– Вах, какая дэвушка! – Он галантно отодвинул переднее кресло и удобно откинул спинку. – Присаживайтесь. Вам холодно? Я могу печку включить.
– Включите, – попросила Марина и покосилась на шофера с опаской: как бы этот седобородый аксакал не увез ее куда подальше.
Однако опасения ее оказались напрасны. Через пятнадцать минут бородатый остановился возле ее подъезда.
– Всэго хорошего, красавица! – Он улыбнулся, демонстрируя невероятно белые и крепкие зубы, явно не импланты, а собственные.
Марина поблагодарила его и пошла к двери. Она долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Ее знобило, от крылышек началась изжога. Наконец она зашла в квартиру. Прихожая была темной. Марина щелкнула выключателем и оглядела пустую вешалку. Неужели Сергея до сих пор нет? Куда он делся? И что это за бесконечная работа в области, длящаяся до позднего вечера?
Марина сняла босоножки, прошла в гостиную и без сил опустилась на диван. Хмель постепенно проходил, и ее одолевали грусть и хандра. Скоро, очень скоро они с Сережкой расстанутся. Она не представляла себе, как будет без него. На протяжении всех семи лет их брака они практически никогда не оказывались врозь и не разлучались более чем на сутки. Кто будет заботиться о нем, кормить? Нонна старая, больная, да и Сергей отвык от ее стряпни. А главное – как он обойдется без женщины?
Этот вопрос беспокоил Марину вот уже целую неделю. Она боялась себе в этом признаться, гнала прочь неприятные мысли, но они упорно возвращались вновь и вновь. Сергей огромное значение придавал близости, и Марина никогда не отказывала ему в этом. Даже если болела и неважно себя чувствовала – даже тогда она старалась надолго не оставлять мужа на голодном пайке. Марина стеснялась поговорить с Сергеем напрямую и обсудить с ним этот щекотливый вопрос. Конечно, ей будут положены свидания. Но их будет крайне мало. А все остальное время?
Марина сердито мотнула головой. О чем она думает? Ей нужно собрать волю в кулак и приготовиться к тяжелой жизни в заключении. А она заранее ревнует мужа к несуществующим соперницам. В конце концов, как же выходят из положения те женщины, которые вынашивают ребенка, и врачи велят им лежать всю беременность и вообще не шевелиться?
За дверью послышались шаги. Марина поспешно вскочила, но шаги удалились в соседнюю квартиру. Нет, это ни в какие ворота не лезет. Уже восемь, а его все нет. Марина набрала номер мужа. Опять гудки. С каких это пор он перестал сразу брать трубку? Она в сердцах сбросила и снова нажала на прием.
– Да, Мариш. Прости. Не мог подойти. У нас совещание.
– Ты на часы смотрел? Без пяти восемь.
– Какое это имеет значение? У нас проблемы. Мы срываем сроки, думаем, как выйти из положения.
– Может, хватит думать, особенно накануне того, как жену должны посадить в тюрьму?
Марина была вне себя от гнева. Никогда она не позволяла себе говорить с Сергеем таким тоном. Но сейчас ее точно прорвало.
– Тихо, Зая, не кричи. Тебя слышно. Я здесь не один. Ты добралась до дому?
– Давно. Когда ты приедешь? – Она немного успокоилась, но все равно ее трясло от злости.
– Скоро. Через час. Или чуть позже. Ты держись, отдыхай.
– Еще чего! Я тебя дождусь.
– Ну как знаешь. Целую. – Он отключился.
Марина пошла в спальню и переоделась в домашнее. Поставила чайник. Заварила свежий, ароматный чай. Сделала себе бутерброд с ветчиной и села на свое любимое место у окна. Приятные мелочи – красивый стеклянный бокал, стильная салфетка на столе, только что распустившаяся оранжевая орхидея на чисто вымытом подоконнике, уютный розовый светильник под потолком – все вдруг показалось ей таким важным, грозящим в одночасье исчезнуть и перестать существовать. Почему мы мало ценим эти прекрасные мгновения покоя и неги, вечно суетясь и спеша куда-то, считая остановку едва ли не катастрофой, почему не радуемся расцветшему цветку, солнечному зайчику, пробившемуся сквозь шторы, подсохшей лужице на тротуаре, весело пускающему пар чайнику?
Теперь, когда вокруг все грозило стать серым и безрадостным, Марина особенно остро почувствовала тоску по разноцветному миру. Она осторожно дотронулась до лепестка орхидеи – он был нежным и прохладным на ощупь. Марина постаралась запомнить это ощущение прохлады и свежести. Оглянулась вокруг, впитывая в себя все многообразие красок, милые, домашние запахи и звуки.
Снова послышались шаги на площадке. В замке заскрежетал ключ.
– Зая!
Марина вскочила и бросилась в прихожую. Молча повисла у мужа на шее.
– Прости меня! Прости, пожалуйста.
Он обнял ее и прижал к себе.
– Зая, милая, за что извиняешься? Ты что? Что с тобой?
– Ничего. – Она плакала и смеялась одновременно. Волосы ее растрепались и упали на побледневшие щеки, в мокрых глазах плескались нежность и отчаяние.
– Солнышко мое, ну успокойся. – Сергей поднял Марину на руки и понес в спальню.
– Не смей забывать меня! Слышишь, не смей! – Она покрывала его лицо страстными поцелуями.
– Я и не думал тебя забывать.
– Думал, думал! Ты думаешь не обо мне, а о чем-то другом. О своей дурацкой работе! Ненавижу ее!
– Девочка моя, ты просто устала. Слишком сильное напряжение за последнее время, стресс. Увидишь, мы все преодолеем. Все будет хорошо.
Он баюкал, как ребенка, тихо и ласково похлопывая по спине. Постепенно ей стало тепло и уютно, веки отяжелели, комната стала уплывать, а с нею и все мысли, тяжкие и горькие. Наступили сладкое забвение и долгожданный покой.
17
Суд пришелся на самую середину июня. День выдался чудесный, солнечный, ясный. Свежий ветерок нежно колебал юную зелень, на небе не было ни облачка. Однако Марине было не до того, чтобы наслаждаться погодой. Ночь накануне она провела без сна, и с утра у нее нещадно болела голова.
Едва они с Сергеем проснулись, начался бесконечный телефонный трезвон. Звонили мать, Нонна Терентьевна, Алексей Михайлович, Нина, коллеги Сергея по работе. Даже Мишка Смирнов, и тот умудрился позвонить и сказать:
– Мариш, я непременно приду. Непременно. Держись.
Марина, морщась от боли, выпила одну за другой две таблетки анальгина. Ей хотелось лишь одного – чтобы этот день уже прошел и все оказалось позади. Они с Сергеем завтракали молча, каждый погруженный в свои мысли.
– Зая, опаздываем. – Сергей кивнул на часы.
– Сейчас. Кофе допью, и идем.
Марина, обжигаясь, допила кофе и пошла собираться. Тщательно навела макияж, так же тщательно причесалась. Несколько раз перекрасила губы. Глянула в зеркало – на нее смотрело бледное, напряженное лицо, брови страдальчески сдвинуты, под глазами тени. Марина не к месту вспомнила знаменитую картину Сурикова «Боярыня Морозова». Там героиню везут в ссылку. А она-то чего так сдрейфила? Никто ее казнить не собирается. А за проступки свои нужно отвечать. Марина выпрямилась и гордо вскинула голову. Посмотрела в зеркало еще раз – ну вот, уже лучше.
– Мариша! – крикнул из прихожей Сергей.
– Иду!
Она вышла в коридор. Он стоял уже обутый, с борсеткой в руке.
– Выглядишь просто супер. – Он оглядел ее с ног до головы, в глазах его было восхищение.
– Стараюсь. – Марина сделала попытку улыбнуться, однако губы не вполне слушались ее.
– Присядем на дорожку, – сказал Сергей.
Они присели на тумбу для обуви.
– Теперь идем.
Время было удачным – час пик уже прошел и основной поток машин успел рассосаться. Сергей и Марина доехали до здания суда за каких-то пятнадцать минут. В вестибюле их уже ждали Алексей Михайлович и родители Марины.
Мать сразу бросилась обнимать дочь. Отец и адвокат стояли в стороне и о чем-то вполголоса разговаривали.
– Главное, держись, – говорила мать быстрым, сбивчивым полушепотом, при этом суетливо поглаживая Марину по плечу. – Держись, что бы ни случилось. Помни, мы, женщины, народ сильный, мы все можем. Больше, чем мужчины. «Зачем она сейчас об этом говорит?» – с тоской подумала Марина.
Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы отец подошел и просто постоял с ней молча какое-то время. Точно услышав ее мысли, тот кивнул Алексею Михайловичу и направился к ней.
– Девочка моя. – Она заметила, что подбородок его дрожит.
Марина поцеловала его в колючую, пахнущую одеколоном щеку.
– Леша сделал все, что мог. Остальное в руках Господа Бога. – Отец прижал Марину к себе и на мгновение затих.
Так они стояли минуту или немного больше.
Постепенно в вестибюле собирался народ. Приехала Нонна Терентьевна, суетливая, бледная, с трясущимися губами. Сергей отвел ее в угол и усадил на банкетку. Она сидела молча, то и дело прикладывая к глазам платок.
Наконец всех позвали в зал. Марина увидела Анну Гальперину, та сидела в первом ряду, на ней было длинное, свободное трикотажное платье, скрывающее полноту, пегие бесцветные волосы небрежно заколоты в подобие пучка. Рядом с ней сидела тоненькая, миловидная девушка лет 20, дочь. Анна скользнула по Марине равнодушным взглядом и уставилась куда-то в сторону.
Марину усадили на скамью подсудимых, рядом сел Алексей Михайлович. Она окинула глазами зал. Сколько знакомых лиц! Вон Мишка Смирнов, машет ей рукой, вон Ольга Тимофеевна, и даже в конце, на последнем ряду, сам профессор Величевский. Надо же, не поленился приехать из своего Южного Бутова!
Марина перевела взгляд в сторону и увидела Нину. Рядом с ней сидели Сергей и Нонна Терентьевна. Нина поймала Маринин взгляд и послала ей воздушный поцелуй. Сергей молчал, вид у него был серьезный и сосредоточенный. Нонна что-то все время шептала ему на ухо, а он морщился и отмахивался от нее.
Через ряд от Нонны и Сергея сидели Маринины родители. На отца больно было смотреть – плечи поникли, весь седой, глаза красные и воспаленные. Мать выглядела лучше: как всегда, накрашенная, тщательно причесанная, слегка экзальтированная, но в целом спокойная.
Пришла судья, полная пожилая женщина в очках с лицом усталым и добродушным. При взгляде на нее у Марины немного отлегло от сердца. Может, она пожалеет ее, войдет в ее положение?