— Я слышал, что вы потомок французского солдата?
Петр Миронович чуть не дернулся. Не ожидал, что Арман Панверн говорит на русском языке.
— Это досужие слухи.
— Но ведь ваша фамилия Машеро?
— Но при чем здесь ваши земляки? У нас много звучных имен. Белоруссия земля самобытная, мы во многом не похожа на центральную Россию.
— Но между тем вы с ними дружите?
— Странный вопрос. Это же наши братья! На кого еще нам опираться? Вы просто не в курсе, что в большой России различие между самими русскими даже более, чем между нами. Беломорские поморы очень отличаются от южан кубанцев. Но это не мешает им считать себя русскими.
— Да, вы великая страна, — покачал головой француз. — У нас вместе большое будущее.
— Надеюсь.
— Вы быть в партизанах, монсеньор?
Инженер Поль Ле Гуэн успел нахвататься русских слов. Особенно тех, которые используют обычные работяги для упрощения общения. Ну ему тут еще долго работать. Они сидели в ресторане Витебской гостиницы. Незамысловатая закуска, армянский коньяк и теплая обстановка. Разве что первый секретарь почти не притронулся к рюмке.
— Судя по вашему вопросу, вы еще помните это слово со времен Наполеона?
Хозяева засмеялись. Французы нахмурились. Арман Панверн заметил:
— Зачем ворошить такое далекое прошлое?
— И правда. И я могу смело ответить, что по заданию партии и правительства я создал и возглавил партизанский отряд имени Щорса. И воевал в партизанах до сорок четвертого года.
Машеров скромно не упомянул о том, что был удостоен звания Героя Советского Союза. Как и о том, что фашисты расстреляли в отместку его мать. Он не мог себе простить всю жизнь, что не уберег ее.
— Вы смелый человек, — внезапно встрял в беседу переводчик. — Не каждый бы решился рисковать жизнью.
Глава республики нахмурился:
— Вы плохо знаете нас, белорусов. Если деваться некуда, мы становимся крайне самоотверженными людьми. Немцы и их союзники не хотели оставить на наших землях ни одного славянина. Сотни деревень были сожжены вместе с жителями. Нас убивали в концлагерях, вешали в городах. Могли пристрелить просто за косой взгляд. Не щадили и детей.
Поль Ле Гуэн побледнел:
— Не может быть! Немцы культурная нация.
— Скажите это сотням тысяч евреев. Их на нашей земле практически не осталось, — бросил кто-то из присутствующих. Француз не нашелся что ответить.
Машеров веско припечатал:
— Во время войны погиб каждый третий житель республики. Вот так то, господа! Нас до сих пор меньше, чем было до войны.
За столом замолчали. Французы побледнели, внезапно осознав, что пришлось пережить этим людям. Белорусы вспоминали своих родичей, кого недосчитались в день Победы. Большая часть людей постарше воевали или партизанствовала.
Первым очнулся переводчик-эмигрант. Он поднялся с рюмкой и с дрожью в голосе произнес тост:
— Я хочу выпить за подвиг вашего народа! Моего народа!
Возражений не последовало. Даже Машеров, наконец, допил рюмку, затем отрешенно смотря в сторону и что-то припоминая.
Москва. Тайны глубинного НКВД
Олег Михайлович Грибанов ехал на окраину столицы и неспешно размышлял. Мало того что само расследование случилось с явной чудинкой, так и непростые задания, озвученные Первым, смотрелись весьма оригинально. Казалось бы, надо за прошедшие месяцы уже привыкнуть к чудачествам и предвидению Ильича. Но каждый раз приходило зловещее понимание того, что за Брежневым прячется неведомая сила. И помнить, что за улыбкой этого саблезубого тигра скрывается мгновенное наказание. И глазом не успеешь моргнуть, как тебе перережут горло.
По спине могущественного руководителя спецслужбы пробежал озноб. Он не был знаком с Брежневым ранее. Но рассказы людей из его окружения во многом не совпадали с обликом Ильича, которого знал генерал. Жесткий, циничный политик, что точно ведает, как и где. И что главное — с кем. Хороший аналитик, держащий в памяти огромное количество фактов. Умеет ладить с людьми, привлекать их на свою сторону. Грибанов не раз видел, что поначалу отвергающие идеи Первого люди, затем горячо за них бились. Как будто сами и предложили.
И что больше всего нравилось выходцу из органов безопасности, Брежнев мог пойти на резкие и отважные движения, когда это остро требовалось государству. Не мямля, а настоящий правитель, блюдущий баланс интересов властных группировок и прежде всего думающий о державе. И Первый при этом не забывал о преданных ему людях. Всегда поинтересуется здоровьем, приготовит подарок. Кто не мечтал о таком начальнике? Поэтому Олег Михайлович давно решил, что будет зубами биться за Ильича. Нет в ближайшем окружении никого похожего на него. Хватит с них придурка Никиту.
Автомобиль остановился у неприметного здания, прятавшегося среди берез. За палисадником виднелся вход в двухэтажное здание, выкрашенное в зеленый цвет.
— Ждите меня здесь.
Внутрь можно пройти лишь одному. Сразу за дверями «вертушка» и здоровый служивый в Вохровской форме. Так сделано специально. Без обиняков Грибанов тут же предъявил свое удостоверение. Вахтер проверил его фамилию в списке и пропустил внутрь.
— Товарищ генерал, вас проводят.
Сопровождающий, такой же с виду громила повел гостя дальше. Они спустились в цокольный этаж и двинулись по длинному коридору. Лампочки работали через одну, стены были облезлыми, здесь давно не делали ремонт. Железные двери закрыты. Грибанов уже засомневался, туда ли он попал. И его почти не удивляла сама суть задания. Потому что следственная группа управления пришла к подобному же выводу. Получается, Брежнев догадывался с самого начала? Откуда, черт побери, у Первого секретаря подобные знания? Но как бы то ни было, его приказ о взятии биологических проб им здорово пригодился.
— Сюда, пожалуйста.
Они вошли в небольшой лифт и спустились по ощущениям этажей на пять. Хотя кнопка была только она. Грибанов вышел из лифта и зажмурился от яркого света. Подземные помещения вовсе не походили на те, что он видел наверху. Самая современная обстановка. Блестящие осветительные приборы, чистый кафельный пол, выложенные какими-то искусственными панелями стены. Но все двери тщательно закрыты, и на них нет табличек, только номера. Его приняли в небольшом кабинете, заставленном научным оборудованием. Навстречу поднялся сухощавый пожилой человек с профессорской бородкой. Сквозь очки поблескивали пристально разглядывающие гостя глаза.
— Я Эдгар Эрастович. Кто вы, я знаю. Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо.
Сопровождающий удалился, а перед Грибановым появилась обычная с виду картонная папка.
— Ознакомьтесь, пожалуйста.
Текст был напечатан плотно, много научных терминов, химические формулы.
— Можно вопрос?
— Задавайте, любезнейший.
Эдгар Эрастович за это время на спиртовке приготовил кофе в турке. Запахло корицей. Генерал сделал глоток и удивился.
— Какой чудный кофе! Что касается документов: Какой все-таки вывод? Чем отравили нашего пациента?
«Профессор» соединил пальцы в замысловатом жесте.
— Не совсем корректный вопрос. Собственно, товарища секретаря не травили.
— Но тут столько всего!
— Он был болен и принимал много лекарств. Понятно, что в организме много чего обнаружили. И потому я выделил вот это!
Эдгар Эрастович подчеркнул ногтем несколько формул в самом конце.
— И?
— Вы, скорее всего, искали именно их. Вот в самом низу список лекарств, вызывающих депрессию. Антихолинергические препараты блокируют действие нейромедиатора ацетилхолина — природного химического вещества, которое участвует в функционировании мозга и мышц. Лекарства этого типа обычно используются для лечения проблем со здоровьем дыхательных путей, таких как астма и хроническая обструктивная болезнь легких. А наш пациент как раз страдал подобными болезнями.
— То есть…
— Кто-то под видом этих лекарств давал ему на постоянной основе усиленную дозу препарата, товарищ генерал.
Грибанов начал припоминать все версии, высказанные бывшими разведчиками во время «мозгового штурма». Ведь фармакология в настоящее время вполне стандартный приём разведки.
— Их давали ему постоянно?
— Вряд ли. Иначе насыщенность была больше, как и симптоматичность. Наши оппоненты как раз не хотели привлекать к ней внимание.
— Хм, интересно. Зачем применять химию в нашем случае?
— Вы не понимаете? — Эдгар Эрастович сделал глоток кофе, закатил блаженно глаза. — Говорят, что зерна с этим кофе сначала съедают обезьяны. Их обрабатывают после того, как… Звучит страшно, но зато как вкусно! Вы пейте, пейте! Что по вашему вопросу. Постараюсь ответить по мере моей компетенции. Мы знаем итог процедуры и, следовательно, к чему стремились неведомые нам злоумышленники. Депрессия должна быть неравномерной. Психическая индукция имеет свойство накапливаться. Волна за волной. В том числе и с помощью внешнего эмоционального воздействия.
Грибанов задумчиво протянул:
— И одна из больших волн, в конце концов, накрыла его.
У руководителя спецслужбы внезапно сошлись все пазлы. Вот зачем Суслову подбрасывали самую деструктивную информацию. Он, как честный коммунист не мог спокойно читать о том, что места в партии продаются, как мешок картошки на рынке. Руководителя КПК тщательно хоронили, потому что он был опасен. Слишком честен и неподкупен, с ним не получится договориться. А химия лишь увеличивала воздействие. И в какой-то момент секретарь ЦК вышел из-под контроля. Осталось найти исполнителей и заказчиков.
— Спасибо вам огромное, Эдгар Эрастович.
— Рад, что помог. Вы заходите, кофейку попьем.
Лицо генерала непроизвольно скривилось. Не надо было говорить об обезьянках.
Информация к размышлению:
В 1923 г. правительство СССР учредило секретный дотационный фонд для развития союзных республик. Он был рассекречен только в 1991 г. после доклада премьера Ивана Силаева президенту Борису Ельцину. Формировался этот секретный фонд исключительно за счет РСФСР: из каждых трёх заработанных рублей Российская Федерация лишь два оставляла себе. Существование дотационного фонда многое объясняет. Ну, например, становится понятно, как, в частности, Грузия могла по уровню потребления обойти российский показатель в 3,5 раза. Для остальных братских республик отрыв был меньше, но они «рекордсмена» успешно д