Выдающиеся интеллектуалы сохраняли и в тех условиях способность самостоятельного критицизма, что же спрашивать с молодой девушки, пусть и с золотой медалью, но выросшей вдали от столичных библиотек, соответствующего окружения и т. п. В интервью, которое М. Мамардашвили за год до смерти, в 1989 году, давал для киевского журнала «Философия и социологическая мысль», интервьюер настойчиво просил выделить какие-то имена коллег, друзей, в том числе университетского времени. Мераб Константинович отдельные имена перечислять не стал по принципиальным соображениям. «Могу, – сказал он, – назвать общую атмосферу философского факультета Московского университета, сформировавшуюся в 1953–1955 годах. Имена я, конечно, помню, но выделить их из общей атмосферы взаимной индукции мысли – нет, это невозможно. Да и не имена важны, а сама эта атмосфера общения, эти искры озарения, творчества… Многие из нас, варившиеся в этой атмосфере, стали совсем непохожими философами, и это нормально; важно, что они стали ими, состоялись как интересные личности».
То, что Раиса Максимовна состоялась как интересная личность, признает теперь каждый.
Она начала работать лектором в Ставропольском отделении Всероссийского общества «Знание». Сотни километров сельских дорог – на попутной машине, мотоцикле, телеге, а то и пешком в резиновых сапогах добиралась и жена Горбачёва до своих слушателей. Это «разовая» работа, связанная с приездом, как правило, в обеденный перерыв на разные предприятия в городах или деревнях, оплата зависела от количества прочитанных лекций.
Р. М. и М. С.Горбачёвы, Ставрополь, конец 1950-х гг.
Михаил захлебывался работой, Раиса старалась не отставать – по ставропольским поселкам в ходе или после лекции проводила социологические исследования, которые провинциальным женам местных комсомольских и партийных комитетчиков казались комичным и глупым занятием. Затем она устроилась на кафедру философии Ставропольского медицинского института, Ставропольского сельскохозяйственного института, одновременно занимаясь социологией. «Практика конкретных социологических исследований, в которых я участвовала в течение многих лет, – вспоминала Раиса Максимовна, – подарила мне и встречи с людьми, пронзительные, исполненные потрясающей психологической глубины картины, реалии жизни, которые я никогда не забуду. Сотни людей, опрошенных мною по самым разным вопросам, их воспоминания, рассказы, оценка происходящих событий – все это осталось в моей памяти и судьбе. Их повседневный быт, заботы… Моя «конкретная социология» – это социология с человеческим лицом, с лицами и судьбами, которые вошли в мою судьбу. Она резко углубила мои представления о «живой жизни», мое понимание этой жизни, людей. Именно в ходе таких встреч, наяву, не из книжек и газет, не в театре и не из фильмов поняла я и многие наши беды, сомнительность многих безоговорочных утверждений и устоявшихся представлений», сыгравшей, по ее признанию, важнейшую роль в ее профессиональной судьбе. Материалы социологических исследований легли в основу ее диссертации. Защита состоялась в 1967 году в Московском государственном педагогическом институте им. В. И. Ленина. Сам Горбачёв вспоминал, что до избрания первым секретарем крайкома у него «были попытки уйти в науку… я сдал минимум, написал диссертацию». Заочно в 1967 году Горбачёв окончил экономический факультет Ставропольского сельскохозяйственного института по специальности «агроном-экономист».
То, что не заметил и негативно оценил в Раисе Максимовне Зиновьев, ценил ее муж – Михаил Горбачёв. Он всю жизнь удивлялся, откуда в сельской девочке родилась «эта порода». Все ее мироощущения проистекали из неиссякаемого стремления оставаться самодостаточной при любых внешних обстоятельствах, искать новые формы выражения личности. Не меркнущее с годами стремление к большему, к экстраординарному Михаил Горбачёв ценил в своей супруге больше всего на свете. Ее вклад в семейное дело всегда был весомым, но при всех трудностях жизни на съемных квартирках и в коммуналке главным стимулом оставалось развитие личности. Это обеспечило ей и социальную автономность, узнавание не только как «жены Горбачёва». Она умела учиться непринужденно, оценивая потенциал и человеческие качества разношерстного окружения Горбачёва. В сверхплотных графиках работы Горбачёва она выкраивала временные моменты расслабления и переключения внимания на близкое общение с природой, походы в театр, страсть к всевозможным поездкам и путешествиям. Все прижилось в семье.
Бытовые условия семьи были более чем скромные. Начинали Горбачёвы в Ставрополе жить в 11-метровой комнате с дровяной печкой и удобствами во дворе, которую снимали у пенсионеров. Пищу готовили на керогазе. Вскоре стало тесно: в январе 1957 года родилась дочь Ирина. Через пару лет семья перебралась в коммуналку, где они занимали уже две комнаты. Первую отдельную квартиру получили уже после того, как Михаил стал первым секретарем крайкома комсомола. До холодной роскоши дачи в Форосе – дистанция огромного размера…
Дочь Ирина вспоминает: «Мама и папа везде таскали меня за собой. Они много гуляли, и я с ними – хотя ноги уже заплетались. Главным их увлечением были походы. Мы уходили в горы на целый день – без палатки, потому что нам важно было именно идти. Папа пел, а мы с мамой считали, что у нас недостаточно развиты вокальные данные». Родители вынуждены были отдать девочку в детский сад, «несмотря на то что я там скучала, плакала. Маме было очень сложно. Трудно было найти работу по специальности, все кафедры были забиты фронтовиками и партработниками, а она в то время была беспартийной. Какое-то время она даже работала в библиотеке. Трудно было писать диссертацию по социологии, которая тогда только начинала зарождаться. Трудно было работать и поддерживать порядок в доме. Но работа для нее всегда была очень важна. Позднее, когда мы переехали в Москву и у нее появились новые обязанности, мама уже не могла больше заниматься, писать докторскую и очень переживала из-за этого». Американский психолог Гейл Шихи пишет в своей книге: «В Советском Союзе социология была изуродована тем же самым антиинтеллектуальным фанатизмом, который способствовал и разрушению сельского хозяйства, но Раиса Горбачёва была одним из тех редких ученых, которые в шестидесятые годы осмеливались проводить независимые исследования среди крестьян-колхозников».
«В Ставрополе мы, конечно, чувствовали себя более обеспеченными, чем другие. Да и в Москве в первые годы тоже. Но потом нас как-то очень быстро обогнали. У меня, как и у всех, были продовольственные карточки, с которыми я ходила по магазинам. Конечно, папе и маме этого не приходилось делать, да и я в любой момент могла что-то у них попросить. Мама безумно переживала из-за того, что мы могли себе многое позволить, а другие люди – нет. Но икру ложками мы никогда не трескали, потому что мама считала, что это вредно. В основном сидели на твороге, потому что надо было вес держать. У нас дома всегда был культ походов, здорового образа жизни. Поэтому и антиалкогольная кампания на нас никак не отразилась. Водку мы тоже не пили. У нас всегда что-то было спиртное и, наверное, в большем количестве, чем у обычных людей, но это не имело никакого значения».
Как рассказывала при жизни сама Раиса Максимовна, в последние годы в Ставрополе у Михаила Сергеевича как 1-го секретаря крайкома была довольно приличная зарплата – 600 рублей. У Раисы Максимовны, доцента вуза, – 320. Конечно, с продвижением по карьерной лестнице появлялись новые возможности для улучшения быта. В партийной иерархии такие вещи расписывались до мелочей. К установленным порядкам Горбачёвы привыкали и, конечно, пользовались раз от разу возраставшими привилегиями. Например, начав от участия в «складчине» очередному командированному в Москву для покупки дефицита, жене первого секретаря крайкома дефицит (т. е. импортные товары) уже подготавливался по заявке в соответствующий отдел ЦК и пересылался в Ставрополь. Став секретарем ЦК, Горбачёв получал уже 800 рублей в месяц плюс 200 рублей «на питание».
На отдыхе с друзьями в предгорьях Ставрополья. 1960-е г.
Было и другое сообщество, то самое – неразговорчивое, притихшее во время чтения Хрущёвым судьбоносного и для них доклада. В этом сообществе, именуемом партноменклатурой, он делал свою партийную карьеру, шагал по ступенькам ее так, что многие и до сих пор считают его «ставропольским везунчиком». Но присмотримся к этому сообществу внимательнее, многие успели его позабыть. Молодые вообще не узнают тогдашних коллег Михаила Сергеевича в своих постаревших ближних и дальних родственниках, в больших начальниках, руководящих крупными фирмами, холдингами, банками.
Что было самой заветной мечтой молодого номенклатурщика? Стать первым секретарем обкома, крайкома, по должности это уже член Центрального Комитета КПСС и депутат Верховного Совета СССР или республики по меньшей мере. На большее без особого покровительства «сверху» и не мечтали, да и небезопасно это было. Очень важно понять особую роль первых секретарей республиканских ЦК, обкомов и крайкомов партии. Они составляли большинство в ЦК КПСС, фактически их голосами избирался Генеральный секретарь. Это ставило их в особое положение. Именно они, пережив шок от хрущёвского доклада, обеспечили победу Хрущёва в борьбе с группой Молотова и Маленкова. И они же свалили его в октябре 1964 года. Они – одна из главных опор режима.
Первых секретарей можно сравнить разве что с положением прежних царских губернаторов. Вся полнота власти на местах практически была в их руках. Весь аппарат управления регионом, даже выборные органы они подгоняли под себя. Через них проходила вся жизненная энергия страны, ими связывались в единую систему все государственные и общественные структуры. Ни одно назначение не могло пройти мимо них, любые мало-мальски руководящие должности входили в номенклатуру обкома или крайкома. Реальная сила была в их праве согласовывать назначения на все руководящие должности в государственных и общественных структурах на «своей» территории.