Французы еще весной, когда мы начали переговоры, малость очешуели от масштабов потенциального сотрудничества. А после отмашки на политическом Олимпе начали бодрыми темпами набирать «Очки». То есть пулы крупнейших фирм, что могут нас заинтересовать. Я же со своей стороны открыл все шлюзы, надавил на ЦК, Совмин и спецслужбы. Поток информации между двумя державами стал поистине Ниагарским. Мои Кремлевские отделы чуть не задохнулись. А между двумя столицами возникла целая «челночная линия». Да и в Москве такого потока французских гостей не было с 1812 года. Политики, дипломаты. Театры, кинематографисты, певцы. Ведущие бизнесмены и даже военные. Этих мы пригласили летом на учения. Жест широкой воли, от которого мои генералы сначала выпали в осадок. А потом произвели тактический маневр под кодовым названием «Русское гостеприимство». Банька, шашлыки, много-много-много русской водки. Вот наше секретное оружие против супостатов!
Что не откажешь французам, так это в чувстве прекрасного. Я ошалело разглядывал лестницы, стены и потолки Palais de l’Élysée, президентского дворца. Он больше смахивал на почтенный музей. На стенах картины, гобелены, много расписных вазонов. Впрочем, завтра поутру мне обещали Лувр. Пока там не будет посетителей. Хотя насколько я помню первое свое посещение, и месяца мало, чтобы этот музей обойти. Де Голль заметил мое любопытство и дает комментарии. Ему радостно, что мы можем общаться без переводчиков. Те будут присутствовать, чтобы переводить официоз или помогать со сложными идиоматическими выражениями. В них я силен, уже огорошил не раз. Иногда хроноаборигенов ставлю в тупик. Я всегда был неравнодушен к разнообразному сленгу, поэтому мои помощники услышали как термины из блатного мира, так и словечки поколения «Зет». Но вскоре все понимали, что «душнить» и не «по пацански», сказанные с разной интонацией, обозначают совсем различные вещи.
После мы неспешно пообедали в узком кругу. Со мной приехали Мазуров от Совмина и заместитель Громыко Василий Кузнецов. Сам руководитель МИДа нынче в Дели, ведет переговоры о мире. Его американский коллега уговаривает Исламабад. Чертовы китайцы, все-таки влезли в конфликт и поломали нам всю малину! Индусы их откровенно боятся и потому остановили войска в шаге от победы. И, в свою очередь, давят уже на нас. Громыко, скользкий угорь, вытянет нам с обоих сторон лучшие преференции. Во всяком случае, индийцы на нашу военную технику подсели. Их впечатлили действия нашей авиации на поле боя и возможности для разведки. Будут покупать и выпускать по лицензии. Как самолеты, так и танки. Тем более что у них возник новый приоритет — Восточный Пакистан. Так что возникновение Бангладеш в этом течении времени произойдет раньше. Кузнецов опытный дипломат, как раз такой нужен для переговоров. Я его как раз присматриваю на место министра.
Де Голль и я много шутили. Француз вспомнил свое боевое прошлое, я также ввернул пару историй. Их мне поведали однополчане. Отчего-то в официальных мемуарах об этих случаях нет ни слова. Нет, все-таки тернист был путь Ильича. А что происходило в сорок первом, он и в оставшейся мне памяти умалчивает. Лишь обрывки ярких воспоминаний иногда накатывают. Горящие поля, валяющиеся по обочинам пыльных дорог трупы. Уже раздутые от жары тела беженцев, женщин, стариков, детей. Разбитые телеги, сгоревшие автомобили. Немецкие летчики любили пройтись пулеметами по канавам и кустам, что росли вдоль трасс. Сколько там сгибло прятавшегося от налетов народу, никто уже никогда не скажет.
Внезапно осознаю, что проговариваю это вслух. Чертов француз разбередил память! В комнате воцарилось молчание. Нашим ужасы войны и так известны, но почему-то в обществе не принято о них рассказывать. Спасибо Симонову, что осмелился первым задеть этот крайне трагический год в своей книге. Хозяева малость остолбенели от жестокости моего рассказа. Собственный сороковой, когда немцы вовсю проявили себя живодерами, они как-то позабыли. Про оккупацию благоразумно помалкивают, а мы не роемся в чужой памяти.
«Кто старое помянет, тому глаз вон. Кто забудет, тому оба!»
Глаза де Голля подозрительно блестят, видимо, вспомнил нечто свое.
— Спасибо, Леонид, что был так откровенен со мной. Нашим политикам полезно не забывать о тех суровых годах и нашем боевом братстве.
— Полностью согласен с вами, Шарль.
Мы еще в аэропорту договорились без протокола общаться по именам. И за добродушной улыбкой я прячу доводы, которые внезапно озвучил перед делегацией от Пятой Республики, что приезжала в Москву. Когда они открыли рот, чтобы выкатить нам претензии, накопленные еще с царских времен, я бросил им на стол стопку листов. Там в точных цифрах было указано, сколько французов служило в СС и вермахте. Сколько их попало к нам в плен. Сколько военной продукции они поставили Третьему Рейху и прочие неблаговидные деяния. Надо было видеть скисшие лица французов. Давно, видимо, не макали их в грязь. Но помнят они все хорошо. Франция давеча пережила унижение во Вьетнаме и Алжире. Так что не перед нами им качать права.
Голль что-то ощущает и благожелательно спрашивает:
— Леонид, помнится, у вас было некое культурное предложение?
— Конечно! Не так давно в 1960 году мы выпустили совместный фильм «Нормандия-Неман» про ваших летчиков, воевавших на стороне Советского Союза. Как вы смотрите на то, чтобы снять во Франции ленту о легендарном Русском экспедиционном корпусе, что помогал вам в Великой войне. Особо отличилась русская пехота под Реймсом, не допустив прорыва немецких дивизий в направлении Парижа.
Президент удивленно уставился на меня. Его помощник откровенно хлопал глазами. Похоже, что он и вовсе не в курсе тех событий. Как они быстро забывают нашу помощь! Зато претензий целый вагон. Но де Голль далеко не дурак, он моментально вцепился в идею. Боевое братство, что может быть лучше для пропаганды!
— Эта прекрасная история о нашем содружестве стоит того, чтобы ее экранизировали! Русские и французы вместо против общего врага!
А это уже толстый намек на тонкие обстоятельства. Пожалуй, лучше и не выбрать год для начала оживления наших отношений. Противостояние Америке и НАТО только разгорается. И тут мы, как нарочно, протягиваем руку помощи. Под наши долгоиграющие проекты, да залог в золотых слитках французские банки шикарные кредитные линии открыли. Видимо, надеются, как в прошлом веке опутать нас долгами.
— Со своей стороны обещаю всяческую помощь, лучших актеров и режиссера.
Шарль неподдельно удивился:
— Кого?
— Сергей Бондарчук. Он сейчас заканчивает эпическое полотно «Война и мир»!
— О!
Брови де Голля устремились вверх. Толстого во Франции знают и уважают.
— Обещаю прислать вам одну из первых копий его нового фильма.
— Буду премного благодарен.
Мы перешли в небольшой кабинет, где устроились вокруг изящного журнального столика из темного дерева. Кресла были невероятно удобны, но я не расслаблялся. И обратился в первую очередь к премьеру Жоржу Помпиду.
— А я ведь привез вам огромный сюрприз. Что может сдвинуть с места камень преткновения между нашими державами.
Французы туту же обратились во внимание.
— Мы решили, что возможно, пересмотрим отношение советского правительства к старым дореволюционным долгам. Но и вы должны пойти к нам навстречу.
Надо было видеть удивленные глаза французов.
На предварительных переговорах эту щекотливую тему старались обходить стороной. В конце января 1918 года председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета Яков Свердлов подписал декрет об аннулировании займов царского и Временного правительств. На основании этого документа задним числом с 1 декабря 1917-го списывались внешние и внутренние государственные долги почти на 60 миллиардов рублей. Среди пострадавших оказались не только иностранные государства, до Октябрьской революции кредитовавшие Россию, но и частные инвесторы. Так, декрет ВЦИК в одночасье разорил десятки тысяч французов, которые со второй половины XIX века вложили в считавшиеся выгодными и надежными царские гособлигации до 15 миллиардов золотых франков. Учитывая итоги Гражданской войны в России, это стало важным прецедентом. В будущем.
Вопрос с долгами решится лишь в 1997 году, когда Москва заключит с Парижем договор о выплате 400 миллионов долларов в счет погашения царских долгов. Но и тогда осталасся казус с частными пайщиками, коих накопилось аж четыреста тысяч. И тут внезапно всплывает проблема царского золота. В 1918 году из Советской России в Берлин по условиям Брест-Литовского мирного договора было отправлено 93,5 тонны золота. Большая его часть в скором времени досталась Франции в качестве контрибуции от проигравшей в войне Германии. Таким образом, Париж век назад фактически присвоил часть золотого запаса своего бывшего союзника.
Я бы не затрагивал этот щекотливый вопрос именно сейчас, если бы Франция не нужна была мне в качестве «Троянского коня» в Европе, и мне остро необходима поддержка не только левых партий, но и французских рантье. Хотя в будущем даже Европейский суд по правам человека подтвердил, что межправительственное соглашение не нарушает право заявителей на уважение частной собственности. Отдельно было отмечено, что приобретение царских займов представляло собой рискованную финансовую операцию, и держатели облигаций должны принять последствия данных рисков.
— Это щедрое предложение.
Президент и премьер переглянулись. Видимо, проблемы с обладателями облигаций все-таки существовали. Но они рано радовались. К долгам я привяжу и ущерб, который был нанесен в результате интервенции 1918–1920 годов. Так что переговоры будут долгими. Но мы выполним условия соглашения. Чтобы никто не ушел обиженным.
— Тогда в следующем месяце можно будет вернуться к нему. Когда начнут работать наши завтрашние договоры.
Де Голль еле удержался от усмешки. Хитроумный русский вождь тут же связал вместе обе проблемы.