Ее прошиб пот. Стало так душно, что закружилась голова.
– С вами все в порядке? – Максим глядел на нее с тревогой. – Вы очень покраснели. Не давление ли?
– Оно самое, – пропыхтела сквозь зубы Нонна. – Нам пора идти, а то сейчас корпус закроют.
– Да-да, конечно, – спохватился Гальперин. – Простите ради бога. Мне так хорошо тут с вами сидеть. Я давно не чувствовал себя так спокойно и комфортно. Дома Аня все больше молчит, конечно, ей не до разговоров, она чуть живая после двух работ приходит, а еще готовка, уборка, стирка и так далее. А с вами, Нонна, я себя хоть немного человеком почувствовал.
Они закрыли подсобку и вышли на улицу. Темнело, один за другим зажигались фонари. Гальперин с наслаждением вдохнул влажный весенний воздух и тут же зашелся сухим надсадным кашлем. Нонна с испугом смотрела, как он содрогается, складываясь пополам. На лбу у него вспухла синяя вена, губы стали черными. Наконец он откашлялся и обессиленный прислонился к плечу Нонны.
– Уфф… хоть бы все это кончилось поскорее.
В глазах его было страдание. Нонна промолчала, взяла его под руку и медленно повела к ограде. Она проводила его до самого дома, благо жил он совсем близко к диспансеру.
– Спасибо вам, – еще раз поблагодарил ее Гальперин.
– Не за что.
Они немного постояли молча. Он не спешил уходить и как будто колебался, желая что-то еще сказать. Наконец решился:
– Нонна, а если я еще зайду к вам на чай?
Ей только этого и надо было.
– Конечно, заходите. Я буду рада.
– Я приду! – Он улыбнулся и пошел к подъезду.
Нонну всю трясло. Картина, которая стояла перед ее глазами, была настолько ужасна и страшна, что она поражалась сама себе, как в ее голову могло прийти такое. Она, эта картина, была до предела яркой, детализированной, словно реальной. Бампер Марининого «Пежо», измазанный дорожной пылью, серый асфальт в крови, лежащее под колесами распластанное тело мужчины и глаза Марины, в которых бились испуг и отчаяние. Нонна попыталась прогнать это видение прочь, но оно не уходило, а только делалось еще ярче. Она стиснула кулаки в карманах пальто и медленно побрела домой.
Неделю Нонна старалась прийти в себя и выбросить из головы преступные мысли. Но вместо этого невольно разрабатывала план, благодаря которому Марина попадет за решетку. Она поможет несчастному Гальперину, прекратит его страдания, а взамен обеспечит его семью.
Это был маленький Ноннин секрет, о котором она не говорила никому, даже сыну. Та самая тетка, которая растила ее до совершеннолетия и с которой все эти годы Нонна не поддерживала никаких отношений, умерла год назад. Муж ее, Ноннин дядя, умер еще раньше. Каково же было удивление Нонны, когда ей позвонили и сообщили, что она является единственной наследницей однокомнатной квартиры в одном из спальных районов. Детей у тетки не было, однако Нонна была уверена, что кто-то давно уже подсуетился и квартиру прибрал к рукам. Но нет – ей снова повезло, как тогда с Мотиной матерью.
Нонна втихаря оформила документы на квартиру, думая в скором будущем сделать сыну и невестке царский подарок, однако до поры до времени молчала, как партизан. И вот теперь квартира должна была пойти в дело. Цена ей была около семи-восьми миллионов, именно во столько Нонна оценила добровольную гибель Гальперина под колесами Марининой машины.
Теперь оставалось ждать, когда Гальперин явится к ней в подсобку на чай. И он пришел. Принес коробочку конфет и трогательный желтый тюльпан. Выглядел он хуже некуда, лицо из желтого сделалось зеленоватым, под глазами сгустились свинцовые тени. Нонна накрыла скромный импровизированный стол: чай, конфеты, пару творожных сырков, бывших у нее в заначке, да большое зеленое яблоко, порезанное на дольки. Максим пил чай, по обыкновению, обжигая язык, хрумкал яблоком и снова говорил, говорил. Жаловался на несправедливую судьбу, рассказывал, как страдают дочь и сын, как терпеливая Аня стала срываться и кричать на него, что он загубил ей жизнь.
– Хоть бы не слышать всего этого и не видеть, – с болью говорил он Нонне. – Разве я виноват в том, что заболел? Если б я знал, как им помочь, я б не задумываясь, отдал бы все. Даже жизнь.
Нонна не спеша прожевала конфету. Потом взглянула на Максима пристально:
– А если бы такая возможность появилась?
Он перестал хрустеть яблоком и уставился на Нонну.
– Что… что вы имеете в виду?
Она встала и на всякий случай проверила, нет ли кого за дверью каптерки. Но в коридоре было пусто. Нонна вернулась и села обратно на крохотный, продавленный диванчик.
– Я имею в виду деньги. Большие деньги для вашей семьи.
– Откуда? – хрипло произнес Гальперин.
– Это не так важно. – Нонна снова смерила его пристальным взглядом.
Он судорожно сглотнул.
– А что важно?
– То, за что эти деньги будут даны.
– За что же?
Нонна молчала, она никак не могла решиться произнести роковую фразу. Максим тоже молчал, нетерпеливо ерзая на диване. Наконец она тихо спросила:
– Максим, вы ведь сказали, что не боитесь смерти? Это правда?
Он кивнул, не отрывая от нее глаз.
– Вот за это… – Нонна не договорила, сделала выразительный жест рукой.
Гальперин отшатнулся от нее в сторону.
– Вы хотите сказать, что я… что я должен наложить на себя руки?!
– Не совсем так.
– А как? Самоубийство – грех. Я верующий человек. Если бы не это, я бы уже давно… – Он обхватил голову руками и стал мерно раскачиваться в тоске и безысходности.
Нонна смотрела на это неизбывное страдание, и ее мучила совесть. Куда она полезла? На что замахнулась? И где взять силы, чтобы провернуть такое?
Однако перед ее глазами тут же встал крохотный младенец, вернее, его обрубок. Страшное, нечеловеческое личико, сморщенное в плаче, от которого кровь стыла в жилах…
Она решительно мотнула головой, отгоняя последние сомнения.
– Это не будет самоубийством!
Гальперин оторвал руки от лица, губы его зашевелились почти беззвучно.
– А что же это будет?
– Это будет убийство. Убийство по неосторожности. Точь-в-точь такое, какое совершил ваш отец. Только теперь жертвой будете вы.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Гальперин часто заморгал от волнения. – Кто меня убьет? Кто будет за рулем авто? И как технически это можно выполнить?
– Об этом мы поговорим отдельно и все обсудим. Продумаем детали. Все должно выглядеть так, будто вы переходили дорогу, вам стало нехорошо, а невнимательный водитель сбил вас.
– Кто же этот ваш… ваш враг? – тихо спросил Гальперин.
– Этого вам лучше не знать. Я напишу расписку для вашей жены. В ней я обязуюсь передать ей деньги, якобы взятые ранее в долг. Ровно семь миллионов. Этого хватит, чтобы вы спокойно покинули этот мир?
– Но ведь это все равно самоубийство. – Максим упрямо закусил губу.
– В какой-то мере да. Но ваши близкие будут обеспечены, они не будут нуждаться. Выбор за вами.
Максим угрюмо молчал. У Нонны болезненно сжалось сердце. Откажется. Конечно, любой бы на его месте послал ее ко всем чертям, да еще и в полицию бы настучал. Нонна, однако, не опасалась, что Максим сдаст ее в полицию – слишком уж он был доходяга, такому не до объяснений с властями, да и доказательств у него никаких – в случае чего Нонна скажет, что все ему привиделось в больном бреду. Но вот отказаться – это он вполне мог.
– Ну что? – осторожно спросила она.
– Мне надо подумать.
– Как долго?
– Хотя бы неделю.
Нонна кивнула. Он распрощался и ушел.
На следующий день Нонна позвонила знакомому риелтору.
– Хочу продать квартиру.
– Хотите – продадим, – бодро ответил тот.
Через пару дней нашелся покупатель. Он готов был тут же отдать деньги, но просил немного снизить цену. Нонна решила пока не уступать. Максим молчит, может, и не потребуется продавать квартиру.
Гальперин исчез. Не появился он ни через неделю, ни через две. Нонна уже поставила крест на своей затее, и, честно говоря, была этому рада. Задуманное ею злодейство было настолько коварным и безжалостным, что она содрогалась, представляя себе, как все это будет.
Нонна продолжала ходить на работу, риелтору пока дала отбой, изо всех сил старалась до поры до времени избегать визитов к сыну с невесткой. И вдруг неожиданно появился Гальперин. Она мыла полы в холле и увидела его, идущего по коридору к ней навстречу. Нонна сразу поняла, что он решился, созрел. У нее подкосились ноги от страха. Она стояла и смотрела, как он подходит все ближе. Глаза его на бледном лице горели почти безумным пламенем. Он подошел к ней вплотную, на Нонну пахнуло ментоловым запахом валидола.
– Здравствуйте, давненько вас не видела, – пролепетала Нонна. – Как здоровье?
– Пошли. Идем к вам. – Он цепко взял ее под руку.
Больные, сидевшие в очереди в кабинет, посмотрели на них с удивлением и любопытством. Нонна быстро кинула тряпку в ведро и послушно пошла по коридору за Гальпериным. Едва за ними захлопнулась дверь каптерки, он выпалил ей в лицо:
– Я согласен!
Она смотрела на него, леденея от ужаса, а он все говорил, говорил:
– Я понял, так дальше нельзя. Я должен помочь им. Помочь моим близким. И я помогу. Вы должны мне все рассказать. Все подробности, детали. И непременно расписка…
– Да, да, да, – перебила его Нонна.
Ей вдруг захотелось вытолкать его из комнатенки, а самой позабыть об их разговоре как о дурном сне. Однако она пересилила себя:
– Расписка будет. Об остальном надо думать.
Нонна не случайно решилась на преступление именно в сообществе Гальперина. Интуиция с самого начала подсказывала ей, что он обладает недюжинным умом и широкими знаниями во всех областях, без которых невозможно было разработать план, позволяющий упрятать Марину в тюрьму. Гальперин все рассчитал технически точно. Сам нашел место, где проще всего будет осуществить наезд, предварительно несколько раз проследив на такси за Марининым маршрутом к врачу. Посоветовал для верности отвлечь Марину телефонным разговором, перед этим вытащив из ее сумки наушники. Нонна позвонила Нине – та сидела в полной заднице, без работы, без денег, в обнимку с бутылкой. Она была счастлива, когда Нонна предложила ей деньги, и выполнила все, что та ей велела: мешала Марине следить за дорогой своей болтовней, а после закрутила шуры-муры с Сергеем.