Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв — страница 12 из 19

«Это было очень своеобразное время, – вспоминал академик Г. Арбатов. – Брежнев и его сподвижники утвердили власть узкой группы, в которой, несмотря на старость и болезнь, все же безоговорочно главенствовал сам Генеральный секретарь. Все в этой группе, пока хоть как-то держались на ногах, были практически несменяемыми. Физиология стала важнейшим фактором политики. А иногда все зависело просто от того, кто кого переживет». Одряхлевшее руководство Советского Союза больше беспокоилось о своем здоровье и благосостоянии близких, нежели о «службе Отечеству». Оно патологически боялось каких-либо изменений и новшеств, продолжая упорно обманывать народ, покупать его доверчивость дешевой колбасой и водкой, выдвигать «руководителей» лишь из рядов КПСС.

Горбачёв с хрестоматийной биографией коммунистического управленца – типичный продукт советской эпохи. Но он явно выделялся своим румянцем, южным загаром, своим здоровьем (за этим внимательно следила Раиса Максимовна) на фоне престарелого ареопага, не способного управлять страной.

Утром перед работой – сеанс массажа. В полдень ему подавали чай или сок. Обедал он только дома. Пищу ему готовил специально подобранный повар. После обеда полтора часа отводилось отдыху и дневному сну.

Жена активно следила за распорядком дня и делами супруга и в Москве, тем более что престарелый ареопаг появлялся на Новой площади не каждый рабочий день, проводя время в кремлевских санаториях и больницах.

Раиса Максимовна держала Горбачёва, любившего вкусно и много поесть, на строгой диете, превратив его из пухлощекого, с явно обозначенными вторым подбородком и лысиной, к моменту перевода в Москву в существенно постройневшего и со вкусом одетого человека средних лет.

Колеса государственной машины еще тяжело кряхтели, «ворочаясь».

Горбачёв моментально заметил перемену в поведении работников партийного аппарата – помощников, консультантов и референтов – во время его визитов к секретарям ЦК. Аппарат был вышколен, дисциплинирован, но теперь вместо человеческих отношений в силу вступала «табель о рангах». Чинопочитание в КПСС было утвердившейся нормой. А ведь многих он «хорошо знал, во время наездов в Москву десятки раз разговаривали, шутили. Отношения, как мне казалось, были вполне нормальными. И вдруг… В каждой приемной встретил как будто других людей. Возникла некая “дистанция”».

Горбачёв начал осваивать круг проблем с того, что попросил заведующего сельскохозяйственным отделом В. А. Карлова собрать всех, с кем предстояло работать. «И тут то же самое… Вчера они давали мне рекомендации и указания, вмешивались в ставропольские дела. И каждый при этом многозначительно изрекал: «Есть мнение…» Чье – не говорят. И все-таки отношения были у нас нормальные. А теперь, когда собрал их, смотрят настороженно, как на «начальство», и тревога в глазах – «новая метла». Надо было вносить ясность, снимать беспокойство, и поэтому сразу же сказал:

– Устраивать чехарду с кадрами не намерен, будем работать, как работали.

Все успокоились, и началась деловая беседа».

«Решил пойти по секретарям ЦК с визитом вежливости – поговорить, установить контакты, как-никак, а работать вместе. Побывал у Долгих, Капитонова, Зимянина, Рябова, Русакова. Когда зашел к Пономарёву (академику, курировавшему Институт марксизма-ленинизма, автору более 100 научных и публицистических работ, а главное – известного учебника «История Коммунистической партии Советского Союза». – Т. К.), то услышал советы по вопросам сельского хозяйства. Это, кстати, продолжалось и потом, вплоть до его ухода на пенсию. Борис Николаевич принадлежал к числу «аграрников-любителей»: проезжая на машине со своей дачи в Успенском, отмечал все, что попадалось на пути…

– Вчера видел у дороги поле. Хлеб созрел. Надо косить, но ничего не делается. Что же это такое?

Или:

– Вчера гулял недалеко от дачи, набрел на овраги – трава по пояс… Почему не косят? Куда смотрят?

Так вот и было: эксперт по международным делам, особо не смущаясь, выдавал «экспертные» рекомендации и по сельскому хозяйству».

А. С. Черняев, помощник М. С. Горбачёва в 1986–1991 годы, до этого консультант, заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС: Горбачёва «в аппарате… скоро заметили. Определенным индикатором его растущей активности было ворчанье Б. Н. Пономарёва, который после заседаний Секретариата или Политбюро, бывало (конечно, “среди своих” и полушепотом), негодовал: мол, молодой да ранний, лезет не в свои дела, занимался бы своим сельским хозяйством, что он понимает в политике и т. п.»

Горбачёв работал много. По словам секретаря крайкома по идеологии А. Коробейникова, еще на Ставрополье Михаил Сергеевич говорил ему, подчеркивая свое трудолюбие: «Не только головой, а и задницей можно сделать что-либо путное».

Его железную выносливость отмечали и коллеги по Политбюро и Верховному Совету. Помощник Горбачёва В. Болдин отмечал: в те годы Горбачёв рос быстро. Главным в жизни с 9 до 21 часа была работа, стремление подняться выше, получить признание. Он долго засиживался на работе – читал множество записок и справок, различные документы, держал в голове десятки различных статистических данных. Неплохо оперировал всем, что услышал от ученых, специалистов.

Однако первый секретарь МГК КПСС В. В. Гришин, претендовавший на роль Генерального секретаря, подчеркивал: на заседаниях Горбачёв, как правило, отмалчивался, поддакивал, со всеми предложениями соглашался. Гришин никогда не слышал из его уст каких-либо новаторских предложений.

Если Горбачёв и выступал на Политбюро по вопросам сельского хозяйства, то выступления были, как правило, серенькие, поверхностные, не содержащие каких-либо предложений по кардинальному улучшению работы на том участке, за который он отвечал. Складывалось впечатление, что он ни с кем не хотел портить отношения. Ну, это оценки конкурента. Секретарь же ЦК В. Фалин (избранный уже при Горбачёве), наблюдая в конце 70-х – начале 80-х годов появление М. С. Горбачёва на заседаниях Политбюро и Секретариата, отмечает: перестарков в руководстве страны подпирает свежая генерация, соскучившаяся по настоящему делу. Горбачёв навлекал на себя косые взгляды коллег, когда неловко нарушал идиллию.

Он приводит конкретный пример. В 1982 году Секретариат обсуждал вопрос о состоянии энергетики. «Два министра – Братченко и Непорожний – вешали на уши лапшу. Ведущий заседание Черненко предложил указать министрам-коммунистам на необходимость «большего внимания», «повышения требовательности» и прочее. Слова попросил Горбачёв.

– Я не согласен. Секретариат рассматривает данный вопрос в третий раз. Никаких перемен к лучшему первые два обсуждения не принесли. Пора не уговаривать, а спрашивать с министров.

К. У. Черненко и остальные секретари приуныли. Все удачно складывалось, и надо же.

– Что ты, Михаил Сергеевич, предлагаешь?

– Я за то, чтобы строго следили за выполнением принимаемых решений, коль беремся за какой-то вопрос. Кто их нарушает, должен отвечать в партийном порядке.

– Может, условимся так: последний раз предупредим коммунистов Братченко и Непорожнего. Не поможет накажем по всей строгости.

Никто не возразил. Горбачёв к штурму неба не был готов, но флаг показал».

А. С. Черняев в дневнике заметил: когда после смерти Суслова и отставки Кириленко Горбачёв стал вести иногда заседания Секретариата, «те, кто по очереди из нас, замов, там бывали, возвращались в восторге: наконец-то появился умный и честный человек, озабоченный состоянием страны и готовый что-то делать. Особенно нравилось, как он “вызывал на ковер” министров, разоблачал их некомпетентность, близорукость, а то и обман, который стал обычной и простительной практикой. Но замечали и другое: оргвыводов даже в отношении явных бездельников и паразитов не следовало. Это, наверное, было бы превышением “компетенции”, Политбюро не поддержало бы. Принцип “стабильности”… свято сохранялся. Ибо это была основа самосохранения режима и власти “верха”. Нахлобучки, иногда оскорбительные, сносили, даже, бывало, ерничали над собой, а вот чтоб прогнать – совсем другое дело!»

Но важнейшим остается вопрос о том, на каком повороте своей карьеры Горбачёв проникся реформаторским духом?

Многие корни «нового мышления» искали в дружбе Горбачёва с будущим идеологом перестройки Александром Яковлевым. Дружба началась еще в начале 80-х, когда Яковлев был советским послом в Канаде. Другие авторы выявляют интерес к преобразованиям значительно раньше, в годы учебы в МГУ, где его другом и однокурсником был идеолог Пражской весны Зденек Млынарж. Ира (его дочь) в одном интервью медленно, осторожно подбирая слова, говорит: «Если я сейчас скажу, что все мы также приходили домой и все-все друг другу рассказывали, значит, опять пойдут разговоры, что решения Политбюро принимались в семье Раисой Максимовной, или еще, не дай бог, приплетут меня… Но это же анекдот! Те решения, которые были политическими, в семье не обсуждались. Обсуждались эмоции, реакции, ощущения, переживания. Вот на уровне: устал – не устал, это мучает, то беспокоит… Человеку всегда ведь нужно с кем-то поговорить, нужен собеседник» – это к разговорам в очередях, что Горбачёва «сбила с толку Райка».

Но не станем преуменьшать колоссальную роль его жены, ее философский склад ума в подходе к оценке получаемой М. Горбачёвым информации. Александр Островский (историк, автор книги «Кто поставил Горбачева?») настаивает на учете того обстоятельства, что перестройка была задумана уже Андроповым. Как сообщил ему Н. И. Рыжков, когда в ноябре 1982 года Андропов создал Экономический отдел ЦК КПСС, который Рыжков как раз и возглавил, перед ним была поставлена задача подготовить переход к многоукладной рыночной экономике. В связи с этим Андроповым была создана специальная группа для подготовки экономической реформы, в которую входил и Горбачёв. Официального статуса данная группа не имела, но фактически ее возглавлял Горбачёв, являвшийся членом Политбюро и по этой причине занимавший в партийной иерархии более высокое положение, чем секретарь ЦК КПСС Рыжков. К весне 1985 года концепция экономической реформы была подготовлена. Она предполагала сохранение у государства только 50 % собственности. Остальное должен был составить частный сектор.