сством, а также целесообразно действующие организмы и цельные органы имеют особые причины возникновения, отличные от качеств-сил. Однако это вовсе не мешает тому, что в анализе биологических явлений Аристотель широко использует физико-динамический подход. Напротив, именно здесь он его максимально развертывает. Поэтому ограничение этого подхода «сверху» является весьма условным: в принципе везде в мире становления «игра» динамических качеств подчинена, в конце концов, органическому процессу самораскрытия индивидуальных сущностей. Этот контроль над динамикой качеств со стороны органических сущностей ярко обнаруживается, например, в концепции широко понимаемого Аристотелем «пепсиса», или приготовления (πέψις), в результате которого процессы становления достигают своей завершенности (готовности). Учение о «пепсисе» будет нами рассмотрено в дальнейшем.
Ограничение «снизу» состоит в том, что в глубине физического мира лежит первоматерия (πρώτη ὓλη), являющаяся основой и материальной причиной для возникновения элементов и системы качеств. Резюмируя эти ограничения сферы «локализации» физико-динамического квалитативизма, можно сказать, что он действует в области смешения основных четырех аристотелевских причин. Где эти причины функционируют в чистом виде, там самостоятельно сущий качественный мир теряет свою первостепенную значимость. В мире искусства (τέχνη) выступает на сцену финальная причина, в глубине природы (φύσις) открывается в чистом виде материальная причина. И где-то между ними в мире максимального смешения действуют качества-силы как одновременно материальная, формальная и действующая причины. Мир смешения, становления, изменения, эмпирии – вот мир, где динамико-квалитативистское мышление оказывается необходимым и адекватным. Это совокупность процессов в телах подлунного мира: болезнь и выздоровление, рост и питание, скисание и обжиг, растворение и замерзание и т. д.
Понятие элемента стушевывается и отступает на задний план в этой сфере уже потому, что в элементе выражен предел «совершенствования» конкретных тел и веществ; элемент своего рода «энтелехия» чистого вещества. Но в подлунном мире все смешано. Аристотель говорит о том, что все сложные тела образованы из всех четырех элементов сразу. Элемент в «химии» Стагирита в чистом виде не существует как конкретно данное чувственно воспринимаемое тело подлунного мира. Эмпирически данная вода только «похожа» на элемент того же названия. Она приближается к нему, уподобляется ему, но никогда полностью с ним не отождествляется. Эта теория «реального» и «идеального» значения понятия элемента развита Аристотелем в его сочинении «О возникновении и уничтожении». В IV книге «Метеорологии» Аристотель практически не различает эти два значения, что приводит к известной эмпиризации его понятия элемента.
В последнем разделе этого сочинения Аристотель выдвигает общий подход к рассмотрению вещества и его превращений. Это органический подход. Он состоит в том, что рациональное определение любой вещи, вещества или его изменения есть определение его функции в некой органической системе. Согласно Аристотелю, все вещи без исключения определяются их функцией. Благодаря такому функциональному подходу органический тип отношений распространяется на весь физический мир. Именно в этом разделе Аристотель приводит свой знаменитый пример с рукой, которая не является таковой, будучи отсеченной от живого тела. В поле зрения этого подхода попадает и вся неорганическая природа. Раскрыть сущность последней значит, по мысли Аристотеля, показать ее функции в репродуктивном органическом процессе.
Основной предмет анализа Аристотеля в этой книге «Метеорологии» – это гомеомерные тела и их превращения и изменения. Это – уровень, промежуточный между элементами (рассматриваемый главным образом в книгах «О возникновении и уничтожении») и сложными составными органическими образованиями, рассматриваемыми, прежде всего, в таком сочинении, как «О частях животных», а также в других произведениях биологического цикла. Гомеомерии происходят из элементов, и сами, будучи взяты как материя, служат основой для возникновения сложных природных образований. Аристотель здесь различает происхождение гомеомерий «снизу» (из элементов) и их логическую сущность или определение, получаемое «сверху» (от организма). Это различие соответствует различению материальной и формальной причин: материальная причина идет «снизу», а формальная – «сверху». Поэтому органический подход Аристотеля прочно укоренен в его общефилософской концепции и конкретно функционирует на ее основе и в сочинениях небиологического цикла.
Применение этого подхода к неорганическому миру не является автоматически совершаемой процедурой: Аристотель сознает ее трудности. В частности, он говорит, что применение подхода «сверху» довольно очевидно в случае таких тел, как ангомеомерии (неподобочастные тела), т. е. тел более сложной конституции, и тем более в случае целостных живых тел, образуемых из ангомеомерий. Но в еще большей степени функциональное, формальное определение связывается им с такими телами, как орудия человеческого искусства. Аристотелевский органический подход, таким образом, предстает универсальной концепцией, охватывающей, хотя и не без затруднений, как добиологический, так и надбиологический (мы скажем, социальный) мир.
Хотя функциональное логическое определение гомеомерий и тем более элементов менее очевидно, чем по отношению к органам живого тела, однако оно может быть установлено благодаря их связи с живым организмом и с его воспроизведением. Бронза и серебро есть то, что они есть, говорит Аристотель, в той мере, в какой они способны к действию – активно или пассивно, точно так же, как мясо и кровь. Однако с точностью определить их сущность трудно, так как из-за процесса изменения трудно определить, принадлежат ли даваемые им определения к ним как таковым или же нет.
Мысль Аристотеля относительно трудности рассмотрения неорганического мира с органической точки зрения состоит в том, что неорганические объекты весьма близки к материи (имеются в виду отношения чистой материи и чистой формы как крайностей, между которыми размещаются исследуемые вещи). Их близость к материи означает, что они подвержены процессам изменения. А это, в свою очередь, означает, что их «логос» теряет свою определенность. Для фиксированности логического определения сущности вещи требуется неизменность ее характеристик, постоянство формы в разных аспектах. По Аристотелю, «логос» вообще органичен и все различие, вносимое различием в балансе материи и формы, между разными вещами (элементы, гомеомерии, ангомеомерии, организмы, орудия) состоит в степени определенности и однозначности логического определения: его органическая основа остается при этом неизменной. Единственное различие, которое Аристотель здесь проводит, касается достаточности динамики качеств-сил для объяснения происхождения гомеомерий (органических и неорганических), с одной стороны, и ангомеомерий и орудий человеческого искусства – с другой.
Для гомеомерий динамика качеств является достаточным основанием для их возникновения. Это различие объясняется тем, что ангомеомерии и предметы человеческого искусства предполагают гомеомерии в качестве лишь материальной причины. Динамика качеств, напротив, соединяет в себе как материальную, так и формальную (и действующую) причины, но только для уровня гомеомерий. Более высокий уровень формальной организации требует разделения причинного объяснения: отдельного указания материальной и формальной причин. Формальной (и одновременно действующей) причиной для орудий является искусство, а для ангомеомерий – природа. У Аристотеля все гомеомерные тела в своей сущности органичны. Именно поэтому, согласно логике Аристотеля, все эти тела могут получить логическое определение своей сущности в смысле указания их формальной причины. Сами философские категории формы, логоса, познания оказываются у Стагирита пронизанными интуицией органического целого.
Посмотрим теперь, как рассматриваются Аристотелем качества в его биологических сочинениях. Возьмем как пример учение об элементарных качествах, изложенное во второй книге трактата «О частях животных» (сокращенно – РА). Разбирая вопрос о структуре, или строении (συνϑέσις, σύστασις) («сложении» – в переводе В.П. Карпова), животных, Аристотель говорит, что первым уровнем этой структуры выступают элементы: земля, воздух, вода, огонь. Но тут же уточняет определение этого уровня таким образом: «Еще лучше, может быть, – говорит он, – было бы говорить о сложении из сил, или потенций (δυνάμεις), но не из всех, а так, как сказано было раньше в других сочинениях» (РА, II, 1,646а 15–16, пер. В.П. Карпова). Действительно, называя элементы, Аристотель ссылается на книги «О возникновении и уничтожении». Итак, зафиксируем момент преемственности учения об элементах в «О возникновении и уничтожении» и в трактате «О частях животных»: физическая теория элементов и элементарных качеств берется за основу и для биологических сочинений. Однако «берется за основу» не означает, что она при этом не изменяется. Действительно, проследим за дальнейшим ходом аргументации Аристотеля, объясняющей, почему лучше исходить при рассмотрении проблемы строения тел животных из качеств-сил, а не из элементов. «Ибо, – поясняет эту мысль Аристотель, – влажное, сухое, теплое и холодное являются материей сложных тел; дальше следуют другие различия, как тяжесть и легкость, плотность и рыхлость, шероховатость, гладкость и прочие подобные состояния тел» (РА, 646а 16–21). Значит, элементарные качества – это материя сложных тел, а поэтому никакой другой – кроме них – материи не требуется для объяснения биологических процессов и строения животных. Напротив, как мы видели, в книгах «О возникновении и уничтожении» теория элементов строится на основе понятия первоматерии.
Однако в биологических сочинениях (включая IV книгу «Метеорологии») достаточным оказывается фиксирование самих элементарных качеств в качестве «материи». Заметим, что и в качестве «формы» берутся также элементарные качества. В частности, этому разделению (материя – форма) соответствует деление элементарных качеств на пассивные (παϑητικά) и активные (ποιητικά), которое четко выражено в IV книге «Метеорологии», но приглушено в рассматриваемой нами книге «О частях животных», поскольку в ней речь идет не столько о динамике явлений жизни, сколько о строении животных. Понятно, что, рассуждая в этом статическом срезе анализа, Аристотель, видимо, менее нуждается в прямом введении понятия взаимодействия, борьбы, воздействия одних качеств (взятых как «активная форма») на другие («пассивная материя»), тем более что это уже сделано в других сочинениях.