Стоп. А если не страдает?
Я резко сел на диване, так резко, что у меня перед глазами поплыли черные мушки. А если то, что она устроила у меня в машине, было талантливым спектаклем? Что, если… да, так и есть! Нинка не просто так стала писать Сергею и провоцировать его на измену. Это было сделано нарочно! Это – часть плана, того самого, который привел Марину в тюрьму. Нине платили по двойному тарифу: за то, что она позвонила Марине в нужное время, и за то, что соблазняла ее мужа. Намеренно соблазняла, добиваясь трещины в их отношениях. И добилась. Так что, если выбирать между Сергеем и Ниной, жертва именно Красников. Но что мне это дает? По-прежнему ничего. Я так и не знаю имени того, кому нужно было разрушить Маринину семью.
Голова разболелась вновь. Я посмотрел на часы – время десять утра. Пора взять тайм-аут. Через двадцать минут я уже сидел в машине. «Форд» уносил меня все дальше из дождливой Москвы, туда, где ждал меня самый близкий и родной человек, для которого я по-прежнему оставался ребенком, требующим заботы и участия…
В избе пахнет пирогами и листьями смородины. На столе стоит самовар. Я смотрю на бабулю – она выглядит неплохо, лицо румяное от жара духовки, в которой пеклись пироги. Она уже почти совсем не кашляет, только иногда кхекнет тихонько, прикрывая рот рукавом белой кружевной блузки.
– Наконец ты приехал, – говорит бабуля и наливает мне из самовара чай.
В заварной чайник добавлены листья мяты и смородины и еще какая-то трава, названия которой я не помню. Я пью чай, и голова моя проходит, как по волшебству. Бабуля приносит из спальни тонометр, измеряет мне давление – оно нормальное. – Ты какой-то грустный, Володичка. У тебя неприятности на работе?
– Нет, бабуль, все нормально.
– А что тогда? Влюбился?
Она смотрит пристально и хитро. Мне хочется обнять ее и поцеловать в седой висок.
– Чего молчишь? Расскажи, кто она?
– Бабуля, я дурак. Самый глупый дурак на планете Земля.
Я упираюсь лбом в ее лоб, чистый, без единой морщинки, будто ей не за восемьдесят, а максимум тридцать.
– Ну вот. – Она гладит меня по голове, как в детстве, когда я температурил, разбивал коленки или получал пару в школе. – Ну почему дурак? Нет, я не согласна.
– Дурак, потому что не разобрался. Сделал ошибочные выводы. Потому что из-за меня Марина сейчас в лагере.
– Марина? Ее зовут Марина?
Я понуро киваю.
– Почему она в лагере? Ну-ка, рассказывай.
И я рассказываю. Подробно, с того самого момента, как меня назначили на место родившей Светки Петелиной. С момента, как впервые увидел Марину в дверях кабинета. И до вчерашней беседы с Сергеем Красниковым. Бабуля слушает молча и внимательно, периодически подливая мне в чашку кипяток.
– Ну что ты так переживаешь? – говорит она, когда я умолкаю. – Ты же действовал по закону. Откуда ты мог знать, что тут не простое ДТП, а целое преступление? А не заболей я тогда – ты бы и не встретил эту… эту…
– Анну.
– Вот-вот, Анну. Тогда бы ты вовсе понятия не имел, что тот несчастный погиб не просто так.
У бабули все просто и логично. Так же просто и логично она решала задачки из учебника в моем детстве. «Смотри, вот тут пункт «А», а тут пункт «Б». Я невольно улыбаюсь. – Видишь, тебе уже легче, – радуется бабуля. – Ты поедешь к ней. Вы вместе подумаете и все решите.
– Она наверняка ненавидит меня.
– Ну и что? От любви до ненависти один шаг, и наоборот тоже, от ненависти до любви. Все в твоих руках, Володичка. Ты упорный, ты справишься, я знаю.
Бабуля смотрит на меня, в глазах у нее целое море нежности. Как хорошо, что я приехал сюда. Здесь даже дождь другой – он пахнет жасмином и сливами. Он стучит в окно и убаюкивает, навевая целебный сон, после которого будут ясное утро, светлый день и новые силы.
31
Танька умерла через два дня. Ее похоронили на погосте недалеко от храма. На похороны, кроме начальника колонии и местного батюшки, пришли только несколько девчонок из ее отряда и Марина. Из родных никто не приехал – Танька была одна на всем свете. Она лежала в горбу, спокойная и умиротворенная, какой никогда не была при жизни.
– Вот и отмучилась, – тихо проговорила одна из девушек, у которой через плечо была перекинута толстая черная коса.
Она осторожно дотронулась до Танькиного лба, но целовать не стала. Другая девчонка вообще ничего не сказала, только смахнула слезу и отошла в сторону.
Марина тихо плакала. Сердце ее разрывалось на части. Танька была здесь для нее единственным близким существом, своим безмолвным взглядом она поддерживала ее, не давая впасть в уныние. Сергея она потеряла. Теперь и Таньку. Марина подошла к гробу и поцеловала Таньку в лоб.
– Покойся с миром, Танюша. Я никогда тебя не забуду.
Потом они помянули вновь преставившуюся рабу божью, Татьяну. Выпили по стопке водки, закусили черным хлебом и пирожками с капустой.
Потянулись тоскливые, черные дни. Марина сидела за машинкой, и ей все казалось, что Танька вот-вот подойдет к ней, положит руку на плечо, скажет тихим голосом что-нибудь ласковое. Она больше не могла плести макраме, английское чтение тоже забросила и в свободные минуты сидела где-нибудь в углу, глядя в одну точку. Такой и застала ее Спиридонова.
– Красникова, подъем. Тебя снова к начальству вызывают. – Она поглядела на нее с завистливым интересом. – Похоже, подфартило тебе.
Из-за смерти Таньки Марина почти позабыла про Ковалева. Она почувствовала, как забилось сердце, и поспешила к дверям. Возможно, он что-то разузнал и хочет ей рассказать. Боже, неужели она сможет выйти отсюда, из этих ненавистных стен?
На сей раз охранник проводил ее из барака до той самой бухгалтерии, где они беседовали в прошлый раз. Ковалев ждал ее, сидя в одном из кресел.
– Здравствуйте, Марина Владимировна.
При первом же взгляде на него Марине стало ясно, что в своих исканиях он не слишком продвинулся. Лицо его было мрачным, взгляд серьезный и суровый.
– Здравствуйте, Владимир Петрович.
– Как поживаете?
Марина пожала плечами:
– Вашими молитвами.
– Не надо язвить. – Он взъерошил свой короткий ежик.
– Я и не думала язвить. Может быть, поговорим о деле? Я так понимаю, что с Ниной все глухо? Это не она?
– Я думаю, нет.
Марина кивнула и вздохнула:
– Кто же тогда?
– Вот это мы с вами должны выяснить.
– Как я могу что-то выяснить, находясь здесь? Это вы должны выяснять, раз взялись за это.
– Должен. Не отрицаю, – проговорил Ковалев.
Марина вдруг заметила, что он как-то странно дышит. Как будто ему не хватает воздуха, чтобы сделать полный вдох.
– Что с вами? Вам плохо? – Она внимательней взглянула на его лицо: оно было красней обычного.
Он молчал, глядя куда-то в сторону. Марине показалось, что он сейчас грохнется с кресла прямо ей под ноги. Взгляд его заволокло пеленой.
– Владимир Петрович! Володя… – Последнее слово вырвалось само собой. – Володя, вы меня слышите? У вас высокое давление? Надо срочно измерить. Вы ужасно выглядите.
Марина старалась говорить мягко, но в то же время убедительно, однако Ковалев упрямо мотнул головой.
– Ерунда. Сейчас пройдет.
Он вынул из кармана коробочку, достал оттуда таблетку и съел ее, запив водой из бутылки.
– Вот и все. – Он посмотрел на Марину и улыбнулся. Чуть-чуть, самыми краешками губ. – Вы назвали меня Володей.
– Ну и что? Можно подумать, вы не Володя.
– Тогда можно мне называть вас Мариной?
Она вздохнула:
– Почему нет? Как говорится, хоть груздем назови, только в кузов не клади.
– Не расстраиваетесь, Марина. Мы найдем его. Или их. Тех, кто все это устроил.
– Что-то я сомневаюсь в этом. Легче найти черную кошку в темной комнате.
Ковалев уже совсем отошел. Видимо, таблетка была сильная. Краснота с его лица спала, дыхание стало ровным. Только на лбу блестели капельки пота.
– Нина не заказчик преступления. Она его исполнитель. Такая же, как Максим Гальперин. Им обоим платил один и тот же человек. Максиму – чтобы он бросился к вам под колеса, Нине – чтобы отвлекла вас своей болтовней. И еще… – Ковалев сделал многозначительную паузу. – И еще, чтобы она соблазнила вашего мужа.
– Соблазнила Сергея? Не может этого быть! Вы хотите сказать, она не просто так спуталась с ним?! Не потому, что он ей нравится?
– Нет, – проговорил Ковалев убежденно. – Сначала я тоже думал, что она влюблена в него, как кошка, и готова бежать по первому его зову. Но потом понял, что это не так. – Он посмотрел на Марину в упор и произнес жестко: – Я был у вашего мужа. Он пьет без просыпа. Каждый вечер напивается до поросячьего визга. Поэтому и не приезжает к вам, и не пишет. Нина устроила на него настоящую атаку и добилась своего. Ваш Сергей безвольный слюнтяй, маменькин сынок, привыкший, что все должны крутиться вокруг него и ублажать его. Вы чуть отвлеклись – и он тут же побежал за лаской к Нине, благо она ему ее предлагала в избытке.
Марина слушала Ковалева и думала о том, что он прав. Прав, как это ни больно и ни обидно слушать. Несмотря на внешнюю силу и стать, Сергей в душе капризный ребенок, и она всегда об этом знала, просто не хотела признавать.
– Я что-то утратила связь, – задумчиво проговорила Марина. – Сергей пьет. Не едет ко мне, оттого что ему стыдно из-за Нины. Она соблазнила его, потому что кто-то заплатил ей за это. И за то, что она позвонила мне в тот трагический момент, когда я сбила Гальперина. Но как все это связано?
– Очень просто. – Ковалев слегка прищурился. – Цель у человека, который договорился с Гальпериным о его смерти, была одна: разлучить вас с Сергеем. Для этого все средства оказались хороши. В том числе и Нина, которую подсунули ему как приманку.
– Вы говорите ужасные вещи. – Марина невольно поежилась. – Кто хотел разлучить меня с моим мужем? И зачем – если это не Нина?
– Этого я пока не могу сказать. Будем копать с другой стороны.