уществления своеобразных Канн – окружением Харьковской группировки ударами с двух направлений: на юге – от Барвенкова, на севере – от Волчалской. На очередном совещании Ставки, в конце марта 1942 года, присутствовали Шапошников, Тимошенко, Ворошилов, Жуков, Василевский и Хрущев, прошло оно довольно бурно. Борис Михайлович стал говорить о необходимости ограничиться активной обороной. При этом основные резервы не вводить в бой, а сосредоточить на Центральном и Воронежском направлениях. – Что касается насту нательной операции Юго-Западного направления, – перешел Шапошников к главному вопросу, – то Генштаб категорически против нее. Прежде всего, для этого недостаточно резервов, да и наступление из оперативного мешка, каковым является барвенковский выступ, весьма рискованно. – Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут первыми удар, – прервал его Сталин. – Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника. Жуков предлагает развернуть наступление на Западном направлении, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, это полумера. Поднялся Тимошенко и уверенно, четко сказал: – Войска сейчас в состоянии – и, безусловно, должны – нанести немцам на Юго-Западном направлении упреждающий удар, расстроить их наступательные планы против Юго-Западного и Южного фронтов, в противном случае повторится то, что произошло в начале войны. Я также поддерживаю и предложения Жукова. Это скует силы противника. Ворошилов немедленно поддержал Тимошенко, а Жуков Шапошникова, отстаивая только возможность наступления Западного фронта. Сталин все больше раздражался, и его настойчивое требование провести Харьковскую операцию стало приобретать форму приказа. Но ему не хотелось единолично принимать такое решение. – А что скажет нам товарищ Василевский? – повернулся он к Александру Михайловичу. – Мое мнение, как и мнение Генштаба, уже высказал маршал Шапошников. Хочу только заострить внимание на рискованности наступления из барвенковского выступа. – Ну от Шапошникове кой школы трудно было услышать другое, – недовольно заметил Сталин. – Так настаивает ли командование направления на проведении операции? – Настаиваем и убедительно просим, – заявили Тимошенко и Хрущев. – Хорошо. На этом и остановимся. Генштабу через сутки приготовить все предложения, а далее считать операцию внутренним делом направления и в их дела не вмешиваться. Вам же, товарищи Тимошенко и Хрущев, придется рассчитывать на свои силы... 30 апреля Василевский представил Сталину «План действий войск Юго-Западного направления на апрель – май 1942 года», который предусматривал разгром харьковской группировки противника для обеспечения последующих действий войск Южного фронта на Днепропетровск и прочную оборону, которую Южный фронт должен держать в районе Барвенково – Славянск – Изюм. – Вы все еще не согласны с командованием направления? – спросил Сталин. – А как вы будете чувствовать себя, если Тимошенко добьется успеха? – Буду бесконечно рад этому. А если беда? – в свою очередь спросил Василевский. – Беду будем предотвращать и мы с вами. Работать придется еще больше, а у вас опять неважный вид. Как вы живете? – Мне предоставлена отличная квартира на улице Грановского. – А где вы отдыхаете? – Там и отдыхаю, а чаще в Генштабе, в особняке Ставки. Рядом с моим кабинетом имеется приличная комната отдыха. – У вас нет за городом дачи? – Последние два предвоенных года семья пользовалась в летние месяцы дачей Наркомата обороны в Краскове, но мне там практически бывать не пришлось... (Дальше пересказываю эпизод из книги С. Куличкина «Генштаб полагает».) Через несколько дней Поскребышев передал указание Сталина осмотреть и выбрать одну из дач в Волынском на берегу реки Сетунь. Поехали в тот же день. Поселок находился всего в пятнадцати минутах езды от Центра в живописном месте. Недалеко была дача Сталина. Уютный, окруженный зеленью домик показался прямо-таки сказочным, а удивительная тишина и спокойствие обещали настоящий отдых. Не скрывал радости и Александр Михайлович, хотя и понимал, что пользоваться этими благами ему вряд ли придется. Тут же комендант поселка врезал новый замок, вручил ключи, сообщил о системе охранной сигнализации и пропусков. – Желаю вам приятного отдыха. Приезжайте чаще, – сказал он тихо. – Хорошо бы, – засомневался Василевский. Сомнения его были вполне оправданны. По-прежнему большую часть времени приходилось дневать и ночевать в Генштабе. Одним из апрельских вечеров он все-таки решил остаться на ночь на даче. Зная, что Сталин не поднимается раньше десяти часов утра, не спешил, попивая чай с деревенским молоком. Раздался телефонный звонок. – Вас ищет товарищ Сталин, – послышался голос Поскребышева, и тут же в разговор вступил Верховный: – Товарищ Василевский, вы не успели обжиться на даче, а уже засиживаетесь там. Это не годится. В часы сна можете спать на даче, а в рабочее время будьте в Генштабе. У нас есть к вам ответственное поручение. Не могли бы вы приехать сейчас? – Так точно! – ответил смущенный Василевский и, ругаясь про себя, начал быстро собираться. – Ну что ты так переживаешь? – успокаивала его жена. – Всего-то одну ночь провел на даче... – Вот и обидно, что одну ночь, и на ней попался. Пропади она пропадом эта дача. Хоть не приезжай сюда... В эти весенние дни произошел еще один интересный эпизод, который стал значительным событием в службе Василевского. Сталин на заседаниях ГКО, и просто на совещаниях, неоднократно обращался к Василевскому от имени Ставки с предложением возглавить Генштаб. Борис Михайлович Шапошников опять тяжело заболел и тоже неоднократно просил об отставке. Очередной разговор состоялся в присутствии Тимошенко, Хрущева и Баграмяна, когда Борис Михайлович снова занемог. Может быть, и разговора не было бы, но воздушный налет заставил собравшихся спуститься в бомбоубежище. По дороге Хрущев посетовал на здоровье, утомляемость, и Сталин как будто что-то вспомнил. Во всяком случае, как только спустились в убежище, он обратился к Василевскому: – А ведь товарищ Хрущев прав. Здоровье – очень важный фактор для эффективной работы руководителя. Борис Михайлович очень болен, ему трудно, и мы должны пойти ему навстречу. Политбюро и ГКО выдвигают вашу кандидатуру на должность начальника Генштаба. – Товарищ Сталин, я уже докладывал Вам по этому вопросу и сейчас убедительно прошу воздержаться от такого шага. Функции заместителя начальника Генштаба я освоил и готов отдать все силы, чтобы оказывать всестороннюю помощь Борису Михайловичу. – Вот видите, – повернулся Сталин к остальным. – Ставка настаивает, а товарищ Василевский категорически отказывается. Разве это по-партийному? – Я докладываю именно как коммунист, ибо считаю, что заменить маршала Шапошникова пока не готов. – А кто готов? – раздраженно спросил Сталин. – Кого вы можете предложить на эту должность? – Например, Жукова или Мерецкова. – Они уже были на этой должности, проявили себя, но больше пользы принесут на фронте. А вы как думаете? – вновь повернулся он к остальным. – Думаю, этим человеком может быть Маршал Советского Союза Тимошенко, – первым сказал Баграмян. – Он возглавлял Наркомат обороны и хорошо знает содержание работы Генерального штаба. – Я не согласен, – сразу отреагировал Тимошенко. – Рекомендую на эту должность генерала Голикова как отличного военачальника и политработника... Его сразу же поддержал Хрущев, но Сталин только усмехнулся и вновь заговорил о Василевском. Разговор начал принимать напряженный характер, и Верховный, почувствовав это, перевел его на фронтовые дела, пообещав еще вернуться к важной кадровой проблеме. 24 апреля позвонил Сталин и сказал: – Товарищ Василевский, ввиду болезни Александра Михайловича, вы назначаетесь исполняющим обязанности начальника Генерального штаба. * * * События в частной Харьковской наступательной операции развивались следующим образом. На заключительном заседании Военного совета уже в штабе Юго-Западного направления маршал Тимошенко (он был и командующим фронтом) сказал: – В результате поражений, нанесенных нами немецко-фашистским войскам в ходе зимней кампании, инициатива боевых действий захвачена Красной Армией... В ближайшее время мы сможем привлечь для разгрома врага значительные силы... На этом совещании подробный анализ обстановки доложил начальник штаба Юго-Западного направления генерал Баграмян. Он сделал следующий вывод: – Харьковская группировка противника не может начать активных боевых действий до прибытия значительного пополнения личным составом и материальной частью, восстановления оперативного построения войск и подхода крупных оперативных резервов. Противник начнет активные действия лишь с наступлением тепла. Ну и, подводя итоги совещания, член Военного совета Хрущев заявил: – Верховный Главнокомандующий Сталин сам поставил перед войсками фронта эту задачу, и одно это является гарантией успеха. В общем – полная уверенность в успехе. И было чем его добиться – на участке прорыва сосредоточили 22 дивизии, 2860 орудий и 5600 танков. Кроме того, в прорыв должны были вводить два танковых корпуса, три кавалерийские дивизии и мотострелковую бригаду. Да еще в резерве у командующего Юго-Западным фронтом оставались две стрелковые дивизии, один кавкорпус и три отдельных танковых батальона. Кроме того, соседний Южный фронт выделял на усиление три стрелковые дивизии, пять танковых бригад, четырнадцать артиллерийских полков РГК и 233 самолета. 12 мая !942 года вся эта армада после часовой артиллерийской подготовки ринулась вперед, чтобы обойти Харьков с севера и юга и замкнуть клещи западнее города. За пять дней войска пробились на глубину 20—30 километров. Но... Вот тут опять встревает это злополучное «но». Оказалось, что гитлеровцы именно на этом участке фронта готовили наступательную операцию, тоже частную, под кодовым названием «Фридерикус I», для чего сосредоточили здесь мощную ударную группировку. Наши штабы – Генштаб, Юго-Западного направления, Юго-Западного и Южного фронтов – оказались в полном неведении об этих намерениях противника! 17 мая в 5 часов 30 минуг, после артиллерийской и авиационной подготовки, гитлеровцы