великому возмущению присутствовавших, даже в такую минуту возразить архиерею в резкой форме и сказать по адресу покойного несколько грубых слов. Этот факт свидетельствует о том, как сильно действует на людей массовый психоз, заставляя их повторять с чужих слов то, о чем они ровно никакого понятия не имеют и в чем даже разобраться не хотят»800.
Ошибочных представлений, связанных с рассматриваемой персоналией, сколько угодно. Даже в новейшем переиздании мемуаров В.А. Сухомлинова в предисловии отмечается, что в эмиграции бывший военный министр поселился в пригороде Берлина на вилле у Ванзе и в 1923–1926 гг. был консультантом по восточноевропейским вопросам при Главном штабе рейхсвера801. Необходимо пояснить, что основой для такого поспешного вывода, скорее всего, послужила книга советского журналиста-историка М.К. Касвинова, в которой, помимо вышесказанного, также утверждается, что Сухомлинов, «некогда совмещавший шпионаж с должностью российского министра», теперь в роли консультанта «помогал группе Секта-Браухича-Фрича отрабатывать планы нападения на Советский Союз»802. Словом, комментарии излишни. Однако все же уместным будет привести справедливый довод бывшего директора Департамента полиции А.Т. Васильева: «Сухомлинов закончил свою жизнь в ужасающей нищете. Если бы он действительно был предателем и получал большие суммы денег от немцев, его жизнь сложилась бы иначе»