Постановление Совета Министров РСФСР от 18 марта 1966 г. урегулировало отношения по ведению коллективного садоводства, предусмотрев выделение не более 6 соток на участок. К июню 1986 г. уже более 6,6 млн. трудящихся освоили 426 тыс. га земли, создав 44 тыс. садов. Ежегодно в коллективных садах проводили отпускное время, выходные дни или проживали летом свыше 20 млн. рабочих и членов их семей.
Хм, судя по дате, это произойдет после Пленума по сельскому хозяйству. Надо будет вмешаться и расширить это постановление. Опять же пообщаться с Косыгиным. Внешняя и внутренняя политика — это хорошо, но первоочередной моей задачей станет жилищное строительство и насыщение продовольственного рынка любыми доступными мерами. Надо начать так, чтобы советские люди поверили. На этом, пожалуй, и сыграем. Я уже в уме начал набирать речь. Кто у меня был спичрайтером? Цуканов, а в дальнейшем Бовин. Его уже пора привлекать. Пока молодой и умный.
И решить, где урвать ресурсы на задуманное. Армия? Сосуны из развивающихся? Или подключить послезнание для зарабатывания денег? К сожалению котировки на биржах, не мое, не интересовался, но кое-что придумать можно. На ходу пищу в блокноте карандашом. В этом мире уже придуманы шариковые ручки? Тут же приходит давно известный ответ. В 1953 году француз Марсель Бик усовершенствовал и упростил конструкцию, получив самую дешёвую в производстве модель шариковой ручки под названием «Bic Cristal».
В СССР шариковые ручки получили распространение в конце 1960-х годов, после того как их массовое производство началось осенью 1965 года на швейцарском оборудовании. Стержни и пишущие узлы были в дефиците, поэтому для населения была организована заправка стержней пастой на базе мастерских по ремонту бытовой техники. Хотя нам в школе запрещали ими писать класса так до пятого. Тогда отчего я мучаюсь? Привычка — вторая натура!
Завидово встретили бревенчатыми, громоздкими зданиями и относительной простотой. Я сначала удивился, потом осознал, что тот знаменитый комплекс будет построен в будущем. Ильич любил охотничье хозяйство и зачастую здесь проводил важные встречи с высокопоставленными гостями. Здороваюсь по-свойски с местным начальством и егерями. Меня они отлично знают, а у меня сегодня память реципиента отчего-то заторможена. Но лица все знакомые, люди ведут себя просто. Охрана держится в стороне. Хотя оружия тут в домиках хоть отбавляй. Какая незатейливая тоталитарная эпоха! Первое покушение на меня лишь через четыре года, да и то не состоится.
Меня тянут пить чай, но я настаиваю на лыжах. А они оказались вовсе не беговыми. Такие в моей молодости называли туристическими. Широкие с ременной системой крепления. Вот тут я на некоторое время завис, но егерями меня сноровисто снарядили в теплые штаны, бушлат и выпустили на лыжню. Её, конечно, с утра готовили, но поземка устроила местами переметы, так что впереди все равно шел на таких же лыжах крепкий парень из молодых работников. Тропил. Поначалу было тяжеловато, но быстро втянулся. Все-таки пятьдесят девять не семьдесят один.
Через полчаса понял главную оплошность. Одежда слишком тяжелая и теплая. А я достаточно разогрелся. Шел спокойным шагом, иногда толкая снег бамбуковыми палками. Поначалу злился, затем понял: а куда им навороченное по последнему спортивному писку снаряжение? Они тут по сугробам и вовсе на широченным и подбитых мехом охотничьих лыжах ходят. Или на снегоходе. Им лыжню для Первого и тропили вчера. Егерь то и дело на меня оглядывается, я улыбаюсь в ответ. Затем даю команду на остановку. Красиво как вокруг! Совсем забыл, как выглядит зимний заснеженный лес. Сказка, да и только! Расстегиваю верхние пуговицы на бушлате и снимаю рукавицы, затем роняю:
— Лепота-то какая!
Молодец лыбится в ответ и отвечает с заметным оканьем:
— А на морозе еще лепше, товарищ Брежнев!
Оборачиваюсь:
— Ты откуда родом, паренек? Говор у тебя занятный.
— С Соли Вычегодской. Так у нас принято.
Усмехаюсь:
— Интересно. Широка Матушка Русь! Красиво у вас?
— Еще как!
Парень не менжуется. Видно, что с детства по лесам да болотам хаживал.
— Тогда обязательно заеду к вам. Как звать, то тебя, молодец?
— Николай.
— Скажи мне, Николай, далеко лыжня идет?
— У нас круг на пять километров. Устали? Можа передышку, тут домик недалече.
— Нет. Но давай метров через двести повертаем. Для начала хватит.
На центральной усадьбе меня уже ждет банька. Париться не буду, просто пропотею. Затем, как водится, самовар и чай с травками. Сижу довольный и расслабленный. Вот так жить можно! Ну его загонять себя на работе! Потом в Политбюро одни развалины останутся. Что толку от их радения? Необходимо как можно больше работы спихнуть на помощников, ЦК и Совмин. А самому регулировать и наблюдать. Ох, как нужна мне всеобщая компьютеризация. Этот надо в Киев ехать или вызвать Глушкова в Днепропетровск? Все равно рано или поздно придется его выдергивать в Подмосковье. Не Кремниевую долину, но несколько городов «Будущего» построить там собираюсь. Пусть молодёжь со всего Союза примет участие в перепрограммировании страны. Затем хлопаю себя по лбу. На пленуме договорюсь с Мазуровым Первым в Белоруссии и украинцем Шелестом о встрече. Хотя подожди. Мазурова хотят переводить в Москву, а второго я хочу убрать и заменить на более покладистого Щербицкого. Ладно, позже подумаю, можно и в Днепропетровске среди своих устроить нужную встречу. Компьютерный гений мне будет остро нужен для перереформы. Для той модели экономики электронный учет и новая цифровая валюта отлично подойдут.
После чая подали мой, то есть Ильича любимый суп на свиных косточках, с картофелем и морковью. С удовольствием хлебаю деревянной ложкой и похохатываю:
— До чего вкусно, но вредно! — нарочито тяжело вздыхаю и обращаюсь к старшему. — Борисович, лучше приготовь мне, пожалуйста, к следующему двойную уху. Как ты умеешь. Врачи не советуют ничего жирного.
— Так, может, рябчиков?
Я малость зависаю. Дичь вроде диетическое мясо?
— Посоветуюсь с врачами.
На меня странно посматривают:
— Серьезное у вас что, Леонид Ильич?
Строю сначала суровое лицо, а потом широко улыбаюсь:
— А что делать? Должность ответственная, не только себе думать обязан. Приходиться врачей слушать. Все на пользу.
Старший, посмеиваясь, отвечает:
— Тогда уха будет без водки!
И смотрит на меня, юморист эдакий. Но я поддерживаю общее настроение и заливисто смеюсь. Ильич своим благодушным нравом и брал людей. Надоели всем до чертиков суровые руководители и постоянное состояние, близко к войне. Можете называть меня кем хотите, но общая расслабленность эпохи имела и явно позитивные черты. О которых, народ, кстати, отлично помнит. Как бы ни опорочивали впоследствии эпоху правления Ильича, даже термин придумали поганый «Застой», но в памяти людской оно осталось временем наступившего спокойствия и «неуклонного роста благосостояния». Не хватило капельку ума и решительности идти дальше по правильному пути. Ресурсов было море. То есть имеется у меня. Вон, насколько долго всего для растаскивания олигархами осталось. Да и чем воевать имеется.
Подобные мысли укрепляют мою решимость действовать быстрее и жестче. План почти сверстан, осталось его структуризировать сообразно информации. На память из будущего я надеюсь, но не факт, что те сведения соответствуют действительности. Хотя по жучкам слухи оказались правы. К счастью для меня все участвующие в этом лица еще живы, так что можно выбить из них показания. Добрым словом или «Кольтом».
Поэтому мне нужна собственная «Опричнина». Нет, лютовать я не буду и головы собак привязывать к седлам так же. Сложившаяся в стране система может поломать человека и без этого. И у меня есть жирный такой крючок на номенклатуру. В СССР так устроено, что если ты вылетаешь из обоймы, то можешь запросто лишиться всего. В буквальном смысле. Будущие склоки этот факт лишь подтверждают. Как и низость поздних правителей.
Информация к сведению:
Чтобы не быть голословным, просто сравним: Брежнев к Хрущеву как человеку относился вполне хорошо, так как ценил все, что тот для него сделал. После отставки непредсказуемого Никиты Сергеевича, по личному распоряжению Брежнева, за исполнением которого он тщательно следил, Хрущеву оставили и московскую квартиру, и просторную дачу в Петрово-Дальнем на берегу Истры. Но особняк в Горках Ленинских Никите Сергеевичу все же пришлось покинуть. Обиженный «кукурузовод» считал оставленную ему обслугу и охрану своими надзирателями, зато на пенсию не жаловался — она в два раза превышала зарплату учителя или врача.
После кончины Брежнева в его семье расстроилось многое. Было принято решение оставить вдове Леонида Ильича повара, сестру-хозяйку и помощницу. Первое время, пока у власти были Андропов и Черненко, не так было заметно, что жизнь изменилась. Виктория Петровна уже очень сильно болела: сахарный диабет. А вот когда Горбачев заступил на должность, тут и началось. Он проезжал с кортежем по Кутузовскому проспекту мимо дома, где жил Брежнев. Там доска в его честь висела. А под ней — полочка, на которую я каждое утро по просьбе Виктории Петровны клал цветы в память о Леониде Ильиче. Горбачев приказал полочку немедленно убрать. Виктория Петровна вздохнула и попросила класть букет на асфальт.
А в 91-м году, когда стали сносить советские памятники, табличку вообще сорвали, а затем продали в Германию. С дачи в Заречье Викторию Петровну тоже попросили. Дали новую у черта на куличках, где-то на Николиной Горе, — для пожилой женщины на инсулине, почти ослепшей, добираться туда было невозможно. Она отказалась. Переехала в квартиру на Кутузовском проспекте, где и умерла.
Борис Ельцин и вовсе с Горбачевым и его близкими не церемонился. Не успел Михаил Сергеевич еще покинуть кремлевский кабинет, как ему с дачи позвонила Раиса Максимовна. Жена сообщила, что к ним домой явилась делегация во главе с неким завхозом Гореловым и требует у охраны, не дожидаясь хозяев, открыть квартиру для описи