[79]. Действительно, категория возможности лежит в основе общей теории движения или изменения, охватывающей все виды движения, которым соответствуют виды сущего: «А так как, – говорит Аристотель, – по каждому роду различается сущее в возможности и сущее в действительности, то я под движением разумею осуществление сущего в возможности как такового» (Метафизика, XI, 9, 1065b 15–16).
Бытие, осмысленное в аспекте возможности, есть бытие качественное, признание онтологического статуса за возможностью (способностью) прочно связано с признанием онтологической значимости – реальности – качества. А поскольку этот поворот аристотелевского мышления формировался в поле критического преодоления прежде всего элеатовской концепции, постольку критика элеатов имела первостепенное значение и для того, чтобы метафизика Аристотеля стала «качественной метафизикой» (Асмус), а физика – физикой качеств[80]. Включение в сферу «истинного бытия» движения и было основой нематематической физики Аристотеля (не забудем, что Аристотель всюду отождествляет математическое с неподвижным, а физическое, соотвественно, с подвижным, причем условия движения и качественности, как мы сейчас обнаружили, существенным образом совпадают в аристотелевском мышлении). Математические, а более точно числовые, соотношения, согласно Аристотелю, не осуществляются в действительности, так как «осуществляемое в действительности движение им не свойственно» (Метафизика, V, 15, 1021a 20–22). Напротив, качественные соотношения, основанные на отношении способного действовать (например, теплого, способного нагревать) к способному испытывать воздействие (способность нагреваться), «осуществляются в действительности» (там же, 1021а 17–18). Математическое здесь опять (как, например, при анализе значений качества; там же, 1020b 1–2) характеризуется через неподвижность. Та действительность, о которой здесь говорит Аристотель, это действительность физического мира. В этой действительности математические предметы, числовые отношения, в частности, существуют лишь потенциально.
Сделаем выводы из нашего анализа онтологического учения о качествах, изложенного главным образом в «Метафизике». Из признания за физическими качествами (состояниями) определенного онтологического статуса, равнопорядкового статусу движения, конечно, еще не следует возможность превращения качеств в самостоятельно действующие вещественноподобные силы. Однако то, что отсюда следует, это общефизические учения Стагирита, учение о движении, качественном изменеиии, основные понятия физики. Говоря точнее, вся основная структура его физики делается возможной в свете категории возможного бытия. Тем не менее в общем смысле признание онтологических прав за миром природы и становления, за миром движения и изменения служит определенным условием – хотя весьма отдаленным – и для той конкретной динамической физики качеств, феномен которой мы стремимся понять и объяснить.
§ 2. Качество и форма
Одной из наиболее трудных проблем при анализе аристотелевского онтологического учения о качествах является проблема связи качества и формы. Прежде всего надо заметить, что эти понятия в известном смысле принадлежат к совершенно разным уровням общей структуры концептуального мира аристотелевской философии.
Действительно, как мы уже отмечали, качество не входит в список основных фундаментальных понятий аристотелевской философии, являющихся универсальными оперативными понятиями, действующими на всех «этажах» «системы» Аристотеля: в онтологии, гносеологии, физике, логике и т. д. А форма, несомненно, входит. Пара понятий «форма – материя» является, пожалуй, столь же важной, если не более, как и другая сопоставимая с ней пара «возможность – действительность». Однако именно в силу своей всепроникающей универсальности и первостепенной значимости понятие формы, несомненно, связано с понятием качества, причем эти связи ставят понятие качества в определенную позицию, которая влияет и на все прочие связи, опосредования и возможности этого понятия не только в плане метафизики и онтологии, но и в плане физики и других наук о природе.
Связи формы и качества можно разделить на два резко несимметричных и неравноценных класса: во-первых, это связи именно формы с качеством. Рассмотрение этой связи требует анализа аристотелевской формы, выступающей как качество, в связи с качеством, в отношении к качеству. Исследование этих сложных связей невозможно без анализа самой категории формы, ее разнообразных проявлений. Во-вторых, качество выступает просто как форма или фигура тел. Анализ этого соотношения гораздо более прост и по материалу и по сути дела. «Четвертый род качества, – говорит Аристотель, – образует фигура и присущая предмету форма; кроме того, сюда же относится прямота и кривизна и то, что им подобно. В самом деле, ведь сообразно со всем этим каждый раз даются качественные определения, итак, через наличие треугольной или четырехугольной фигуры вещь получает качественное определение, а также – через то, что она прямая или кривая, и равным образом в зависимости от формы получает каждый предмет качественное определение» (Категории, VIII, 10а 12–16, курсив наш. – В.В.). Говоря о связи формы и качества в восьмой главе «Категорий», мы хотим, прежде всего, подчеркнуть, что понятие формы выступает здесь не столько в своем специфически аристотелевском плане, задаваемом ее противоположностью – материей – и всей той богатой семантикой этого понятия, которая рассматривается главным образом в «Метафизике», сколько это понятие выступает в простом смысле фигуры, неподвижного облика, «очерка» предмета. Отметим, что этот род качеств в принципе совпадает со вторым смыслом качества в классификации качеств в пятой книге «Метафизики» (V, 14, 1020b 1–8). В «Метафизике» Аристотель рассматривает в качестве одного из видов в классе качеств неподвижных предметов качества математических предметов. Но в отличие от «Категорий» его примеры этого вида качеств не геометрические (фигуры тел), а арифметические – качества чисел, «то, что входит в сущность чисел помимо количества» (там же, 1020b 6). В «Категориях» в качестве четвертого рода качества анализируется тот же вид качеств, но с другой стороны – со стороны обусловленности качественной определенности предметов их фигурой или формой.
Перейдем теперь к анализу собственно аристотелевского понятия формы. Прежде всего заметим, что мы будем ограничиваться только теми его аспектами, которые так или иначе связаны с проблемой выявления связей формы и качества. Но обойтись без хотя бы кратких замечаний о различных функциях аристотелевского понятия формы нам не удастся. Мы не будем стремиться охватить все смыслы этого понятия, даже если это было бы и полезно для нашей задачи. Как справедливо заметил Ле Блон, «нет более сложного и более трудно охватываемого понятия, чем понятие формы: логическая унификация всех смыслов и всех употреблений пары “материя – форма” кажется невозможной» [85, с. 407]. Тем не менее можно вычленить определенные смысловые центры этого понятия, в поле которых находятся другие понятия, в том числе и понятие качества.
Хотя понятие формы проходит буквально через все аристотелевские тексты, однако, пожалуй, именно в VII книге «Метафизики» мы находим основные моменты его экспликации и связанных с ним трудностей. Поэтому рассмотрение нашей проблемы целесообразно начать с анализа некоторых мест этой книги[81].
Уже вокруг интерпретации общего замысла VII книги мнения исследователей расходятся. Наторп считал, что в этой книге форма подвергается прежде всего логическому анализу, но в гл. 7–9, стоящих особняком, Аристотель переключается на анализ связи формы с физическим миром [107, с. 388]. Согласно Трико, основная задача Аристотеля в этой книге – анализ формы и доказательство ее непорождаемости. Аристотель, считает Трико, и становление исследует (гл. 7–9) для того, чтобы показать, что форма не становится, не подвержена возникновению и уничтожению [133, с. 378]. Тем самым получает объяснение давно отмеченный исследователями факт резкого отличия глав 7–9 от всей остальной книги. Однако объяснение Трико было подвергнуто критике Обанком [30, с. 476]. Обанк высказал мнение, что цель этой книги скорее не в анализе формы вообще и ее непорождаемости, а в исследовании проблемы единства формы составных сущностей (τò σύνολον) и что Аристотель «неожиданно» анализирует движение лишь потому, что именно движение нарушает единство формы находящихся в движении сущностей. Мы считаем, что точка зрения Обанка лучше соответствует тексту VII книги. Действительно, основная проблематика всей «Метафизики» – эта проблема познаваемости бытия. Основной вид бытия, по Аристотелю – это сущность, «первая сущность» («Категории»). Но познаваемость сущности дана в форме постольку, поскольку сущность тождественна форме. В VII книге, действительно, анализируются не все сущности, а только преходящие чувственно воспринимаемые сущности[82]. Но такие сущности – да и не только такие – в общем философском анализе расчленяются на материю и форму. Однако, согласно Аристотелю, следующему здесь за Платоном, материя как таковая непознаваема. Поэтому центральная для всей «Метафизики» проблематика познаваемости бытия – как возможно мыслить бытие – сосредоточивается на проблеме формы таких сущностей.
Сущности подлунного мира или индивидуальные чувственно воспринимаемые, преходящие вещи наделены самыми разнообразными свойствами, качествами, которыми они отличаются друг от друга и с которыми связана их индивидуальность. Однако в понятие формы эта качественность подвижных вещей не входит, а если и входит, то не вся. Не любое качество определяет суть бытия вещи или ее «чтойность» (Лосев), входит в эту суть как ее существенная особенность, специфизирующая чистую сущность. В этот узел проблемы построения знания о таких сущностях, об индивидуальных вещах подлунного мира, вплетен и интересующий нас вопрос о взаимосвязи формы и качества.