– Прошу вызвать командира 6-го истребительного авиакорпуса ПВО полковника Климова. Он, вероятно, подтвердит.
Абакумов стал вызывать Климова, а до его прибытия Сбы-това задержали. Когда прибыл Климов, Сбытова снова вызвали в кабинет Абакумова.
– Чем вы можете подтвердить, что летчики не ошиблись, сообщив о занятии Юхнова танками противника? – обратился Абакумов к Климову.
– Я такими данными не располагаю, летали летчики округа.
Тогда Сбытов попросил вызвать начальника штаба корпуса полковника Комарова с журналом боевых действий, рассчитывая, что в журнале есть соответствующие записи. Комаров прибыл, но так же, как и Климов, заявил, что работу летчиков корпус не учитывает и в журнал боевых действий не заносит. После тяжелого и мрачного молчания Абакумов повернулся к Сбытову, сказал:
– Идите и доложите Военному совету округа, что вас следует освободить от должности как не соответствующего ей и судить по законам военного времени. Это наше мнение.
Сбытова спасло только то, что танки противника действительно оказались в Юхнове. Эти части от Юхнова не пошли на Москву, а повернули на Вязьму, в тыл армиям Резервного и Западного фронтов, отрезая им путь отхода к Можайскому оборонительному рубежу, а для развития наступления в сторону Москвы с этого рубежа вводились резервы противника, подход которых также был замечен нашей воздушной разведкой.
В тот же день Сталин позвонил Жукову и спросил:
– Товарищ Жуков, не можете ли вы незамедлительно вылететь в Москву? Ввиду осложнения обстановки на левом крыле Резервного фронта, в районе Юхнова, Ставка хотела бы с вами посоветоваться.
Жуков ответил:
– Прошу разрешения вылететь утром 6 октября.
– Хорошо, – согласился Сталин. – Завтра днем ждем вас в Москве.
Однако из-за некоторых важных обстоятельств, возникших на участке 54-й армии, б октября Жуков вылететь не смог, о чем доложил Верховному.
Вечером вновь позвонил Сталин.
– Как обстоят у вас дела? Что нового в действиях противника?
– Немцы ослабили натиск. По данным пленных, их войска в сентябрьских боях понесли тяжелые потери и переходят под Ленинградом к обороне. Сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха.
Доложив обстановку, Жуков спросил Верховного, остается ли в силе его распоряжение о вылете в Москву.
– Да! – ответил Сталин. – Оставьте за себя генерала Хо-зина или Федюнинского, а сами завтра вылетайте в Ставку.
В Москве Жукова встретил начальник охраны Сталина генерал Власик. Он сообщил, что Верховный болен и работает на квартире, куда просил немедленно приехать.
Когда Жуков вошел в комнату, там был Берия. Сталин, заканчивая с ним разговор, произнес:
– Ты поищи подходы и прозондируй – возможности и условия...
Берия ушел. Георгий Константинович сначала не придал значения концу фразы, которую услышал. Лишь много позднее понял, как он сам говорил, что речь шла о возможности заключения перемирия с гитлеровцами.
...Жукова Сталин встретил сухо, в ответ на приветствие только кивнул головой. В нервном, гневном настроении он подошел к карте и, указав на район Вязьмы, сказал:
– Вот смотрите! Плоды командования Западного фронта! Здесь сложилась очень тяжелая обстановка. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска, мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать.
Кроме тяжелого положения под Москвой, Сталина заботило положение на других фронтах. Он спросил Жукова:
– Как вы считаете, могут ли немцы в ближайшее время повторить наступление на Ленинград?
– Думаю, что нет. Противник понес большие потери и перебросил танковые и моторизованные войска из-под Ленинграда куда-то на центральное направление. Он не в состоянии оставшимися силами провести новую наступательную операцию.
– А где, по вашему мнению, будут применены танковые и моторизованные части, которые перебросил Гитлер из-под Ленинграда?
– Очевидно, на Московском направлении. Но, разумеется, после пополнения и проведения ремонта материальной части.
Посмотрев на карту Западного фронта, Сталин сказал:
– Кажется, они уже действуют на этом направлении. Простившись с Верховным, Жуков отправился к начальнику Генерального штаба Шапошникову, подробно изложил ему обстановку, сложившуюся на 6 октября в районе Ленинграда.
– Только что звонил Верховный, – сказал Шапошников, – приказал подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта в августе, во время Ельнинской операции.
Борис Михайлович ознакомил Жукова в деталях с обстановкой на Московском направлении и вручил ему распоряжение Ставки:
“Командующему Резервным фронтом.
Командующему Западным фронтом.
Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования в район действий Резервного фронта командирован генерал армии тов. Жуков в качестве представителя Ставки.
Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронтов и по вопросам управления, обязательны для выполнения.
По поручению Ставки Верховного Главнокомандования начальник Генерального штаба Шапошников.
6октября 1941 г. 19 ч. 30 м.”.
* * *
Обстановка была катастрофическая.
Огромное количество войск, которые могли бы наносить мощные удары по врагу, оказалось в окружении под Вязьмой. Это, несомненно, стало результатом ошибок, допущенных и Ставкой, и командованием фронтов, прикрывавших столицу.
Немецкой группе армий “Центр” противостояли на подступах к Москве три фронта: Западный (командующий генерал И. С. Конев), Резервный (командующий маршал С. М. Буденный) и Брянский (командующий генерал А. И. Еременко).
Войска этих трех фронтов около полутора месяцев стояли в обороне и имели достаточно времени на подготовку и развитие обороны в инженерном отношении, на отработку системы огня и увязку тактического и оперативного взаимодействия.
Скучная вещь цифры, в литературе принято избегать их, но в то же время цифры – убедительный и бесстрастный аргумент, они без эмоций, спокойно показывают, когда и сколько было сил у воюющих сторон. При сопоставлении этих цифр наглядно видно, у кого и каких сил было больше.
Если хватит терпения, вникните в цифры, показывающие, как выглядели две огромные противостоявшие армии перед началом битвы за Москву. Кому это неинтересно, переверните страницу.
Итак, у гитлеровцев три полевые армии, три танковые группы, 16 армейских корпусов, 8 моторизованных корпусов. Всего в этих объединениях было 76 дивизий, из них 50 пехотных, 14 танковых, 8 моторизованных, 3 охранные, 1 кавалерийская. И еще три отдельные бригады – две моторизованные и одна кавалерийская. Все дивизии полнокровные: пехотные – 15 200 человек, танковые – 14 400 человек, моторизованные – 12 600 человек. Всего в группе армий “Центр” было около двух миллионов человек, что превосходило наполеоновскую армию, вступившую в Россию (600 тысяч человек), в три с лишним раза. И это только на одном направлении, а фронт был от Северного до Черного моря.
Наши три фронта под Москвой имели 15 армий: Западный – 6, Резервный – 6, Брянский – 3. Всего дивизий – 83, из них танковых – 1, мотострелковых – 2, кавалерийских – 9, танковых бригад – 13. В наших дивизиях средняя численность – между 10 000 и 6 500 человек. Очень мало артиллерии и танков.
Таким образом, по количеству соединений наша сторона вроде бы имела преимущество над противником. Но когда раскрывается истинное содержание этих цифр, их наполнен-ность реальными силами, то получается, что преимущество явно было у гитлеровцев.
Надо еще учесть, что дело не всегда решают силы, большое значение имеет умение их применить, то самое военное искусство, которым владеют или не владеют военачальники, возглавляющие войска.
На первом этапе, при подготовке битвы за Москву, надо признать, военное мастерство было на стороне гитлеровцев. Они не только сумели за короткий срок восстановить боеспособность ослабевших в предыдущих боях дивизий, но еще мастерски провели перегруппировку (которую мы не заметили!) и создали на главных направлениях такие мощные ударные кулаки, что удержать их наши малочисленные на этих участках подразделения не могли. Именно подразделения – батальоны, роты, а не дивизии.
Почему так получилось? Да очень просто. Немцы стремились к концентрированному сосредоточению сил и достигли этого, а наши командиры выстраивали фронт с почти равномерным распределением количества километров на дивизию. Например, в 30-й армии на дивизию приходилось 17,5 километра фронта, в 19-й армии – 8 километров на дивизию. И вот в стык между этими армиями гитлеровцы бросили 12 дивизий! Только в стык! Значит, превосходство сил противника здесь было подавляющее. Если в 30-й армии дивизия удерживала 17 км, то на полк приходилось 8—9 км (два полка в первом эшелоне), а на батальон – до 4 км (два батальона полка в первом эшелоне). А у немцев на эти 4 километра были 1—2 дивизии! Несколько полков на роту! Кто же удержит такую силищу? Солдаты винтовками и пулеметами? На них прут сотни танков, а у нас на Западном фронте тактическая плотность на 1 километр: танков – 1,5 шт., противотанковых орудий – 1,5 шт., орудий 76-мм калибра – 4,5 шт. Вот и все Вот и попробуй удержать такую армаду врага. Не на главном направлении, там, где у немцев сил было поменьше, наши 16-я, 19-я, 20-я, 24-я и 32-я армии сдерживали напор, но гитлеровцы на это и рассчитывали: пробив на флангах (на главных направлениях) наш фронт, ударные группировки обошли и окружили эти пять армий, создав Вяземский котел!
С первых дней войны для нас оказалась неожиданной ударная мощь немецкой армии. Неожиданностью было и шести-, восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях. Это и есть то главное, что предопределило наши потери первого периода войны.