Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв с супругой готовятся к отлету в Москву после завершения официального визита во Францию. 1985 г.
Писатель, публицист Ж. Б. Мин– дубаев писал: «Не появись у М. Горбачёва и “второго лица в партии” Е. Лигачёва мысли о том, что с пьянкой в России можно покончить административно-приказными методами, служил бы себе Геннадий Колбин в солнечной Грузии и не знал, не ведал никакого Ульяновска…Привез “первого” на родину Ильича сам Е. Лигачёв. “Актив” области с легкой внутренней дрожью ждал тронной речи. Геннадий Колбин встал, внимательно оглядел зал и выдал:
– Я не один год работал в краю сплошных виноградников – не спился. Надеюсь, выдержу и здесь…
Зал съежился, замер. Лигачёв отбыл, бурное отрезвление “пьющей” области началось… Рассказывали, что услужливый и всему городу известный “финхоз Б. Ф.” в первый вечер накрыл для нового роскошный стол: коньячок, икра, балык… Само собой подразумевалось, в счет партийно-представительских расходов. Но изумлению не было предела, когда господин Колбин, выпив рюмочку и немного пожевав, полез за бумажником со словами:
– Для знакомства сойдет, но впредь прошу меня так не встречать… Зарплата у меня не царская, а за чужой счет не употребляю…
Удар был снайперский, это моментально разнеслось по области. И отныне, кроме стакана чая или кофе, “первому” ни в какой глубинке не предлагали…» Горбачёв и сам в 1995 году в книге «Жизнь и реформы» одну главу назвал «Антиалкогольная кампания: благородный замысел, плачевный итог». Но стрелки ответственности за провал он перевел на секретаря ЦК Егора Лигачёва и председателя Комитета партийного контроля Михаила Соломенцева. Якобы именно они «довели все до абсурда».
Ставилась задача в короткий срок существенно увеличить производство продовольствия, повысить душевое потребление. Импорт зерна увеличен с 27,8 млн т в 1980 году до 44,2 млн т в 1985 году. Но корабли с прибывающим зерном месяцами простаивали в портах, за что выплачивались огромные штрафы. Железная дорога не успевала перевозить такие объемы грузов, зерно портилось, и значительная часть его не использована даже на корм скоту. Это зерно перегоняли на спирт. Положение дел в сельском хозяйстве продолжало ухудшаться.
Вскоре оказалось, что и строгая «государственная приемка» ведет к резкому сокращению производства. В 1989 году брак в машиностроении составил седьмую часть продукции.
15 мая 1986 года началась кампания борьбы с нетрудовыми доходами. На местах начали борьбу против репетиторов, продавцов цветов, шоферов, подвозивших пассажиров, и продавцов домашнего хлеба в Средней Азии. Кампанию свернули и забыли по причине последующих событий.
Демократизация и гласность создали совершенно новую идеологическую обстановку. Перестройка ослабила цензуру: положила конец «запретным» темам, касающимся как современной жизни, так и истории. Подлинным откровением для общественности стали книги, десятилетиями лежавшие в «спецхранах». Среди них «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, «Белые одежды» Владимира Дудинцева, «Зубр» Даниила Гранина, «Новое назначение» Александра Бека, «Ночевала тучка золотая» Анатолия Приставкина, книги авторов русского зарубежья.
Ошеломляющее впечатление произвел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Появились новые, яркие и острые спектакли. Ученые получили доступ к ранее запретным произведениям Бухарина и Троцкого, экономистов Кондратьева и Чаянова, философов Соловьева и Бердяева, нетрадиционных историков. Началось переосмысление исторических событий, переоценка личностей публицистами, писателями и деятелями искусства. Процесс носил творческий характер, но не обходился без субъективных увлечений, односторонности, перехлестов, а порой одна полуправда подменялась другой.
В июле 1989 года Горбачёв говорил: «Мы не можем откладывать решение назревших кадровых вопросов… Нам надо пополнить кадровый корпус творческими силами». Гнетущее чувство вызывали престарелые руководители, обстановка славословия, щедрые раздачи орденов и самонаграждения. Геронтократия цепко держалась за свои кресла. Тихонов, Кириленко, Гришин – личности посредственные, выдающиеся лишь умением лавировать, поддерживать себе подобных и получать у них поддержку. Суслов, Устинов, Громыко – «мастера» «стабильности руководства» – выстраивали барьеры от вмешательства в подчиненные им «вотчины». Всесильные республиканские и областные партийные бонзы черпали силу из близости и верноподданического служения генсеку. Имевшая давние исторические корни психология почитания вождей не была искоренена в результате критики культа личности Сталина. Да, пожалуй, подобная цель и не преследовалась.
Руководители формально избирались на конференциях и пленумах партийных комитетов, но были полностью ограждены от контроля снизу. Процедура выборов практически гарантировала избрание при одном лишь условии – было бы одобрение сверху. Лишь в самых крайних случаях система давала какие-то осечки.
Но в общество проникали сведения о моральном разложении, нарушениях законности, безнаказанности. Дня не проходило без злого анекдота, который рассказывался уже без утайки, без боязни «сталинского воронка» по вечерам.
Михаил Горбачёв и Рональд Рейган. Рейкьявик, 12 октября 1986 г.
От М. С. Горбачёва потребовались особые качества решать кадровую проблему. Председатель Совета Министров РСФСР с 1983 года В. И. Воротников выделял манеру Горбачёва «вести “доверительный разговор”. Создается полная иллюзия откровенности, настоящего товарищества, стремления посоветоваться, узнать мнение собеседника. Я очень долго находился в плену такого «товарищества». Верил в искренность отношения ко мне и отвечал взаимностью. Восхищался его способностью приблизить к себе, покорить своим обаянием. Лишь много позже, приблизительно с середины 1987 года, а особенно в 1988 году, понял, что это была лишь имитация, видимость товарищества, дружбы. Он действительно нуждался в совете, мнении собеседника, но лишь настолько, насколько это позволяло “привязать” партнера к своей идее, своей позиции. Причем манера формулировать свою позицию, выражать свои взгляды да и просто информировать о чем-то была весьма своеобразной. Он говорил, не завершая мысль, как-то обрывочно, намеками и полунамеками, с подтекстом (мол, тебе и так все ясно)… Всегдашняя готовность к маневру, к балансированию, к выбору решения в зависимости от ситуации… Увы, это была не политическая тактика, не маневрирование, оправданное и необходимое ради достижения определенной цели. Это была черта характера. Горбачёв менял не тактику, а стратегию, менял убеждения, соратников, товарищей. И – ради личных, корыстных интересов. Итог деятельности М. С. Горбачёва плачевен. И для него тоже – его покинули прежние сторонники».
Пресс-конференция Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва в рамках советско-американских переговоров на высшем уровне в Рейкьявике. 1986 г.
Горбачёв хотел удалить возможных соперников в Политбюро, Г. В. Романова и В. В. Гришина в первую очередь. В новых людях хозяин Кремля видел надежных помощников. В руководство вошел А. Н. Яковлев, опальный чиновник ЦК, отправленный послом в Канаду. Горбачёв вернул его в ЦК. В Политбюро введены Е. К. Лигачёв, Н. И. Рыжков, В. М. Чебриков, из Свердловска вызван Б. Н. Ельцин. Изменился состав Политбюро, пополненный Н. Н. Слюньковым, А. Н. Яковлевым и В. П. Никоновым. Кандидатом в члены Политбюро избрали Д. Т. Язова, сменившего на посту министра обороны СССР Е. Е. Соколова.
Толчком для замены Соколова послужил казус с полетом и приземлением на Красной площади Руста. На обратном пути в самолете, обсуждая это событие с Михаилом Сергеевичем, Э. А. Шеварднадзе, не сговариваясь, советовал ему принять самые жесткие меры в отношении руководства Министерства обороны. Как выяснилось, такой же позиции придерживалось и все Политбюро.
Рухнула Берлинская стена.
Постоянно шли чистки. К февралю 1989 года переизбраны 89 тысяч партийных секретарей на среднем и нижнем уровнях. Особенно трудно шла замена первых секретарей союзных республик и руководителей компартий социалистических стран. Последний шаг был ступенью в овладении властью над всем социалистическим лагерем.
Надежды общества на то, что сменивший престарелых и едва передвигавшихся старцев молодой Горбачёв поправит дело, таяли. Имидж генсека начал падать. При встречах население выказывало недовольство отсутствием конкретного курса на перестройку всего общества, сдерживанием инициативы самих народных масс. «В сущности, перестройка в изначальном ее понимании завершилась, – отмечал Яковлев в своей книге «Горькая чаша…», – она не могла не завершиться, ибо уже в 1987–1988 годах на практическую ногу встал вопрос о смене сути и характера общественного уклада». Но Яковлев и сам еще убежден, что перестройка – это «возвращение к ленинизму». Надо было либо откровенно лукавить, либо искренне заблуждаться. Годы спустя Михаил Сергеевич не постеснялся признаться: «Мы все разделяли иллюзии…» Позднее, уже разойдясь со своим духовником первых перестроечных лет, Горбачёв в сердцах обзовет его «заведующим Агитпропом всех эпох – от Брежнева до Ельцина».
Главный редактор журнала «Огонек» Виталий Коротич вспоминал «об очень важном своем контакте с Горбачёвым, настолько все в нем было характерно. В феврале 1988 года мы с Евгением Евтушенко поехали выступить в Ленинград. Вечер проходил в огромном дворце «Юбилейный» – несколько тысяч слушателей, много друзей-писателей за кулисами. Короче говоря, зал был «наш», и зал этот очень чутко реагировал на все сказанное.
Рано утром на следующий день я возвратился поездом «Красная стрела» в Москву. Заехал домой, переоделся и в десять утра был уже в «Огоньке». А в одиннадцать позвонил Горбачёв: «Ты что делаешь?..» Он был со всеми на ты, а с ним полагалось общаться на вы.
…В паузах громовой речи, с упоминанием моей мамы и других ближайших родственников, Горбачёв указывал на толстую стопку бумаги, лежавшую перед ним, и орал: «Вот все, что ты нес прошлым вечером в Ленинграде! Вот как ты оскорблял достойных людей! Я что, сам не знаю, с кем мне работать? Кто лидер перестройки, я или ты?!» «Вы, – категорически уверил я Горбачёва. – Конечно же, вы, и никто другой!» «То-то», – сказал генсек, внезапно успокаиваясь, и дал мне бутерброд с колбасой».