Кроме этих двух подходов к определению понятия качественного изменения, у Аристотеля имеется еще и третий подход – со стороны таких фундаментальных понятий как понятия материи и формы. Эти понятия подвержены, пожалуй, в наибольшей степени сложной диалектике своих взаимоотношений. Поэтому неудивительно, что применение указанной категориальной пары к определению качественного изменения приводит к тому, что Аристотель использует для определения качественного изменения как понятие формы, так и понятие материи. Очевидно, что при этом возникает определенное напряжение, которое, на наш взгляд, устраняется, прежде всего, анализом контекстов. Рассмотрим эти случаи.
В первой книге «О возникновении и уничтожении» Аристотель исследует различия генезиса и качественного изменения. Свой анализ данной проблемы он подытоживает в определении этих понятий, которое он получает благодаря применению соотносительных понятий формы и материи. «Ведь в основе [предмета], – говорит Аристотель, – одно существует соответственно определению (κατὰ τòν λόγον), другое – соответственно материи. Когда превращение происходит в этих [обоих] отношениях, то имеет место возникновение и уничтожение, когда же оно касается свойств и носит случайный характер, то [бывает] изменение (ὰλλοίωσις – качественное изменение – В.В.)» (GC, I, 2, 317а 23–26). В контексте анализа проблемы отличения возникновения и уничтожения от качественного изменения «свойства и случайный характер» изменения нужно понимать как характеристику, противоположную субстрату – материи изменения. Действительно, генезис, по Аристотелю, – это субстанциальное и полное изменение, предполагающее изменение самой основы (материи) предмета. Напротив, качественное изменение – более поверхностное и частичное изменение предмета, затрагивающее его свойства и носящее случайный характер, т. е. затрагивающее его «определение» или форму в противоположность «материи».
Материя здесь понимается так, как она характеризуется в VIII книге «Метафизики»: «Что и материя есть сущность, – говорит Аристотель, – это ясно: ведь при всех противоположных друг другу изменениях имеется их субстрат…» (VIII, 1, 1042а 33–34). Этот субстрат сохраняется при изменениях, включая и качественное изменение, и изменяется только в процессах возникновения и уничтожения, хотя и здесь есть нечто сохраняющееся, некоторая материя, но это уже другая материя.
Иначе определяется качественное изменение в «Физике»: «Возникают же просто возникающие предметы, – говорит Аристотель, – или путем переоформления (μετασχηματίσει), как статуя из меди, или путем прибавления, как растущие тела, или путем отнятия, как Герм из камня, другие путем составления, как дом, и путем качественного изменения, как изменяющиеся в отношении материи вещи» (Физика, 1, 7, 190b 5–9, курсив наш. – В.В.), Здесь необходимо, прежде всего, уточнить перевод. У Аристотеля сказано: κατὰ τὴν ὕλην, что означает «в отношении к их материи». Значит, речь идет не о материи глубокого, дальнего плана (в пределе – «первоматерии»), а о «ближайшей материи», которую надо скорее понимать не как субстрат, а как состояние более глубоко лежащего субстрата. Если мы приглядимся к контексту, то мы увидим, что возникновение (генезис) здесь берется в предельно широком значении: недаром все виды движения представлены как виды возникновения. В этой главе Аристотель подчеркивает многозначность понятия возникновения. Напротив, в трактате «О возникновении и уничтожении» он озабочен противоположным образом формулируемой задачей: показать не широту и своего рода универсальность понятия возникновения, а раскрыть его специфику и отличие от качественного изменения и других видов движения.
Учение Аристотеля о качественном изменении развивается им в связи с общим учением о движении. Аристотель озабочен не столько проблемой качественного изменения как особой и самостоятельной проблемой, сколько проявлением общих характеристик движения в случае качественного изменения как одного из видов движения. То значительное внимание, которое уделяется им анализу качественного изменения в VII книге «Физики», обусловлено необходимостью анализа применимости общего положения о наличии непосредственного контакта двигателя и движимого к качественному изменению.
Мы уже говорили, что проблема источника движения приводит Аристотеля к установлению иерархии видов движения, к формулировке «первого движения», к фактическому сведению качественного изменения к перемещению, в конечном счете к круговому «совершенному» перемещению, реализуемому, строго говоря, только в движении небесных тел. Но прежде чем перейти к вопросу о соизмеримости различных движений, Аристотель выясняет самое общее условие передачи движения от двигателя к движущемуся – их непосредственный контакт. Сначала он разбирает этот тезис в случае перемещения, а затем показывает его справедливость и для качественного изменения: «Между движущим с места на место и движимым нет ничего посредине. Но его нет также между вызывающим качественное изменение и изменяющимся – это ясно из индукции: во всех случаях происходит так, что последнее изменяющее и первое изменяемое находятся вместе» (Физика, VII, 244b 1–5).
Действительно, индукция показывает, что различные качественные изменения затрагивают те качества, которые воспринимаются органами чувств, причем между воспринимающим органом и исходным воспринимаемым качеством существует непрерывная связь, т. е. тот непосредственный контакт, который требуется этим общим тезисом о соотношении движущего и движимого в движении вообще. Решающим обстоятельством, объясняющим переход анализа физики движения в сферу физиологии и психологии восприятия, является то, что в случае чувственного восприятия качеств нет разрыва между органом восприятия и воспринимаемым качеством. Другими словами, Аристотель обращается к психологии восприятия потому, что находит в восприятии как системе аналогию с движением вообще в плане соотношения движущего и движимого. Эта аналогия оказывает существенное, определяющее влияние на понимание природы качественного изменения.
Аристотель в качестве общей схемы, или объяснительной модели для процессов качественного изменения выбирает систему чувственного восприятия. Непрерывный характер этой системы означает, что будучи моделью для процессов качественного изменения, она их подводит под общее правило теории движения об отсутствии разрыва в связи двигателя с движимым. Таким образом, здесь к индукции примешана и дедукция: качественное изменение, мыслимое по модели чувственного восприятия, подведено под это правило, а обращение к индукции служит скорее лишь иллюстрацией этого изначального согласования понятия качественного изменения с требованием общей теории движения. «Если тело, подвергающееся качественному изменению, – указывает Аристотель, – испытывает его от воздействия чувственно воспринимаемых вещей, во всех этих случаях очевидно, что конец тела, вызывающего изменение, и начало испытывающего изменение находятся рядом, так как с ним в непрерывном единстве находится воздух, а с воздухом тело» (Физика, VII, 2, 245а 2–6).
Непрерывность есть и в случае зрительного восприятия, и в случае слухового, и вкусового. По образцу этих чувственных восприятий теперь мыслится качественное изменение вообще: чувственно воспринимаемое тело непрерывным образом меняет качество в другом теле, как непрерывно орган чувств воспринимает качества предметов. Главный вывод, получаемый в ходе этих построений и прямо относящийся к содержанию аристотелевской концепции качественного изменения, состоит в том, «что все качественно изменяющееся изменяется от воздействия чувственно воспринимаемых вещей (ὐπό τῶν αἰσϑητῶν) и что качественное изменение присуще только тому, что само по себе испытывает воздействие чувственных вещей» (Там же, VII, 3, 245b 1–6). Это, конечно, не означает, что качественное изменение есть привилегия одушевленной природы: качественные изменения присущи и неодушевленной природе, но одушевлённые тела, по крайней мере, начиная с определенного порога, замечают или ощущают и осознают эти изменения, а неодушевленные тела – нет (см.: Физика, VII, 2, 245а 1–5).
Третья глава VII книги посвящена исключительно рассмотрению этого вывода, его доказательству для разных случаев, относящихся к сфере «психологии», к сфере человеческой активности как в моральном, так и техническом плане. Процессы технической или производственной активности человека рассматриваются Аристотелем в первую очередь (245b 5–246а 10). Эти процессы относятся к возникновению и не являются качественным изменением. Свидетельство в пользу этого дает анализ языка. В самом деле, предмет подвергшийся качественному изменению сохраняет исходное название: «Оформленный и сработанный предмет, когда он готов, мы не называем именем того, из чего он сделан, например, статую медью, пирамиду воском или ложе деревом, а, производя отсюда новое слово (пароним), медным, восковым, деревянным, а то, что испытало воздействие и качественно изменилось, называем; мы говорим жидкая, горячая или твердая медь или воск» (245b 9–15). Язык выражает различие процессов возникновения и качественного изменения в соответствии с тем, что возникновение есть процесс полного преобразования вещи, ее субстрата и ее свойств, а качественное изменение есть неполное изменение вещи, задевающее только ее свойства и носящее случайный характер (GC, I, 4).
Обыденная речь здесь следует за логикой вещей: понятие качества выступает как вторичное и зависимое по отношению к сущности. Название предмета призвано выражать прежде всего именно его сущность[112]. Поэтому очевидно, что изменение названия указывает на существенное изменение предмета, т. е. на то, что происходит не качественное изменение, а субстанциальное, т. е. возникновение одного и уничтожение другого предмета. Эта лингвистическая аргументация еще раз указывает на то, что концепция качества и качественного изменения связана с логико-грамматической моделью «субъект – предикат» (в онтологическом выражении «субстрат – атрибут»).