— Благодарю, Николай Николаевич.
— Дерзайте, но только с умом и с потерями, за которые не стыдно будет смотреть в глаза вашим казакам.
— Они у меня молодцы. Первый полк имени Ермака Тимофеевича на фронт так и рвётся, а он у нас всему Сибирскому казачьему войску в пример ставится.
— Тогда надо сказать ермаковцам, чтоб в эту войну на Кавказе именное Георгиевское знамя для полка добывали.
— О таком знамени они и сами мечтают.
— Выступайте на Ардаган и помните свою задачу — турок надо остановить на пороге Грузии...
Сибирские казачьи полки выступили из Тифлиса и форсированным маршем пошли на юго-запад. Им предстояло проделать двадцатипятивёрстный конный переход. В одну из тёмных и морозных ночей по глубокому снегу бригада Калитина подошла к Ардагану.
Здесь калитинцы встретили отступавших от города после боев пеших казаков-пластунов, кубанцы оставили Ардаган под давлением больших сил турецкой пехоты. Вот здесь и пришлось генерал-майору Калягину проявить всю свою смекалку. Он решил взять инициативу в собственные руки, поскольку имел личное разрешение Юденича. Сибирские казаки решили наступать одни, используя своё главное преимущество — внезапность. Турки ещё не знали о появлении под Ардаганом крупных сил конницы русских.
Калитин приказал своим полкам подтянуться и остановиться для короткого отдыха, не спешиваясь с коней. До города оставалось, судя по карте, ещё три-четыре версты. Темнота была полная, шёл густой снег.
Командир бригады накоротке посовещался с полковыми командирами. Было решено, что 1-й полк имени Ермака Тимофеевича сойдёт с шоссе, незаметно для врага обойдёт Ардаган справа и вновь выйдет на шоссе, но уже с другой стороны города.
Второму полку предстояло идти дальше по шоссе и при подходе к первым домам остановиться. Там ему ждать шума и стрельбы на противоположном конце Ардагана, то есть начала боя, который предстояло завязать ермаковцам. Город, судя по топографической карте, был не больше версты полторы в длину по шоссе, горы не давали ему разрастись вширь.
Давая наставление командиру 2-го Сибирского казачьего полка на предстоящий бой за Ардаган, генерал-майор Калитин сказал:
— Как только полк Ермака Тимофеевича начнёт стрельбу и возникнет шум, иди на него и руби турок, где только их твои казаки найдут. Понял задачу?
— Задачу понял, Пётр Петрович. Да кабы в ночи своих не сечь и не перестрелять.
— Не побьёшь. Пластуны сказывали, что турецкая кавалерия в город не входила. Одна пехота, но её много.
— Коли так, тогда можно с началом боя и не осторожничать.
— Аты и не осторожничай. Руби турок, коли их пиками. А патроны прибереги на утро, неизвестно ещё, как оно для нас начнётся.
— Всё будет славно, Пётр Петрович. Свой первый бой на Кавказе сибиряки не проиграют.
— Так надо и расстараться, чтоб не проиграть...
Полки разошлись в ночи. Первый, сойдя с шоссе, сразу же попал в глубокий снег. Лед на попадавшихся ручьях и канавах не всегда выдерживал тяжести коней с всадниками. Сотни в выборе удобного пути разошлись по равнине, но их есаулы твёрдо знали, куда идти. Ориентироваться было в ночи легко — турки устроили пожар в армянской части города и время от времени постреливали. Всё это хорошо помогло казачьим сотням ермаковцев — всем шести — выйти на шоссе уже на противоположной стороне Ардагана.
Турки, торжествуя победу — взятие у русских приграничного города, вели себя преступно беспечно. Ни командиры полков, ни командиры батальонов не выставили боевого охранения на ночь, не было даже часовых.
Первой в Ардаган вошла четвёртая сотня 1-го Сибирского казачьего полка есаула Волкова. Через несколько минут она наткнулась в темноте на густую толпу турок, шедших по шоссе. Была ли подана команда для атаки — никто после боя не мог сказать уверенно, но после нескольких беспорядочных выстрелов казаки уже рубили направо и налево вражеских пехотинцев, с которыми они перемешались в толпе.
В несколько минут всё было кончено — турецкий батальон частью был вырублен, а частью, побросав ружья, сдался в плен. Обезоруженные аскеры только молчаливо взирали на бородатых конников, невесть откуда оказавшихся на шоссе.
Вслед за четвёртой сотней ворвались в город и остальные. С началом пальбы на противоположном конце Ардагана в него ворвался и 2-й полк Сибирской казачьей бригады.
Казаки полка имени Ермака Тимофеевича взяли знамя 3-го Константинопольского пехотного полка, одного из самых прославленных в султанской армии. Сам полк перестал существовать. Трофейное знамя было вскоре по распоряжению главнокомандующего Отдельной Кавказской армией выставлено в военном музее Тифлиса как один из самых почётных экспонатов.
Разгром сибирскими казаками турецких войск в Ардагане сломал все планы Энвер-паши на наступление в направлении Боржоми. Шедшая к городу турецкая пехотная дивизия, встретив беглецов, остановилась и затем отошла к Ольтам, заняв там оборону.
Когда офицер штаба полковник Масловский доложил Юденичу об одержанной победе на правом фланге Кавказской армии, тот не сдержал своего ликования:
— Вот это слава русского оружия! Восстановлена ли телеграфная связь с Ардаганом?
— Восстановлена, Николай Николаевич.
— Тогда передайте генералу Калитину моё поздравление с одержанной победой. И пусть он не скупится на наградные представления отличившимся казакам.
— Что ещё передать в штаб казачьей бригады?
— Сообщите, что в Ардаган послана помощь пехотой. Задача поставлена и армейским тылам.
— Что сказать лично Петру Петровичу Калитину, ваше превосходительство?
— Передайте, что на днях мною в Ставку будет послано представление на повышение Калитина в должности. Ему по делам пора уже командовать или Дивизией, или корпусом.
— Будет передано.
— И добавьте, что отпускать Петра Петровича из Кавказской армии на другие фронты я не собираюсь. Мне такие боевые генералы до зарезу нужны...
Терпя всюду одни поражения, мушир Энвер-паша со своей свитой и германскими военными советниками прибыл в 11-й армейский корпус, чтобы личным присутствием в его войсках воодушевить на подвиги аскеров. Полководец султана Решада Мехмеда V с именем Аллаха даже сам водил полки в атаку, но войска генерала Берхмана всюду одерживали верх.
Главные силы передового Сарыкамышского отряда оборонялись на рубеже населённых пунктов Ени-кей, Баш-кей. Когда пришло время, Юденич приказал отряду повсеместно перейти в наступление. Русские войска медленно продвигались в глубоком снегу, почти всюду встречая упорное сопротивление турок. Дело доходило до штыковых схваток. Раненых с санитарными обозами отправляли в тыл.
Требовался неожиданный, внезапный удар по стойко оборонявшемуся неприятелю. Чтобы сломить вражеское сопротивление на главном направлении, русская армия решила обойти левое крыло сил 11-го турецкого корпуса, закрепившееся на горной позиции к западу от селения Кетек.
Приказ на этот нелёгкий фланговый манёвр у Караургана получил полковник Довгирт — командир 18-го Туркестанского стрелкового полка, усиленного четырьмя орудиями. Ему предстояло в кратчайшие сроки преодолеть 15 километров горной местности в условиях двадцатиградусной стужи. Турки, просмотрели выход русских во фланг их позиции, не имея дальних дозоров.
C трудом прокладывая дорогу, нередко перенося орудия и боеприпасы на руках, бойцы 18-го Туркестанского стрелкового полка упорно продвигались вперёд. В ущельях и распадках снег местами превышал человеческий рост. Этот путь полк проделал за пять суток; при этом люди не получали горячей пищи, питаясь почти одними сухарями.
Когда неожиданно вышедшие во вражеский тыл стрелки-туркестанцы развернулись в боевые порядки, на фланге позиций 11-го турецкого корпуса началась паника. Его полки стали один за другим поспешно отступать из-за явной угрозы окружения. Аскеры не подчинялись приказам своих офицеров, последние были бессильны выполнить распоряжения корпусного командира. Под Караурганом был захвачен в плен начальник 34-й турецкой пехотной дивизии вместе со своим штабом и дивизионным знаменем.
Вскоре отступление неприятельских войск стало повальным. В ночь на 29 декабря турки начали отход на Ольты. На высотах к северо-западу от Сегдасора они заняли было арьергардную позицию по обе стороны от шоссе, кое-как смогли окопаться, устроить завалы на горных дорогах и тропах.
На рассвете следующего дня русские войска, не обнаружив перед собой противника, начали его преследование. Однако пройдя всего восемь километров, они были встречены сильным артиллерийским огнём с закрытых позиций.
Помощи от своих пушкарей авангарду русских скоро ждать не приходилось. Но положение неожиданно изменила подоспевшая 2-я Оренбургская казачья батарея: её орудийные расчёты быстро развернулись и открыли огонь, который оказался на удивление всем метким и губительным.
Залёгшие было стрелки сразу приободрились. Выглядывая из своих укрытий, они следили за разрывами снарядов, которые один за другим оренбургские казаки-артиллеристы посылали во врага. Между собой солдаты переговаривались:
— Смотри, здорово-то наши пушкари турок с места сшибают...
— Опять в тыл побежали. Один даже ружье своё бросил, чтоб легче было...
— Сейчас начнётся, в штыки пойдём. Гляди — наш ротный саблю из ножен вынимает. Сейчас нам крикнет...
Под прикрытием огня казачьей артиллерии стрелки рассредоточились правее и левее шоссе. Это напугало турок возможностью обхода своих флангов, и они отступили ещё на три-четыре километра.
Очередную ночь русский отряд провёл под открытым небом в заснеженном лесу. Для разведки и наблюдения за неприятелем в Сегдасоре и Авдосте вперёд ушли четыре сотни сибирских казаков с конно-пулемётной командой.
Казаки-сибирцы сделали своё дело. Позиции отступивших турок были хорошо изучены ими, и на рассвете русские стрелки начали атаку. Удача сопутствовала 263-му пехотному Гунибскому полку, роты которого, попав под перекрёстный огонь, всё же смогли сбить турок и заставили их обратиться в бегство. Многие султанские аскеры просто рассеялись в окрестных горах...